Встреча с неведомым
Шрифт:
Кажется, Барабаш хотел нас проводить, но, видно опасаясь быть помехой, остался дома. И мы пошли одни.
Уже скрылось за темными горами солнце и след его потух, но, словно желая осветить нам путь, разгорелось в небе северное сияние.
Мы стояли на льду реки и все смотрели, смотрели. Лиза прижалась ко мне. Я обнял ее за плечи нежно, как сестренку. Так мы смотрели долго, потрясенные до глубины души тем, что творилось в небе.
Разве можно найти слова, чтобы это выразить?
Насмотревшись и продрогнув, мы пошли. И вот тогда я сказал ей, что люблю ее с самой первой встречи… Сначала не знал, что уже люблю. Но знал твердо, что полюблю только ее — Лизу Абакумову.
— Понимаешь, люблю! Скажи только одно: да или нет?
Я остановился и, наклонившись, заглянул ей в глаза. Как они сияли!
— Я не знаю, — сказала Лиза, доверчиво и прямо глядя мне в лицо.
— Как же не знаешь?
— Не знаю… Ведь я еще никогда не любила. Мне тоже с первой встречи казалось, что я полюблю только тебя.
— Понятно. А теперь уже не кажется, — пробормотал я, внезапно упав духом.
Лиза живо сняла варежку и погладила меня по щеке теплой рукой.
— Ты не бойся его, — сказала она. — Я вижу, ты боишься Казакова и страдаешь. Я это пересилю в себе. Я хочу, чтобы тебе было хорошо, Коля. Дай мне разобраться. Нет, тут нечего разбираться. Это верно: я люблю тебя, как никого на свете. Даже больше, чем отца. Может, я люблю тебя просто по-человечески? Но я очень люблю тебя. Ты только повремени. Потерпи, пока у меня пройдет…
— Что пройдет? — произнес я, хотя уже знал, о чем она говорит.
С самого начала нам нужно было приучаться говорить друг другу правду.
— Ты знаешь, — прошептала Лиза, — может я… безнравственная. Я не знаю, что со мной происходит… Стоит Казакову взглянуть на меня… я сама не своя. У меня в глазах потемнело, когда он меня поцеловал. Наверно, надо было дать пощечину? Но это было бы нечестно с моей стороны. Ведь он не поцеловал бы, если бы не видел меня насквозь. Но я его совсем не люблю. Сможешь ли ты меня простить?
— Да. Видишь ли… Лизонька. Если мы рано поженимся, а жизнь большая, то, наверное, не раз будет такое и с тобой и со мной — придется терпеть…
— Ты так думаешь?
— Конечно! Столько интересных людей на свете,
Увлечения будут и у тебя, и у меня. Но увлечение — это еще не обязательно любовь. И ради любви настоящей нужно научиться в себе это преодолевать. Только и всего.
— На всю жизнь? А если любовь пройдет?
— Да, что может быть ужаснее, когда живут двое, так называемые муж и жена, и совсем не любят друг друга… Тогда лучше расставаться…
— Коля! Почему ты над этим думаешь? Откуда ты все это знаешь?
— Мне кажется, мои родители уже не любят друг друга… Пошли, а то ты простудишься.
У поворота реки мы взобрались на высокий берег, и перед нами блеснули огни Черкасского. Минуя рудник, мы пошли прямо к плато.
— Коля! — позвала Лиза, остановившись. — Мне очень хорошо. А тебе?
— И мне хорошо, — сказал я искренне.
— Смотри, а сияние все не угасает. Как можно жить, никогда не видя полярного сияния?
— Должно быть, можно, только они — бедные!
— Да, бедные люди: никогда не видеть полярного сияния…
Так мы шли веселые, беспечные, а над нами, щедро освещая путь, полыхало северное сияние. Мы уже вышли на протоптанную тропу — скоро подъем на плато — и тогда увидели их…
Они стояли на тропе, перерезая нам путь: Гусь, Топорик, цыган Мору, Сурок, Рахит.
Ноги у меня стали ватными, под ложечкой захолонуло, будто глянул в пропасть. Только увидев их, я уже знал: не случайно они здесь. Они ждали нас.
Лиза! Как мне спасти Лизу? Разве я слажу с пятью хулиганами?
Замедлив шаг, я бросил быстрый взгляд вокруг. Справа и слева темнели колючие заросли шиповника — не продерешься. Только вперед или… назад.
А они уже подходили и окружали, не теряя времени. Лиза судорожно уцепилась за мой рукав.
— Коленька! — прошептала она.
Гусь выступил вперед и нагло осмотрел Лизу.
— Пропустите нас, — сказал я своим обычным голосом, запрятав страх надежно, и хотел пройти.
Парни окружили нас плотнее.
— Разве мы для этого ждали тебя битых два часа, милок, — ласково процедил Гусь и, осклабившись, показал свои острые, как у лисицы, зубы. Он задумчиво уставился на Лизу.
— Пропусти девчонку, Гусь! — вполголоса посоветовал Сурок. — Мне двадцать лет не треба.
— Можно и «вышку» схлопотать, очень просто! — так же вполголоса поддержал его Рахит и нервно хихикнул.
— А ну беги, девчонка, что есть духу. Пли! — мрачно выговорил Мору и посторонился, давая Лизе дорогу.
— Ты, Цыган, за меня не распоряжайся. Командую здесь я, понял? — оборвал его Гусь. Однако посторонился неохотно.
Лиза стояла, прижав руки к груди и тяжело дыша. Во взгляде ее был ужас.
— Беги, Лиза, беги! — крикнул я.
— Как же я тебя брошу?
— Иди! — Я вложил в это слово весь свой страх за нее, гнев, что она не понимает и медлит. Мне даже не верилось в такой оборот: им был нужен только я.
Несколько бесконечных секунд Лиза колебалась. Ей претила мысль бросить меня в беде. Но разве она могла мне помочь? В следующее мгновение она метнулась между Цыганом и Топориком, упала, запутавшись в лыжах, в одно мгновение освободилась от лыж и понеслась назад по тропе к поселку.