Встреча (сборник)

Кемельбекова Умут

Мусалям лежал в лощине на склоне холма в ожидании ночи. Их было около десятка солдат, отбившихся от своего полка. Им повезло – среди них был русский солдат. Он вел их уверенно через поле. Другие были татарами. Мусалям немного знал русский язык и переводил приказы русского солдата. Солдата звали Петр.

– Ты скажи, что лежать будем до темноты. А если японцы на нас выйдут, то надо будет отстреливаться, но последнюю пулю оставить себе.

– Почему, Петр? Лучше еще одного врага убить. Они нас все равно расстреляют.

– Не будут они расстреливать, –

ответил Петр, – а будут пытать. Нет ничего страшнее японских пыток. Так и объясни своим. Молитесь Аллаху, чтобы дал смерть в бою, и оставьте последнюю пулю себе. А я буду молиться Богу.

Мусалям объяснил своим товарищам указание Петра. Он прикрыл глаза и стал молиться. «Аллах всемогущий, дай смерть воина. Если выживу, – дай добраться домой. Дай увидеть отца и мать. Пошли жену, детей и внуков».

Мусалям уснул, и снится ему сон. Всадник на белом коне остановился перед ним и сказал:

– Ровно через пятьдесят лет у тебя родится внучка, и еще через пятьдесят лет она будет жить в доме в Москве рядом с Кремлем, где живут русские цари.

– Что это за дом? Где этот дом?

– Дом еще не построен.

Сказав это, всадник ускакал, а Мусалям проснулся и долго еще лежал, пытаясь разгадать значение сна.

* * *

Чистопрудный бульвар, как всегда, был многолюден, празднично одетая публика прогуливалась вдоль пруда. Было много детей. Скамейки были заняты. На одной из них сидели двое: пожилой русоволосый мужчина в шортах и в соломенной шляпе и женщина лет пятидесяти, по-видимому, казашка: рядом находилось посольство Республики Казахстан.

Мимо прошла группа молодых людей в красноармейских пилотках времен Великой Отечественной войны. В руках они держали портреты. «Это участники «Бессмертного полка», – сказал мужчина.

На соседней скамейке также сидели двое: седая женщина и молодой мужчина. Седая женщина с трудом поднялась, опираясь на тросточку. На груди у женщины сверкнула Звезда Героя Советского Союза. Ее спутник держал в руке фотографию в деревянной рамке. На фотографии был изображен молодой лейтенант. Надпись гласила: «Иван Степанович Крымов. 1919–1945. Спасибо деду за Победу!».

Они медленно пошли в сторону метро.

– Неужели эта женщина была участницей «Бессмертного полка»? – удивился мужчина.

– Скорей всего это внук прошел по Красной площади, а теперь гуляет с бабушкой, – ответила женщина и продолжила. – А мой дедушка воевал на русско-японской войне. Он и подумать не мог, что его внучка будет жить в Москве, недалеко от Кремля, в доме, который даже не был построен.

– А в каком году построен наш дом?

– В 1917-м.

– Прошло сто лет. Но мы же сюда раньше переехали.

– Да, мы живем здесь с 2005 года.

– Сто лет после русско-японской войны. Действительно, твой дед не мог представить такие перемены в истории своей семьи!

– Не мог представить, – согласилась женщина

Кухаркины дети

Одесса утопала в цветущих каштанах. В кабинете директора гимназии № 5 действительного статского советника Феодосия Алексеевича Владычина, который занимал этот пост с 1883 года, сидели трое: он сам, преподаватель законов действительный статский советник Василий Васильевич Овсянников и преподаватель русского языка статский советник Виктор Юрьевич Кинги.

– Надо решать вопрос с Николаем Корнейчуком, – произнес директор, глядя на преподавателей.

– Он лучший ученик в пятом классе. С отличием может окончить гимназию через три года, – ответил Виктор Юрьевич и посмотрел на Василия Васильевича, ища поддержку.

– Отличник-то он отличник, но незаконнорожденный, сын кухарки, – продолжал директор гимназии.

– Да мать его не кухарка, а прислугой была в Петербурге. Отец его – потомственный почетный гражданин Эммануил Соломонович Левенсон. Их брак формально не был зарегистрирован, так как для этого требовалось крещение отца, но они прожили вместе не менее трех лет.

– Однако вскоре после рождения сына Левенсон оставил свою незаконную семью, женился на женщине своего круга и уехал в Баку. Мать была вынуждена переехать в наш город, – настойчиво продолжал директор. И заключил. – Будем его отчислять.

– Но на каком основании! – почти возмущенно произнес Виктор Юрьевич и опять посмотрел на Василия Васильевича.

Директор также посмотрел на преподавателя законов.

– На основании «Циркуляра о кухаркиных детях» от 18 июня 1887 года, подготовленного министром просвещения России графом Иваном Давидовичем Деляновым. Министр рекомендовал не принимать на обучение детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детям коих вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию.

– По его же рекомендации закрываются при гимназиях приготовительные классы, – добавил Виктор Юрьевич.

– В этом же Циркуляре есть указание об ограничении известным процентом приема в гимназии и прогимназии детей евреев, к которым может быть с пользою применена и предположенная особою комиссией под председательством статс-секретаря графа Палена мера о недопущении в гимназии и прогимназии детей евреев из низших сословий.

– Но у него мать полтавская русская крестьянка Екатерина Осиповна Корнейчукова, – сделал еще одну попытку отстоять своего талантливого ученика Виктор Юрьевич.

– Виктор Юрьевич, – остановил его директор гимназии. – Достаточно, достаточно у нас оснований, чтобы его отчислить.

– Вполне, вполне достаточно, – поддержал его Василий Васильевич. – Что же это будет, если все кухаркины дети начнут учиться, к тому же евреи?

Судьба незаконнорожденного еврея по отцу, сына русской крестьянки была решена. Он был отчислен из пятого класса Одесской гимназии № 5 на основании «Циркуляра о кухаркиных детях».

Он умер в Москве в 1969 году.

Звали его Корней Иванович Чуковский.