Встречи и разлуки
Шрифт:
Жребий брошен, думала я по дороге к своему дому.
Я рассчиталась с хозяйкой и предупредила, что завтра уезжаю. Я не могла решиться переехать в Крессвэй-хауз сегодня же. Я должна была провести еще одну ночь в комнате, где мы были так счастливы с Гарри.
Наша любовь представлялась мне теперь волшебной сказкой, красивой сказкой с трагическим концом, прекрасным сном, за которым последовало жестокое пробуждение. Она была внезапной и пылкой, наша любовь, но кто знает, что ожидало нас в будущем.
Я,
Я его совсем не знаю, и он ничуть не похож на тех, кого я когда-либо знала. Когда я с ним, у меня нет такого ощущения, что я изменяю памяти Гарри. Ведь я не влюблена в него, но мне очень сложно разобраться в своих чувствах.
Мне почему-то кажется, что могу дать Сидни что-то, чего ему не купить ни за какие деньги.
Я постараюсь сделать его счастливее. Не может быть ничего ужаснее, чем жить одному в этом огромном, хоть и пышном, но безобразном доме. Я уверена, что по меньшей мере могу сделать его дом менее мрачным, более жизнерадостным и привлекательным.
Когда я ужинала с ним сегодня, я не удержалась и попросила его разрешения изменить обстановку в некоторых комнатах.
— На это еще будет время, — сказал он, но, чуть помолчав, добавил: — Вы можете оживить кое-что, если хотите. Думаю, вы не успокоитесь, пока не настоите на своем, так что уж лучше мне сразу уступить и предоставить вам свободу действий.
У него какой-то своеобразный способ проявлять ко мне расположение, как будто он делает это с неохотой, скрепя сердце.
У меня такое чувство, что если бы мы с ним поссорились, то не из-за какого-то конкретного моего поступка, а потому, что я способна взять над ним верх. Он так привык всем заправлять, что внутренне негодует на самого себя за то, что уступает мне.
Я вижу, что мне придется нелегко, и в каком-то смысле я этим довольна. Чем хуже, тем лучше. По крайней мере у меня будет сознание, что я не даром ем хлеб.
Все женщины в основном любят больше отдавать, чем брать. Если женщина любит, ей ничего не нужно от мужчины, кроме его любви. Берут только авантюристки, часто ненавидя тех, у кого они на содержании.
Побывав в банке, я поспешила в ателье и рассказала все Клеоне.
Она так удивилась, что сначала не поверила мне.
— Это все шутки, Линда, — говорила она, — ты смеешься надо мной!
Когда мне наконец удалось убедить ее, она оценила это по-своему:
— Что ж, тебе повезло. Он ведь самый богатый человек в Англии, или почти.
— Знаешь, Клеона, — сказала я, — мне он и правда нравится — в самом деле! Несмотря на всю его эксцентричность, он один из немногих настоящих мужчин, каких мне случалось встречать с тех пор, как я в Лондоне.
Я видела, что Клеона мне не верит, но она такая деликатная, что вслух этого не сказала.
Я знаю, она считает Сидни чудовищем и восхищается мной за то, что, как она полагает, я сумела им завладеть. Она не верит, что дело здесь совсем в другом, и считает, что я просто погналась за богачом и ухитрилась поймать его.
Я ни слова не сказала ей о нашей сделке и о том, что между нами ничего нет. Я уверена, что она бы мне ни за что не поверила!
Ну ладно, думала я, одеваясь вечером, если Сидни будет невыносим, я всегда могу уйти и оставить его, и конец делу.
Клеона помогла мне выбрать у Канталупа новое платье, и мадам Жан позволила сразу же надеть его. Слава Богу, оно мне подошло.
Какое облегчение выбросить старые вещи и сознавать, что я уже не выгляжу такой облезлой.
Я спустилась вниз в контору и выписала чек. Пока я была там, вошел мистер Канталуп.
— Привет, Линда, — сказал он. — Как поживаете?
Когда он увидел, чем я занята, он стал еще более любезным.
— Это солидная сумма для однократного платежа, — сказал он приветливо.
Я понимала, что Канталуп умирает от любопытства, откуда у меня такие деньги, но не решается спросить.
— Боюсь, что этот долг давно уже на мне, — сказала я с напускной скромностью.
Весь остальной день прошел в суматохе. Хорошо, что у меня была машина для разъездов. Я причесалась в парикмахерской и купила себе туфли к вечернему туалету.
Когда я покончила со всеми делами, времени у меня оставалось в обрез, только принять ванну и переодеться, чтобы прибыть в Крессвэй-хауз ровно в восемь. Как все деловые люди, Сидни очень пунктуален и любит ужинать рано.
Поэтому я не успела написать маме, как собиралась; только выписала чек на ее имя на двадцать фунтов, положила его в конверт и отослала.
Я знаю, что она будет в восторге. Если получится, напишу ей завтра и расскажу обо всем.
Конечно, она не поверит, что у нас чисто платонические отношения, и будет считать, что это незаконное сожительство. Но, может быть, когда-нибудь я снова выйду замуж, и она будет счастлива.
Ужин был очень приятный, и мы строили всякие планы на завтра. Мы едем в Париж на уик-энд. Как он это чудесно придумал!
Мысль о переезде в Крессвэй-хауз со всем моим имуществом меня немного пугает. А в Париже я никогда не была, и это будет что-то вроде медового месяца, только не настоящего…
Сейчас, лежа в темноте, я чувствую, как по спине у меня пробегает холодок. Сегодня я прощаюсь навсегда с моим прошлым и с воспоминаниями о Гарри. Они бесценны для меня, и никто не может их у меня отнять. Гарри принадлежит мне, а та Линда, которую он знал, принадлежит только ему. Это наше общее прошлое. Да, теперь уже только прошлое.