Встречи и знакомства
Шрифт:
Государыня, сильно взволнованная испрашиваемым разрешением на «изгнание» воспитанницы, и притом такого маленького ребенка, каким была С[аблина], – отказала директрисе в испрашиваемой высочайшей санкции и повелела отложить всякое решение до личного ее приезда.
Одновременно с этим Гофман, не стесняясь, сообщил и о неудовольствии государя вследствие того, что рапорт этот расстроил и взволновал императрицу, спокойствие которой государь внимательно оберегал.
– Государю благоугодно было приказать, чтобы впредь все подобного рода рапорты представлялись на личное его усмотрение прежде, нежели повергаться на санкцию государыни!.. – сказал Гофман, обращаясь к директрисе.
Но нашу м-м Леонтьеву не так легко было сконфузить.
Император Николай шутя говорил о ней:
– Марья
И действительно, с идеи, раз застрявшей ей в голову, ее невозможно было сдвинуть.
Выслушав Гофмана, она холодно повела плечами и спокойно заметила ему, что подобное указание она может выслушать от самой императрицы и что рапорт об институте, направленный к государю, она считает настолько же странным и нелогичным, как рапорт о кадетах и воспитанниках Пажеского корпуса [87] , доложенный императрице. Гофман молча пожал плечами.
86
села на свой конек (фр.).
87
Пажеский Его Императорского Величества корпус был основан в 1759 г. с целью, обозначенной в именном указе: «Дабы те пажи через то к постоянному и пристойному разуму и благородным поступкам наивяще преуспевали и от того учтивыми, приятными и во всем совершенными себя показать могли, как христианский закон и честная их природа повелевает». Все воспитанники Пажеского корпуса в период обучения считались причисленными к императорскому двору и систематически несли обязанности придворной службы, главным образом во время официальных церемоний, где присутствие пажей было обязательным по протоколу.
Весь эпизод этот произошел ранней весною, но наступили и каникулы (начинавшиеся у нас 24 июня и продолжавшиеся до 1 августа), а государыня все еще не приезжала. Это огорчало всех нас, а больше всех С[аблину]. Она даже шалить перестала, и относительно нее признано было возможным ввести несколько льготных мер. Ей возвратили фартук и разрешили завивать волосы, которые она на досуге коротко остригла, никому об этом не сказавши.
Начальство укоризненно покачало головами, но не могло не сознаться при этом, что эта белокурая, кудрявая головка с задорным веселым личиком, с ясными, смело и прямо смотрящими глазами подкупающе действовала на всякого постороннего зрителя.
– Вот С[аблина], всегда бы так!.. – укоризненно замечали ей и классные дамы, и моя тетка-инспектриса, между прочим, со стороны всех уже возведенная в общий титул «тетки».
Наконец в один из ясных и теплых летних дней по саду, где мы гуляли, молнией пронеслась весть, что императрица приехала. Все забегали, засуетились…
Нам велено было строиться попарно, чтобы идти в большую мраморную залу… Мы уже двинулись дружным строем, когда навстречу нам бегом пронеслась одна из пепиньерок, посланная предупредить нас, что государыня придет в сад. Нас тут же выстроили колонной по 10 человек в ряд и, наскоро осмотрев наши руки, фартуки и порядком-таки растрепанные головы, сдвинули в задние ряды тех, которые выглядели особенно неряшливо.
С[аблина], которая всегда была растрепаннее всех, на этот раз выглядела совсем элегантно. К ее довольно оригинальной удаче, она целых два часа перед тем простояла наказанная у дерева, и как туалет ее, так и мелкие букли ее белокурых волос сохранились в полной и небывалой симметрии.
Тем не менее она запрятана была, по обыкновению, в задние ряды обширной колонны, где она стояла всегда, при всех торжественных случаях, из опасения, чтобы она не выкинула какой-нибудь фокус.
Государыня показалась в конце аллеи, окруженная воспитанницами старшего класса, пользовавшимися привилегией сопровождать ее величество свободно, без всякого фронта. Императрицу на этот раз кроме двух дочерей (Марии и Ольги Николаевен) сопровождала еще довольно
Императрица подошла к нам и со своей ласковой, обаятельной улыбкой сказала по-русски, слегка останавливаясь перед каждым словом, что с ней бывало всегда, когда она говорила на русском языке:
– Здравствуйте, мои кафульки!..
Мы ответили хором французским приветствием.
Она улыбнулась и, окинув зорким взглядом нашу колонну, для чего поднесла даже к глазам лорнет, тихо сказала что-то директрисе.
– Oui, Votre Majest'e!.. [88] – громко ответила Леонтьева.
88
Да, ваше величество!.. (фр.).
Тетка подскочила и тоже что-то торопливо заговорила. Императрица сделала головою утвердительный знак.
– Mademoiselle S., avancez!.. [89] – подходя к нам, сказала директриса.
С[аблина] вышла из рядов, смелая, бойкая и жизнерадостная… Государыня пристально взглянула на нее в лорнет… С[аблина] сделала несколько шагов по направлению к императрице… Глаза их встретились… и вдруг С[аблина], не в силах удержаться от шалости, дурашливо закачала отрицательно головой и, не дожидаясь со стороны государыни никакого вопроса и никакого замечания, торопливо заговорила:
89
Мадемуазель С., выйдите вперед!.. (фр.).
– Ce n’est pas vrai… Ce n’est pas vrai!.. [90]
Это вышло так глупо и смешно, этот смелый протест против никем не формулированного обвинения прозвучал такой веселой, забавной нотой, что государыня громко рассмеялась, а за нею неудержимо расхохотались и все посвященные в смысл и значение этой немой сцены.
– Ты… все шалишь?.. – с ласковой улыбкой проговорила императрица. – Шалить… не надо… это нехорошо!..
С[аблина] стояла сконфуженная и улыбалась.
90
Этого не может быть… Этого не может быть! (фр.).
– А папа и мама у тебя есть? – продолжала государыня.
– Папа есть… мама умерла! – тихо проговорила девочка.
– Папу огорчать не надо!.. – ласково заметила государыня и протянула С[аблиной] руку, которую та поцеловала.
– Надо совсем не понимать детей, – с несвойственною ей строгостью обратилась императрица к личному составу нашего начальства, – для того чтобы нарисовать такими мрачными красками такую светлую детскую головку. Пожалуйста, ch'ere [91] Марья Павловна, не пугайте меня больше такими грозными призраками!.. – обратилась она к Леонтьевой. – Я от этого почти занемогла! (J’ai failli an `etre malade!..)
91
дорогая (фр.).
Обе эти фразы сказаны были государыней по-французски. Русский язык ей до самой кончины не давался вполне.
По отъезде императрицы ожесточенным толкам и пересудам нашего начальства не было конца.
Сильнее всего волновалась тетка.
– С ними (то есть с нами) таким образом сладу не будет!.. – громко роптала она. – Я не понимаю императрицу!.. Ведь все это падает на нас!.. Нам с ними нянчиться приходится!.. А ежели им открыто дается право балбесничать, так чего же от них ждать?!