Встречи на Сретенке
Шрифт:
Тоня встретила его очень сосредоточенная и какая-то напряженная. Ну, подумал Володька, разговор предстоит, видать, серьезный. Она молча провела в комнату, где витал сладковатый дымок американских сигарет, усадила на диван, сама села на стул против него.
– Приготовься к большому разговору, Володька, - начала она.
– Нам нужно во всем разобраться.
– Наверно, - подтвердил он.
– Ответь мне, только правду... Когда на фронте ты садился писать мне письмо, тебе сразу вспоминалась Юля?
– Как ты угадала?
– А о Юле вспоминать было
– продолжала она.
– Здорово ты во всем разобралась... Наверно, было действительно так, согласился Володька, усмехнувшись.
– Скажу больше, Володька. Не только письма, но и мысли обо мне сразу связывались с Юлей?
– И это правда, - он опустил голову.
– Гибель Юльки - мое первое настоящее горе... И вина, - добавил он.
Тоня достала сигареты, протянула ему. Они закурили.
– Помнишь, в сорок втором я говорила тебе, что ни перед кем не чувствую себя виноватой, даже перед Юлей?
– Помню...
– А когда она погибла, почувствовала. И у меня, Володька, часто перед глазами встает холмик рыжей земли, о котором ты писал...
– Она задумалась, потом вскинула голову, у нее вырвалось: - Что же нам делать?
– Не знаю, - опять пожал плечами.
Володька более или менее понимал Тоню. Ей нужно было найти какую-то значительную причину того, что случилось. Почему ушло все куда-то? Почему встретились почти чужими? И она нашла - Юлька! Но, наверно, все было гораздо проще и обыкновеннее - время. Те долгих три года, которые прожили они совершенно по-разному, совсем в других измерениях. У Тони была одна жизнь, у него другая. Если бы удалось им встретиться хоть один раз за эти годы, может, все было бы иначе?
Послышался скрип открываемой двери, и в комнату ворвался Виктор. Бросился к Володьке, стиснул его руку.
– Бегал на Усачевский! Ждем тебя, а в доме пусто. Но и на рынке ничего такого не оказалось. Ну, как вы здесь, ребятки? Договорились?
– Договорились...
– Что таким загробным голосом? Тоня? Погодите, я сейчас вами займусь! А пока, сестренка, поставь-ка чайку.
Тоня вышла на кухню.
– Ну что?
– наскоком спросил Виктор.
– Ничего...
– Ладно, все будет в порядке, - бодро улыбнулся он.
Тоня вернулась, но не села, а стала прохаживаться по комнате.
– Еще в сорок втором, - остановилась она напротив Володьки, - я предчувствовала, что Юля рано или поздно встанет между нами... И вот...
– Опять начала!
– воскликнул Виктор.
– Вчера весь вечер об этом долбила, повернулся он к Володьке.
– Тоже мне эти дамские тонкости.
– Да нет, Виктор, наверно, действительно так, - решил тот поддержать Тоню, хотя все яснее понимал, что дело в другом.
– Вы что, братцы, всерьез?
– возмутился Виктор, переводя взгляд с Володьки на Тоню.
– Ну, ладно, Тонька - девчонка, но ты-то солдат! Юли нет, и ее не воскресишь. И какие вы себе вины выдумали? Какого черта...
– Перестань!
– остановила его Тоня.
– Перестань.
– Не перестану!
– ударил он кулаком по столу.
– Прекрати! Или я попрошу тебя убраться из комнаты, - вдруг сорвалась она, и ее резкость, даже грубоватость неприятно поразили Володьку.
Виктор замолк, надулся, и Володька увидел, что, несмотря на свою шумливость и голосистость, находится он под каблучком у своей сестры. Что командует в доме она. Виктор суетливо зашарил по карманам, вытащил папиросы и так же суетливо закурил. Тоня вышла на кухню.
– Все и проще и сложнее, Витя, - сказал Володька.
– Выдумываете вы сложности, - проворчал он.
– Ну вас к черту!
– Он уселся, положив ногу на ногу, показывая, что умывает руки.
– Разбирайтесь сами.
Тоня принесла чайник и стала накрывать на стол. За чаем шел вялый разговор ни о чем. Виктор выпил чашку и поднялся, объяснил, что нужно к кому-то зайти. После его ухода Володька сказал:
– Как ты все разложила по полочкам...
Тоня вскинула на него глаза и быстро проговорила:
– Я очень долго думала. И вот...
– Это и видно...
– протянул он и встал из-за стола.
– Ты уходишь?
– В ее глазах что-то мелькнуло, то ли испуг, то ли боль, но удерживать его не стала, только сжала губы и немного побледнела.
Володька посмотрел на нее и двинулся к выходу. Она пошла за ним. В коридоре они остановились.
– Но разве не так? Разве я не права?
– как-то торопливо спросила она.
– Все, наверно, так, Тоня... Ну, пока...
Выйдя, он поглядел на Тонин дом, на Пироговку и мысленно попрощался и с этим серым домом, и с этой улицей. Боли не было. Было лишь очень и очень грустно. Ушел в прошлое небольшой, но очень яркий кусочек его жизни. И будет ли еще такое, неизвестно. Наверно, нет...
На Колхозной Володька увидел Деева и его даму. Они, по-видимому, прощались. Володька хотел пройти мимо, но Деев заметил его, окликнул.
– Володичка, миленький, не могу сегодня к тебе. Ты отдай деньги, я же платила, а у нас "гамбургский счет", и я пойду, - услышал Володька, подойдя к ним.
– Да отдам завтра. Знаешь же, нарочно с собой не беру.
– Ну хорошо, Володичка, я побежала. Не забудь, завтра.
– Ладно, - махнул рукой Деев, повернулся к Володьке.
– Новость знаешь? Тальянцева вроде из армии поперли... Второй день в баре сидит и ни слова ни с кем. Меня словно не видит. Теперь покрутится...
– Ты словно злорадствуешь?
– оборвал Володька.
– Да нет, что ты? Вообще-то, знаешь, хорошие люди так быстро в начальники не выбиваются. Кстати, о Левке мне один лейтенант-сапер в госпитале рассказывал, в училище с ним был. Левку отделенным назначили, так знаешь, ребята ему темную устроили после окончания. Значит, хорош был отделенный!
– Во всех ты, Вовка, недостатки ищешь... Со школы, причем, у тебя это, сухо сказал Володька.
– А я неудачник, Володька. С рылом мне не повезло, сами "кобылой" прозвали, с отцом тоже, в войну не везло. Пустяковое ранение вот чем обернулось.