Встречи на Сретенке
Шрифт:
– Но как мы будем жить, мама?.. Ты же знаешь...
– Как-нибудь проживем, - тут же мать прервала его.
– Надо уметь отвечать за свои поступки. Честно говоря, мне трудно понять твои колебания, жестковато добавила она.
– Хорошо. Я сейчас позвоню ей.
– Да, иди и звони.
Володька пошел в коридор к телефону, набрал Майкин номер... Очень долго никто не подходил, наконец взял трубку ее муж.
– А, Володя... Добрый вечер. Почему не приходите к нам? Майя у своей матери, позвоните туда.
Володька
– Ей нездоровится. Кто спрашивает?
Володька назвал себя.
– Сейчас узнаю, сможет ли она подойти.
Спустя несколько минут, показавшихся ему очень долгими, услышал Майку:
– Что скажешь?
– Майя, прости меня... Я растерялся, но... но, наверно, тебе надо разойтись с Олегом, а нам...
– Поздно, Володька, - перебила она.
– У нас уже никого нет.
– Как нет? Не понимаю!
– Повторяю, - приглушив голос, сказала она, - никого нет. Теперь понял, глупенький?
– Понял, - глухо ответил он.
– Как ты себя чувствуешь?
– Неважно... Я пойду прилягу. Пока, Володя.
Она повесила трубку, а Володька, понурив голову, вернулся в комнату.
– Сказал?
– спросила мать.
– Мама, она говорит... она говорит, что уже никого нет, - упавшим голосом тихо произнес Володька.
– Господи...
– прошептала мать и достала папиросы.
Володька пошел в "купе", как называл он свою комнатку при кухне. Лег на кушетку с тяжелым ощущением непоправимости. Ему вспомнилась Майкина усмешка, когда она сказала: "... ну чего я от тебя могла ждать..." А наверно, ждала, иначе зачем было приходить? Ждала хотя бы каких-то серьезных мужских слов, а не маловразумительного бормотания.
На утро следующего дня он позвонил ей - как чувствует себя?
– Ничего, но на работу не пошла.
– Я приду к тебе, - с полувопросом сказал он.
Она долго не отвечала.
– Если очень хочешь.
– Хочу, - быстро ответил он.
Майя открыла ему дверь сама, но была очень бледна и, впустив его, сразу легла на диван, укрывшись пледом.
– Я очень виноват, Майя...
– горячо начал Володька.
– Не надо, - тихо сказала она, устало махнув рукой.
– Не надо...
О чем говорить дальше, Володька не знал. Он пришел просить прощения, каяться, но она этого не желала слушать.
– Володя, смени воду в грелке, - она вынула из-под пледа грелку и подала ему.
– Холодную надо.
– Я сейчас, - обрадовался он и бросился на кухню.
– Вот, холодная-прехолодная.
– Спасибо... Может, ты и чайник на плитку поставишь?
– слабо улыбнулась она.
– Конечно. Что еще надо?
– Он был рад заняться каким-то делом.
– Может, за хлебом сходить? Я мигом.
– Все есть, Володя. Заваришь чай, и будем завтракать.
– Она вдруг поморщилась.
– Болит?
– участливо спросил он, ощутив опять укол вины.
– Немного... Хорошо, что врач знакомая, бюллетень дала. Отлежусь три дня. Лишь бы осложнений не было.
– А могут быть?
– встревоженно спросил он.
– Не знаю... Я же в первый раз...
Затем они стали пить чай. Володька подал чашку и тарелку с хлебом и колбасой Майе в постель. Ей, видимо, были приятны его ухаживания, хотя делал он все довольно неумело, нескладно.
– Это ты здесь сделала?
– спросил он с трудом.
– Нет... Еле до дома доплелась. Мать, наверно, догадалась, но ничего не спросила. У нас с ней такие отношения - каждый сам по себе. Как и с Олегом, кстати, - грустно добавила она.
– Ты его не любишь?
– Глупенький... Если бы любила, ничего бы у нас с тобой не было. Неужели не понимаешь?
– Тогда, Майя... тогда...
– Володька запнулся.
– Что тогда? Ты делаешь мне предложение? Так я поняла?
– Так!
– отрубил Володька решительно.
– Чтобы искупить свою вину?
– Она улыбнулась.
– Не только...
– Он хотел продолжать, но она остановила его:
– Не говори больше ничего. Не надо, - и легонько потрепала его по щеке. Все остается по-прежнему... Ох, какой идиотский вид у тебя был вчера.
– Она тихонько рассмеялась.
– Я серьезно, Майя...
– Признайся, милый, отлегло от души? Не смущайся, я понимаю... Ты иди, Володя... Знаю, как не любят мужчины сидеть у больных.
– Почему не любят?
– Уж не знаю.
– Она чуть улыбнулась, но тут же лицо дернулось от боли. Уходи, Володька, - повторила она немного раздраженно.
– Я буду звонить и заходить, - пообещал он.
– Спасибо, - совсем тихо сказала Майя и отвернулась.
* * *
Гошку, конечно, признали вменяемым, несмотря на то, что Володька, проштудировав курс психиатрии и вычитав там о патологическом опьянении, советовал Гошке напирать, что выпил всего сто пятьдесят и после этого потерял память. Но забыли они оба, что в своих показаниях милиции говорил Гошка совсем другое и речь шла о бутылке... Но Гошка не волновался. Он не один раз угощал "пострадавших", и те обещали показывать на суде, что мата не было.
За несколько дней до суда зашел Володька к Рае, принес ей десяток пирожных из коммерческого. Она смущенно благодарила, говоря "зачем это", но поглядывала на пирожные с умилением, признавшись, что не ела их с довоенного времени. Сказала, что красивая рыжая женщина-судья - ее однокурсница, что она, вспомнив дело, объяснила: учитывая фронтовое прошлое подсудимого, можно применить условное наказание, хотя таковое к 74-й применяется редко, в исключительных случаях. Володька успокоился сам, успокоил Надюху, ну а Гошку нечего было успокаивать, тот был уверен, что выкрутится.