Встречи на ветру
Шрифт:
– Держи, – сует мне две бумажки по десять рублей. – Это от меня тебе, так сказать, подъемные.
Я даже поблагодарить не успела. Быстро ходит главный инженер-тракторист.
Мой поезд «Юность» отходит в пять вечера. Фигос под нос я буду торчать в душном зале ожидания. Сдала в камеру хранения чемодан – тут меня не спросили, есть ли у меня билет, – и вышла на площадь. Валит снег, кружатся и кружатся снежинки. По краю тротуара горы снега. Народ перебирается на другую сторону площади, где стоит необычное здание, через узкие
Потолкалась, потолкалась и вернулась в зал ожидания. Так и промаялась там до отхода поезда.
Через восемь часов и пятнадцать минут я прибыла в Ленинград. С двумя десятками от товарища Игнатьева и тридцатью рублями от мамы в кошельке, с гулом в голове и изжогой во рту.
Закончился мой отпуск в бывший раньше мне родным город Жданов.
Как там Моисей Абрамович? Неужто его за разговоры упекут в тюрьму? Как мама? Все это осталось там, на берегу Азова.
Зимние ветры ленинградские
В Москве вокзал-близнец Ленинградскому расположен на Комсомольской площади. Не знаю, какое отношение имеют комсомольцы к площади трех вокзалов, но там, по моему мнению, полный кавардак.
То ли дело в Ленинграде. Площадь носит ни к чему не привязанное имя – Восстания. Мало ли о каком восстании идет речь. Может быть, восстание спартанцев. Снег сметен, народ не бежит и не толкается, даже воздух у нас другой. Я уже говорю о Ленинграде – «у нас».
Погода у нас – опять я оговорилась, и все же – погода у нас мерзкая. Мокрый снег и ветер. Куда ни повернись, он все одно дует тебе в рожу.
Как встретит меня Ольга Федоровна? Где теперь Иван Петрович? О Петре я не думаю. Он под защитой нашей славной Советской армии. И о его брате я не вспоминаю. Чемодан оттягивает руку, а денег на такси нет. Снег перестал валить сверху, зато внизу сплошная каша. Ножки мои промокли, под юбку поддувает. Одним словом, плохо мне. Скорее бы укрыться от нудного ветра.
До Садовой улицы я дошла за полчаса. В трамвае тесно, душно. Люди едут на работу, и потому на лицах их не увидишь улыбки. Я же так думаю: на работу надо идти с радостью. Не каторга же она. Неужели нельзя найти работу по душе? Вон, на щитах объявлений, сколько этих «требуется».
Ольга Федоровна встретила меня прохладно. Не спросила даже об отце.
– Ты голодна, ешь сама. Мне в школу пора.
Я осталась одна в квартире. В холодильнике нашла полпачки пельменей «Сибирские» и баночку со сметаной. Ни колбасы, ни сыра. В хлебнице горбушка черного хлеба. И та черствая.
Мне ли жаловаться. Пока я тут приживалка. День начался, а я легла спать. Желаете знать, что мне приснилось? Все вы ужасно любопытные. Знаю я вас. Не скажу. Глянула на часы. Мама моя родная! Скоро Ольга Фёдоровна вернется из школы. Быстро-быстро прибралась на кухне. Поправила постель и даже успела подмести пол.
Ладно уж, скажу, что мне снилось. А снился мне тот старичок еврей из города Жданов. Будто он пришел ко мне, а я лежу на кровати совсем голая. Он говорит: «Ты меня не бойся, со мной тебе будет хорошо». А потом… Ну, уж нет. Что было дальше, не скажу. Моисей Абрамович странный все же человек.
Вечером у меня состоялся очень серьезный разговор с Ольгой Федоровной. Она, как обычно, пришла из школы страшно злая. Можно понять. Детишки могут довести до белого каления. Пришла и с ходу мне претензии. Почему чемодан остался стоять в коридоре. Я хотела сказать, что не знаю, оставит ли она меня у себя и где я буду жить, но она не дала слова сказать.
– Теперь я тут единовластная хозяйка. Твой покровитель снюхался с какой-то девкой в Подпорожье и надумал на ней жениться. Прислал телеграмму, что на жилплощадь не претендует. Ещё бы он претендовал. У меня дети. Куда я их дену. Спрашивается.
Я все поняла. Уматывать надо отсюда. Но куда?
– Неделю живи. Пока, – что значит это «пока», мне она не объяснила. Пока.
Ужинать все же пригласила. Больше того, достала из буфета графин с водкой.
– Мы люди русские, и не по-людски будет не выпить за твой приезд. – Выпили. Пить Ольга Федоровна стала по-мужицки. Крякнула и сразу не закусила. Утерла рот, а уж потом сунула в рот целиком соленый огурец. Глядя, как учитель географии сует этот ягодоподобный овощ, я неожиданно представила её… Остановлюсь. Я девушка скромная. – Фёдор приезжает. Написал, что приедет с невестой. Дожила.
Мне показалось, что она вот-вот заплачет. Нет же. Она, наоборот, взбодрилась.
– Ты вникни: мой сын решил жениться. Ладно мы с отцом. Приезжие. Время было послевоенное. Но они-то, наши дети, тут родились. Сколько девушек вокруг. Приезжай и выбирай.
Я бы возразила, что брак – это не ярмарка, где лошадей выбирают, но промолчала. Я приживалка тут.
Пришла Вера. Бедный ребенок. Мать её совсем забыла. То одной подруге подбросит, то другой.
– Мама, мне за контрольную пять поставили.
– По какому предмету? – Ну и мамаша: не знает, что изучает дочь.
– По математике. – Девочка как встала в двери, так и стоит.
– Ты, наверное, кушать хочешь? – спросила я и тут же пожалела, что задала вопрос.
– Не суйся не в свое дело, – обрезала меня Ольга Фёдоровна.
Я молчу. Знай свое место, сверчок. Девочка молчит. Как мне её жалко! Не удержалась и сказала, вспомнив курс истории КПСС.
– Нет на вас Дзержинского. Он беспризорных опекал.
– Что ты сказала?! – взорвалась Ольга Федоровна. – Что ты сказала? Нет Дзержинского? Да знаешь ли ты, молокососка, что мой отец служил в ЧОНе? Он таких, как ты, к стенке ставил. Контра недобитая. Как только тебя Иван пригрел? Змея подколодная.