Встречи с Индонезией
Шрифт:
— Ты требовал, чтобы чары поразили того, кто лезет на дерево, — сказал он. — Если ты это сделаешь, то умрешь.
— Что же мне делать? — спросил несчастный.
— Купить разрешение, — ответил колдун.
В итоге бедняга заплатил за то, чтобы иметь возможность срывать кокосы с собственных пальм. И обошлось ему это недешево. Он отдал килограмм кофе, липу и какую-то сумму денег.
Однажды, когда шел дождь — начинался сезон дождей — и никуда нельзя было пойти, мне рассказали о подобной же неприятности, происшедшей со священником. В семинарии чинили крышу. Сезон дождей, которому пора было уже начаться, не начинался. Крестьянам пришлось вторично, а тем, кто поспешил, в третий раз сеять кукурузу.
А однажды в одном из приходов случилось вот что. Сестры затеяли большую стирку. Когда у них кончилась вода, настоятельница распорядилась, чтобы во время вечерней молитвы все просили о дожде. И ночью разразился ливень такой страшной силы, что были уничтожены посевы. Кто виноват? Сестры. Потому что, когда благочестивые люди просят о чем-либо господа бога, их просьбы бывают услышаны.
Мое пребывание в Ледалеро оказалось прервано сенсационной новостью: в Маумере пришел корабль, направляющийся в Сурабаю. Мало того, по пути он будет делать остановки в нескольких портах, в том числе в Ампенане, главном (а точнее, единственном) порте Ломбока, острова, который я собирался также посетить.
За место до Ампенана плачу три тысячи четыреста рупии. Значительно дешевле, чем за билет на самолет. А с другой стороны, и недешево — у меня палубный билет. Но я доволен: так мне еще никогда не приходилось путешествовать. К тому же я смогу более обстоятельно осмотреть Малые Зондские острова.
На Малых Зондских
Наш корабль ночью идет, а днем принимает грузы в маленьких портах. Число пассажиров растет. Вскоре на палубе становится тесно. К счастью, у меня очень приятные соседи, с которыми я подружился в Рео, когда мы вместе искали, где бы искупаться.
Беседовать с попутчиками иногда бывает нелегко. Сегодня, например, меня стали просить высказать свое мнение о политике Индонезии. Ну разве возможно, переезжая из одного кампунга в другой, сориентироваться в вопросах большой политики? Могу только сказать, что, по моему мнению, важнейшая политическая задача Индонезии — консолидация отдельных племен и народностей в единый народ. В этом отношении сделано уже немало.
Мои соседи — китайцы, семья, состоящая из одного мужчины и множества женщин. Думаю, это отец с женой и дочерьми. Как беспокоился бедный папаша, какие он строил баррикады из бесчисленных чемоданов, чтобы отгородить от меня своих барышень. И что же? Результат самый плачевный: две самые хорошенькие дочки заснули около меня на расстоянии вытянутой руки, отделенные баррикадой от собственных родителей.
Корабль наш был переполнен не только людьми, но и животными: куры, петухи, попугаи, два смешных маленьких черных зверька с длинными хвостами, пытавшиеся кусаться, когда их брали в руки, свинья, отчаянно визжавшая в знак протеста против того, чтобы ее держали вниз головой на палке.
По вытянутому заливу плывем в порт Бима на острове Сумбава. Бросаем якорь. Тут же нас окружает целая флотилия сампанов, предлагающих свои услуги — до берега вас довезут за 25 рупий. Бродим по Биме, архитектура которой напоминает архитектуру наших довоенных еврейских местечек. На улицах часто попадаются смешные маленькие тележки на резиновых колесах. Здесь живет много мусульман: встречаются женщины с закрытыми лицами, чего до сих пор я ни разу не видел. На вопрос, можно ли их фотографировать, мои спутники отвечают отрицательно. Все-таки снимаю, сперва издали, а потом, поскольку никакой бури не последовало, вблизи. Вообще же со съемками здесь сложнее, чем в других районах. Раза два, попытавшись сфотографировать целую семью, я натолкнулся на решительное сопротивление.
В прежние времена на Сумбаве было три султаната. Столицей одного из них являлась Бима. Сейчас султан Бимы лишен власти, хотя и сохранил авторитет. Все важные чиновники уезда, в том числе и сам бупати, вступая в должность, прежде всего представляются бывшему султану.
А вот и султанский дворец. Нет никакого парка, только газон, по которому проходит общая дорога, соединяющая одни дворцовые ворота с другими. Это не слишком удобно, если хочешь жить в гордом одиночестве, в каком здесь находится прежний правитель.
Следующий порт на Сумбаве — Сумбава-Бесар. Идем умываться — женщины к источнику, мужчины водой, вытекающей из водохранилища, принадлежащего порту. После умывания направляемся в одну из многочисленных закусочных завтракать. Корабельная еда — рис под острым соусом и чаще всего протухшие утиные яйца — всем уже опротивела.
Едем на армейской машине в военную комендатуру, являющуюся одновременно квартирой начальника. На стене масса ярких, броских плакатов типа: «Внимание! Шпион не дремлет!» На плакате изображен моряк, который прогуливается с девушкой и что-то увлеченно рассказывает, а сзади виднеется большое ухо. Или: запертый на огромный замок сейф, ключ от которого небрежно торчит из-за пояса моряка.
Мой визит заканчивается короткой беседой за кружкой пива, после чего комендант, остановив машину, которая идет в город, велит прихватить меня.
В Сумбаве-Бесар меня интересуют дворцы правителей. Их здесь два — старый и новый. Бывший правитель живет в современной вилле. Новый дворец, обнесенный высокими воротами, построен в голландском стиле. Сейчас там находится какой-то факультет. Старый дворец сильно разрушен, но когда-то он был очень красив. Это деревянное строение покоится на многочисленных столбах и сплошь покрыто резьбой. Мне удалось увидеть лишь отдельные фрагменты здания, поскольку оно скрыто от посторонних глаз банановой рощей. Однако там кто-то живет: около столбов стоят дрожки.
Я слишком мало времени пробыл на Сумбаве, чтобы разобраться, добровольно ли правитель переехал из дворца в виллу, или его к этому принудили. Я лишь понял, что он не вмешивается в политику, пользуется большим авторитетом и что местные власти почитают его как первого человека в районе.
Сегодня я решил побывать в порту, посмотреть, как грузят пароходы. Происходит это так: автомобиль останавливается у края набережной, приблизительно в пятидесяти метрах от корабля, рабочие выносят из него тяжелые мешки и складывают их на помосте, на котором мы стоим, а оттуда корабельный подъемный кран переносит груз на палубу. И никому не пришло в голову соорудить прочные помосты, чтобы автомобили могли въезжать на них и кран с корабля — дотягиваться до груза. Правда, при этом рабочие потеряют свой и без того скудный заработок, на который можно поесть лишь один раз в день.
Ночь на корабле была невыносима. Жестко спать: на крыше люка постелен палаточный брезент, на нем — циновка, а сверху липа и свитер. Моя циновка расстелена всего на две трети ширины, тем не менее кроме меня она служит еще одному бедолаге, который притулился у моих ног. Мест на палубе не хватает. Утром, когда я, сидя на циновке, делаю заметки, мои ноги лежат на циновке соседа, поскольку поперек наших циновок спят еще трое. А рядом на голом полу палубы пристроилась женщина, которая плохо переносит качку. Она поминутно приподнимается на локте и сплевывает прямо перед собой. Здесь это воспринимается как нечто вполне нормальное. Циновка — это дом, это святыня, на нее нельзя ступить в сандалиях, а плевать рядом, класть всякие отбросы — пожалуйста. Либо дом, либо помойка — среднего нет.