Встречи с Индонезией
Шрифт:
В соседней мастерской тоже работает резчик, но его уже можно назвать скульптором. Он создает не простые копии с образца, в них присутствует творческий элемент, каждое произведение чем-то отличается от других. Скульптор работает для расположенного по соседству общества балийских художников, которое очень хорошо платит.
Однако в три часа у меня в гостях должен быть директор музея. Прекрасно, до трех еще уйма времени, а я ни разу не побывал в настоящей балийской деревне.
— Хотите увидеть настоящую деревню? — спрашивает директор.
Идем на автобусную станцию. И вот мы уже в пути. Проезжаем одну, другую деревню с таким количеством храмов, что я готов поминутно выскакивать на ходу. Мой спутник везет меня в какую-то определенную деревню.
Увидев нас, пожилой мужчина откладывает в сторону металлическую пластинку, которую обрабатывал на маленькой наковальне. Он туканг — специалист по изготовлению масок для фигурок предков. Работает для односельчан, а не для туристов. Пластинка на первый взгляд не похожа на золотую, на самом же деле из чистого золота. Головки — мужские и женские — делаются из дерева, а затем покрываются тонкими золотыми пластинками. Мужские головки отличаются от женских формой ушей, кроме того, на женских обозначена большая серьга. Одну такую фигурку кладут на кремационный помост в соответствии с полом покойного.
Снимаю на кинопленку художника за работой, беседую с ним. Он с гордостью показывает мне семейную реликвию, переходящую по наследству, — копье времен балийских войн. Под острием копья имеется оковка, куда закладывается цветной флажок.
Нас приглашают к столу. Появляются чай с пирожками, бананы, бутылка с мутноватой белой жидкостью. Не хочу ли я отведать настоящего балийского пива? «Пиво» оказывается обычным туаком, правда более приятным на вкус, чем то, каким нас угощали в Вангке. Оно действительно скорее напоминает пиво, чем самогон. Мне достаточно одного стаканчика, чего не скажешь о хозяине, который, потихоньку пробравшись в комнату, где стоят еще две такие бутылки, быстро опрокидывает стаканчик. Судя по тому, что туак для нас принесла его жена, он не всякий день имеет возможность доставить себе такое удовольствие.
Однако надо осмотреть деревню. По улице, между двумя рядами глинобитных стен с воротами, доходим до места, где ремонтируют дорогу. Девушки носят на головах корзины с землей. Немного дальше идет подготовка к жертвоприношению. Домашняя пура празднично разукрашена. Плакат возвещает, что вечером будет представление и выступление танцоров.
В Денпасаре, в гостинице, меня ждет директор музея, с которым мы отправляемся посмотреть небольшую художественную выставку. Войдя в ворота, находящиеся в стене напротив гостиницы (сколько раз я ходил мимо и не обратил на них внимания), оказываемся перед дворцом раджей Бадунга, чьей столицей был Денпасар. Проходим в еще одни, внутренние ворота и перед третьими обнаруживаем небольшую семейную пуру современной постройки, украшенную статуями из искусственного камня. Ворота охраняют оригинальные каменные стражи. Вывеска «Art galery» («Картинная галерея») приглашает посетителей зайти внутрь. В первом от входа помещении разместилась выставка живописных работ племянника раджи Густи Нгурах Геде. Здесь представлены фотокопии работ, выставлявшихся в США, и многочисленные полотна с отпечатками пальцев, смоченных в различных красках. Должен признаться, это выглядит совсем неплохо. «Руки Бали», как выразилась одна из американских газет, несомненно, одарены талантом.
После выставки директор музея торжественно пригласил меня к себе домой. Судя по тону, мне оказана большая честь. Что ж, пожалуйста, я готов отдать должное великодушию и любезности моего нового друга! Пьем чай, беседуем об этнографии. Хозяин спрашивает, не увлекаюсь ли я шведской и датской порнографической литературой. Поскольку я не выражаю особого интереса к этому жанру, он приносит японский журнал, выходящий на английском языке и посвященный одному из японских музеев искусств. Я разглядываю журнал, а хозяин, извинившись, ненадолго выходит. Слышу шум воды. Через минуту он возвращается освеженный (принял ванну) и приглашает меня в машину. Вместе с
Вечером брожу по базару, где идет распродажа сувениров. Покупаю кое-какие мелочи, торгуясь при этом, как прирожденный индонезиец. Забавно наблюдать, как падают цены, едва я с английского языка перехожу на индонезийский. На лице торговца изумление:
— Мистер… бичара бахаса Индонесиа? (Господин говорит по-индонезийски?)
И то, что секунду назад стоило триста рупий, предлагается за двести. Тоже, конечно, много, но ничего не поделаешь: Бали живет за счет туристов.
Проснувшись около пяти, живо одеваюсь и спешу в пуру. Тишина, спокойствие. А как же праздник жертвоприношения? Да, будет, но позже, и не в пять, а в четыре, и не утра, а вечера. Увы, зрелище для меня пропало: не могу, отложить отъезд.
Жду в гостинице машину с директором. Приезжает, но не в шесть, а без четверти восемь. Прежде всего направляемся к месту археологических раскопок. Там действительно много интересного, однако я никогда не увлекался археологией.
Убуд, куда мы потом поехали, действительно древний культурный центр, но то, что мне показали, говорит скорее о скудости, чем о богатстве: всего две более или менее интересные пуры, неплохой магазин сувениров, где продаются также картины местных, художников (некоторые полотна я с удовольствием повесил бы у себя дома), и музей современного искусства, разместившийся в недавно построенном в старобалийском стиле здании. Музей называется «Пура лукисан» («Храм живописи»). Он принадлежит местному, кажется, обществу художников. Несколько мелких скульптур, типично балийские картины. В целом — неплохая экспозиция. И — о чудо! — каталог, единственный заслуживающий этого названия из всех, что я видел в различных музеях. И это — все, что я увидел в Убуде.
В Денпасаре собираю вещи и еду на автобусную станцию Дамри, откуда в Сурабаю идут автобусы-экспрессы. До отправления автобуса остается еще немного времени, и я хочу погулять по городу.
— Наш автобус, — сказал мне чиновник, у которого я покупал билет, — отправляется строго по расписанию, точно в назначенное время. Здешние автобусы отходят не по индонезийскому, а по польскому времени.
— Прекрасно, — засмеялся я, — польское время, правда, не столь растяжимо, как индонезийское, тем не менее мои сородичи не отличаются особой пунктуальностью.
И что же? Пока я фотографировал, автобус отошел. Мое вторичное появление на станции вызвало переполох. Но автобус должен был отойти по польскому времени, а это не значит, что прежде времени! До отправления оставалось десять минут!
— Нет, только семь!
— Разве этого недостаточно?
Среди суматохи один из служащих принимает смелое решение — выводит мотоцикл, и мы мчимся вдогонку за автобусом, оставив персонал станции обсуждать вопрос о том, как он мог отправиться, не имея полного комплекта пассажиров.
Когда мы настигли автобус, все объяснилось очень просто: на моем месте сидел человек без билета, и кондуктор, видя, что все места заняты, дал сигнал к отправлению. Не очень-то хотелось виновнику пересаживаться от окна на деревянную скамеечку, стоящую в проходе. Но я неумолим — хочу ехать до Сурабаи с комфортом.
Прощай, Индонезия!
В Джакарту я приехал полный тревог и опасений. Предусмотренное властями время моего пребывания в Индонезии истекло, и я должен первым же теплоходом отправляться в Польшу. А столько еще не сделано! Счастье, что теплоход «Новотко» задерживается, и я могу, хоть и в спешке, закончить комплектование экспонатов для своего музея. Все счета оплачены — они, кстати, оказались более скромными, чем я ожидал.