Встречи с Индонезией
Шрифт:
На виллу коммодора я отправился вместе со своими «опекунами». Представившись охране, въезжаем во двор, посыпанный гравием. У коммодора великолепная коллекция балийских и яванских статуэток. Беседуем об искусстве, в частности о скульптуре — хобби хозяина, о моей работе. Господин Супарно, оказывается, хорошо говорит по-русски, потому что несколько лет прожил в Севастополе. Переходим на русский язык. Коммодор рассказывает о своих путешествиях. Шутливо приглашаю его в Польшу — садитесь, мол, на эсминец и плывите в Гдыню, а оттуда ко мне в Краков.
На следующий день совершаю поездку по острову на машине. В деревнях, мимо которых мы проезжаем, встречаются то мечети, то маленькие балийские храмы (пуры). В последних иногда можно увидеть пожилых женщин с
16
Сасаки — коренная народность на острове Ломбок. — Примеч. ред.
Обедаем у одного балийца. Для начала вся семья хозяина, а также часть моей «свиты» гоняется за петухом, который изо всех сил пытается спастись от неминуемой гибели. Я думаю, на поимку было затрачено больше калорий, чем содержится в несчастном петухе. Моя реакция может показаться парадоксальной: убегает мой обед, а я желаю ему успеха.
К вечеру приезжаем в Баян, большую деревню, где нас принимает чамат, пожилой, почтенного вида господин, носящий княжеский титул «раден». После беседы чамат организует в мою честь концерт гамелана и выступления солистов. Все это замечательно, но в деревне нет ни одного человека, который бы придерживался древних верований.
Ночью спал плохо: вся компания храпела так, словно рядом находился жертвенный кербау, которого неумелой рукой резал неопытный моса лаки. С утра — сюрприз. В деревне, оказывается, есть общественная баня: от источника по трубам идет вода, которая выливается мощным потоком. Баня — только для мужчин, женщины, как в старые времена, моются в реке. Фотографирую купающихся женщин. Они смущены, но, уходя, слышу за спиной веселый смех. Видимо, они не страдают излишней стыдливостью.
Скоро начнутся танцы под оркестр. Покупаю на 500 рупий сигарет и большую часть сразу раздаю оркестрантам. Мои товарищи, купив сигареты, оставляют их на потом — видимо, у них есть какие-то свои планы, в которые меня не посвящают.
Итак, танцы. Вначале долго играет оркестр, потом наконец приходят исполнители. Содержание танца таково: злой демон Ракшаса похищает девушку, а юноши ее отбивают. По сюжету это напоминает «Рамаяну», но в упрощенном варианте — без обезьян, птицы Гаруды и прочего. Имеется масса вставок, называемых «атракси» (развлечение). В последней из них странным образом высмеивается трусость. Ракшаса нападает на Чупака, который бежит от него куда глаза глядят, влезает на столбы и т. п. Потом происходит бой между Ракшасой и старшим братом Чупака, Грантангом, воплощением мужества и благородства. Грантанг убивает Ракшасу и рассказывает об этом Чупаку. Последний издали бросает камешки в Ракшасу и, видя, что тот недвижим, крадучись подходит ближе, дергает его за одежду и наконец, окончательно убедившись, что Ракшаса мертв, гордо на него усаживается, изображает из себя героя, похваляется, что он тоже мог бы убить Ракшасу. Грантанг же ведет себя очень скромно — ни слова о своей победе.
Роль Чупака — комическая, самая трудная в спектакле. Ее поручают лучшему актеру. Иногда это представление так и называется — «Чупак», Для усиления комического эффекта Чупака наделяют красным носом. Чупак — отрицательный герой, Грантанг же — пандит, рыцарь. У него должен быть хороший, сильный голос, но актер поет высоким фальцетом. Основная часть текста составлена на сасакском языке, лишь более поздние и современные вставки исполняются на индонезийском. В целом
Зрелище великолепное, танцуют превосходно, хотя это отнюдь не профессиональный, а обычный деревенский любительский коллектив.
Выехать в горы мы смогли лишь после полудня. Но забраться на вершину было невозможно: прошел сильный дождь.
После получаса езды — препятствие: маленький ручеек, который мы вчера, едва заметив, переехали, сегодня превратился в разбушевавшийся, несущий огромные камни поток. Местные жители говорят, что через час можно будет проехать. Ждем. В конце концов выгружаем из машины аппараты, подвертываем брюки и бредем по воде.
По дороге нам встретилась стая небольших обезьян. С фотоаппаратом в руках я помчался за ними следом, однако животные оказались проворнее меня. Единственное мое достижение — разорванный рукав рубашки.
Обедали в той же закусочной, где недавно завтракали. После обеда начался дождь, потом выяснилось, что вода в реке, которую нам придется пересекать, поднялась. В общем ночевать надо здесь.
А потом мы побывали в деревне, где мое сердце забилось сильнее. Миновав мусульманскую часть деревни, староста привел нас в другой ее конец, застроенный самыми обычными традиционными домами. Значит, здешние жители — не индуисты. Около домов возились свиньи, следовательно, тут жили не мусульмане. Население этой части деревни придерживалось религии, в которой переплетались черты индуизма и древних анимистических верований.
Нас приводят к месту собраний — платформе из бамбука, опирающейся на резные столбы. От солнца защищает занавес из листьев лонтаровой пальмы, который вешают с той стороны, где он в данный момент необходим. Сняв обувь, ступаем на циновки. Сигареты кладем на поднос, и начинается беседа. Присутствуют одни мужчины, лишь время от времени забегают девушки. Вначале в качестве главного рассказчика выступает кепала деса (деревенский староста), позднее я прошу его пригласить жреца. Появляется жрец. Вести разговор помогает молодой человек с неподпиленными зубами (обычай подпиливать зубы здесь сохранился до сих пор). Идем на местное кладбище, осматриваем запущенные, обложенные камнями могилы, заходим в храм, построенный семьдесят лет назад и недавно реставрированный. Он состоит из двух построек: собственно молельни и места для старейшин. Молельня представляет собой стену с встроенным в нее алтарем, под крышей, опирающейся на два столба. На алтаре нет никаких символов. Это обыкновенный стол, на который складывают принесенные в дар плоды. Над алтарем прикреплена табличка с номером дома. Вторая постройка — это крыша, опирающаяся на несколько колонн, внизу соединенных двумя каменными скамьями. Вся земля у входа в храм усыпана крупными белыми цветами. Я подумал было, что здесь недавно совершался обряд жертвоприношения. На самом деле цветы упали с растущего рядом дерева. Храм стоит на холме, откуда открывается прекрасный вид на море и на раскинувшийся вдалеке Бали. По пути к храму есть старинное место для жертвоприношений, подобное тем, какие я встречал на Палуе. На камне лежит пальмовый лист с горстью риса, цветами. Это дары какого-то больного человека.
По возвращении в деревню нас угощают кофе, бананами, бисквитами. Я горестно вздыхаю: хорошо бы основательно поесть. Но хозяева, наверное, предположив, что среди нас имеются мусульмане, подают только «чистую» еду. Кофе, бисквиты и плоды мусульмане употребляют без опаски. Зато индуисты в гостях у мусульман едят все. В итоге мы едим как следует только у мусульман.
Сидим мы, словно на сцене, на освещенной большой газовой лампой платформе и как будто участвуем в увлекательном спектакле, а вокруг любопытные зрители, главным образом молодежь, и ей очень интересно, как я буду есть руками рис.