Встречи
Шрифт:
3
Услышав шорох шагов в прихожей, Татьяна выглянула из кухни. На ее круглом лице возникло бабье, плачуще-радостное выражение. Она с размаху, забыв положить скалку, которой раскатывала тесто, бросилась ему на шею.
– Коленька!
– Бить будешь?
– спросил, улыбаясь, Ватутин, обнимая ее и целуя.
– Наконец-то добрался…
– Боже ты мой!
– сказала Татьяна, продолжая обнимать его.
– Замучилась я совсем! На дорогах бомбят, а тебя все нет и нет…
–
– досадливо сказал Ватутин, снимая шинель, и привычным движением, не глядя, повесил ее на вешалку.
– Все время останавливали: «Товарищ командующий, помогите эшелон протолкнуть…», «Товарищ командующий, куда снаряды везти?» Пока до Липецка добрался, больше суток потерял. Вот Семенчука спроси, все время крутились.
– О причинах задержки в пути Татьяне Романовне все уже доложено!
– Семенчук стоял в глубине коридора, поскрипывая сияющими сапогами, и улыбался.
– А Лена где?
– спросил Ватутин, заглядывая через плечо Татьяны в приоткрытую дверь, за которой виднелся стол с беспорядочной кучей книг, словно высыпанных на него из мешка.
– В школе! Ходит во вторую смену.
– Татьяна, вспомнив о том, что продолжает еще держать скалку, метнулась на кухню.
– Я сейчас… сейчас!.. Обед уже готов.
Ватутин торопливо прошел по короткому коридору и распахнул дверь в комнату детей.
Вот она - эта кровать, застланная серым ворсистым одеялом; подушка в белой наволочке лежит ровненько. Как дорого бы он сейчас дал, чтобы не видеть этой отрешенной аккуратности!
– Татьяна!
– Он выглянул в коридор.
– От Вити есть письма?..
– Посмотри на этажерке!
Легко сказать - посмотри на этажерке. Да разве в этой груде старых тетрадей и порванных учебников что-нибудь найдешь! Случайно раскрыл одну из тетрадей, увидел жирную двойку, написанную красным карандашом, и в сердцах захлопнул. Нет, девица, видно, отбивается от рук. С ней придется серьезно поговорить.
Как всегда удачливый, Семенчук острым взглядом прощупал все закоулки этажерки и первым заметил на верхней полке, под пустой фаянсовой вазой для цветов, синеватый конверт.
Ватутин вынул из конверта вчетверо сложенный листок, исписанный детскими каракулями, и долго вчитывался в слова, с трудом их разбирая. Виктор писал из лесной школы, что уже начал ходить без костылей, но воспитательница Мария Гавриловна не разрешает ему долго играть с ребятами.
У мальчика туберкулез ног. А началось все с обычной простуды. Всегда, когда Ватутин думал о Викторе, его не покидало ощущение вины, словно в чем-то он не до конца исполнил свой отцовский долг.
– Такие-то вот дела, Семенчук!
– проговорил он, вкладывая письмо в конверт.
– Наука-то наша во многом еще мало разбирается, - и пальцем тихонько подозвал его к себе.
– На сколько приехали, спрашивала?
– Интересовалась.
– А ты что ответил?
Руки Семенчука сделали округлое движение, словно он пальцами
– Сказал, что по усмотрению командования.
Ватутин кашлянул. Его всегда удивляла в Семенчуке хватка профессионального адъютанта, вот уж не скажет лишнего слова.
– Поедем на рассвете! Пока молчи, а то опять попадет.
Лицо Семенчука мгновенно приняло бесстрастное выражение. Может быть, у него в Москве были какие-то свои, личные дела, и он рассчитывал на несколько дней, но тут же привычно подчинился обстоятельствам.
– Если тебе нужно, иди, - сказал Ватутин, угадав, что Семенчук из деликатности о чем-то умалчивает, - и забирай машину…
– К каким часам приехать?
– деловито спросил Семенчук.
– В шесть ноль-ноль - у подъезда!
У всех свои дела. Татьяна Романовна не стала его удерживать. Через минуту Семенчук, стремительно накинув шинель, уже сбегал по ступенькам лестницы.
– Ну, Татьяна, - сказал Ватутин, входя в кухню, - ты что-то мне редко писать стала!
– Да и ты не очень часто пишешь, - улыбнулась она.
– Где будем обедать? В столовой?
– Сядем здесь!
– Ватутин примостился к небольшому кухонному столику, покрытому старой рыжеватой клеенкой в подпалинах от горячего чайника.
– Давненько домашней лапши не ел.
– Он втянул носом запах супа.
– Как же быть с Витькой?
– спросил он, следя за тем, как Татьяна разливает лапшу по тарелкам.
– Нарежь хлеба!
– сказала Татьяна.
Ватутин нагнулся к столику, раскрыл дверцы, достал большую белую кастрюлю, в которой хранился хлеб, плотно прикрытый крышкой, чтобы не высыхал, и, взяв с полки кухонный нож, стал нарезать аккуратные ломтики.
Татьяна поставила перед ним тарелку и присела напротив, подперев щеки полными руками.
– А ты?
– спросил Ватутин.
– Ешь, ешь, - сказала Татьяна.
– А рюмочку налить?
– И рюмочку!..
Она поставила перед собой тарелку и налила по рюмочке из бутылки, которую принесла из столовой, и они выпили, чокнувшись как полагается, а Ватутин, хлебнув лапши, блаженно улыбнулся.
А потом постепенно завязался разговор о Викторе, о Ленке, которая хоть и старается, но в школе у нее не все ладится, о стариках, которые застряли в деревне Чепухино, у немцев, и судьба их до сих пор неизвестна…
Семейные дела! Во фронтовых заботах они временами отходят словно в небытие, и все же вплавлены в его жизнь: отними у него эти заботы - что станет с его душой?
– Что же будет, Коля?
– спросила Татьяна.
– Так и будем отступать?
– И она взглянула на него с затаенной тревогой.
– Может быть, забрать Ленку и уехать к Вите? Там все же подальше…
Вот он, проклятый вопрос. Он не может от него уйти даже дома, даже в своей семье. Как ей ответить? Еще час назад, склонясь над картой, он вместе с другими генералами искал ответа на этот вопрос для всей страны.