Встречи
Шрифт:
Татьяне нет дела до стратегических замыслов, ее не интересует, сколько солдат, танков и самолетов в его подчинении, ей совершенно неважно знать, какой генерал назначен командовать армией, а какой смещен за неспособностью, ее беспокоит только одно - что будет с ее семьей, с ее мужем, с ее детьми, с ней самой, наконец.
Ватутин потупил взгляд.
– Я думаю, тебе не следует уезжать из Москвы, - проговорил он.
– Ты меня не утешай, - сказала Татьяна, - лучше скажи прямо!
– Она протянула руку и дотронулась до его руки.
– Коленька, возьми меня с
– Нет, - проговорил Ватутин, - сейчас нельзя вам на фронт! Погоди…
– Что же будет?! Что будет?!
– Татьяна отодвинула от себя тарелку и поднялась.
– Ты все от меня скрываешь!.. Все!..
– А что я могу тебе сказать? Как повернется война?.. Есть еще надежда, Татьяна!..
– Да не о том я тебя спрашиваю! У тебя, наверно, какие-нибудь неприятности?
– Нет! Большое доверие оказали. Если наше дело получится, изменится все!.. Все!..
– повторил он, устремив скованный взгляд в угол, мимо Татьяны.
Поняв, что большего от него не добьется, она виновато улыбнулась.
– Значит, оставаться здесь?
– спросила только для того, чтобы по-женски подчиниться его воле.
– Оставайся!
– коротко сказал он.
– А еще тарелочку нальешь?!
Она живо поднялась, поправила сбившуюся прядь, и Ватутин подумал, что косы у той девушки, с которой он когда-то сидел на берегу беспокойно петляющей Чепухинки, были гуще. Сколько же минуло лет? Почти двадцать. С декабря ему пошел уже сорок второй. Он еще полон сил. Привык к бессонным ночам, к непрерывному преодолению подчас внезапных, как ловушка, трудностей.
Когда-то, под Воронежем, когда он только что впервые принял фронт, гитлеровцы стали разбрасывать листовки, называя его штабным генералом, и пророчили поражение войскам, которыми он командует.
Может быть, именно в дни сражений на Среднем Дону к нему пришла зрелость. Одно дело отдавать приказ: «Ни шагу назад», другое - суметь внушить войскам веру в победу. А для того нужно не только уметь всегда трезво оценить обстановку, но и навязать сильному противнику свою волю.
– О чем ты все думаешь?
– спросила Татьяна.
Он улыбнулся:
– Борюсь!.. Есть такой генерал Вейхс. Он сейчас командует немецкой группировкой. Так вот он не дает мне покоя… Никогда его в глаза не видел, а все время о нем думаю.
– Хитрый он, наверно…
– Не без этого. Как бы тебе так объяснить… Он думает, что со Сталинградом уже покончено, что теперь дело за Москвой и Кавказом. А мы с ним не согласны. Мы думаем по-другому.
– Как?
– Как?!
– Он усмехнулся.
– Объяснил бы тебе, Танечка, но какой из тебя стратег! Ты даже с одной Леной и то управиться не можешь.
Она засмеялась:
– Давай меняться заботами.
Боже! Как хорошо все-таки приехать домой, так бы и просидел всю ночь на этой вот кухоньке. Пора бы, наконец, и Лене возвратиться. Хватит ей там прыгать!..
Звонок!.. Телефон!.. Его взгляд напряженно уставился в одну точку.
Татьяна быстро поднялась, вышла из кухни и тут же вернулась.
– Тебя к телефону, -
– Ватутин слушает!
– донесся из глубины квартиры его окрепший голос.
– Хорошо! Хорошо!.. Слушаю!.. Сейчас приеду. Только попрошу выслать машину.
– Короткое молчание, очевидно опустив на рычаг трубку, думал.
– Татьяна! Быстрее сюда!..
Она мигом оказалась на пороге спальни:
– Что, Коленька?..
– Товарищ Сталин вызывает!.. Где новый китель?
– В шкафу!
Он стремительно распахнул шкаф. Вынул тщательно расправленный на плечиках новый китель и придирчиво осмотрел.
– Подгладь! Смотри, грудь измялась!..
Приняв китель, она продолжала стоять в дверях.
– А сапожная мазь есть?
– спросил он, вытаскивая из книжного ящика шкафа сапоги с твердыми голенищами.
– Есть!
– сдавленным голосом проговорила она.
– Ну что ты стоишь?
– Коленька, а зачем тебя вызывают?
– Успокойся!.. Будем докладывать план. Да торопись, через пятнадцать минут за мной приедут.
Она исчезла, а он, как в юношеские годы, когда, бывало, его вызывал к себе начальник военной школы, стал до блеска надраивать щеткой и без того сияющие новым хромом сапоги.
Через пятнадцать минут он уже стоял у подъезда, невысокий, начальственно замкнутый, привычно подавляя волнение…
Домой он вернулся поздно ночью, когда Лена уже спала, а рано утром, поцеловав ее, спящую, в лоб, спустился по лестнице в сопровождении Семенчука, который нес за ним портфель с бумагами.
Татьяна, накинув на плечи пальто, вышла проводить.
Он поцеловал ее коротко, застенчиво, стесняясь Семенчука и шофера.
– Следи за Леной!
– строго сказал он.
– А Виктору я напишу с фронта.
Машина свернула на улицу Воровского и исчезла за выступом дома…
ГЛАВА ВТОРАЯ
Пока вездеход со скоростью торопящихся волов нырял по ухабам раскисшей дороги, Ватутин хмуро оглядывал необозримые степи, расстилавшиеся вокруг, и представлял себе, как будет сложно организовать за каких-нибудь три недели все то, что приказано ему Ставкой. На пути ему попалось несколько застрявших в разъезженных колеях грузовиков. Одни из них, нещадно газуя, тщетно пытались вырваться из тяжелой, густой грязи, других безнадежно засосало в топь на полколеса.
Всю дорогу от аэродрома до Филонова, где формировался штаб фронта, Ватутин молчал, ничем не выдавая своего отношения к тому, что видит, и только Семенчук, сидевший сзади, тихо чертыхался, когда машину встряхивало особенно сильно. Он полагал, что за шумом мотора командующий его не слышит.
Уже стало смеркаться, когда машины подъехали к небольшому домику на дальнем краю пристанционного поселка.
Отсюда, с дороги, виднелись вагоны на железнодорожных путях, разрушенная водокачка, каменный остов сожженного служебного здания.