Встречная полоса
Шрифт:
– Да ты что! – прошептала Светка, – ужас какой! Боже мой, Стас, какой ужас! – она захлюпала носом, деликатно высморкалась в бумажный платочек и зашептала, вытаращив круглые карие глазки:
– Стас, не лезь в это дело, прошу тебя, не надо. Им человека убить, что…
– Я знаю, – усмехнулся в ответ он, – можешь мне не говорить. Ладно, ребята, я за вас рад. Работайте, а я пойду, воздухом подышу. Да не реви ты, что с тебя взять, дура подневольная.
Он поднялся со стула, взял пакет, заглянул внутрь. Все на месте – веревки, пояс, карабины. Вот и славненько.
– Стас, ты ешь хоть что-нибудь? – сквозь слезы проговорила Светка, – на тебя же смотреть страшно. Ты как зомби, так нельзя.
– А я и есть зомби. Я умер, только этого пока никто не видит.
«Все, хватит» – Он пинком распахнул дверь, бросил пропуск на стол и вышел
– Подожди! – Светка выбежала следом, – постой!
– Я не буду это подписывать, – не оборачиваясь, предупредил ее Стас.
– Ты денег не получишь, – прошептала Светка за его спиной.
«Подавитесь» – он бросил пакет на заднее сиденье «тойоты» и сел за руль. Дворники скользили по стеклу, разгоняли воду, неприятно шуршал прилипший к стеклу березовый лист. Стас завел двигатель, выехал с парковки и не торопясь поехал к дому отца.
Две недели – шесть собеседований, и все как под копирку. Тесты, анкеты на трех листах, одинаковые вопросы, делано-вежливые улыбки менеджеров по персоналу. «Мы вам перезвоним» – все встречи заканчивались одной фразой. Даже те две, на которых Стасу удалось пройти уровень мелкой офисной шушеры и пообщаться с руководителями отделов. Но итог был предсказуем – телефон молчал, не отвечали даже те, кого Стас полтора десятка лет считал друзьями. Или мычали что-то невразумительное: кризис, падение продаж, перестановки, сокращения. Впрочем, предлагались и другие варианты: подождать пару месяцев, перезвонить на недельке и остальное в том же духе. Стас вежливо прощался, от расспросов «как сам?» уходил и… стирал из телефонной книги очередное имя. До тех пор, пока список не оказался пуст.
Время для него остановилось, он замечал смену дня и ночи, чувствовал голод, жажду, но все потребности перебивал сон. Тяжелый, без сновидений, он стал наркотиком и спасением одновременно. Как и ноутбук – перед экраном Стас проводил все свободные часы. А их теперь было в избытке – в гробовой тишине квартиры отчетливо раздавался стук клавиш и щелчки мыши. «Мы созданы, чтобы энергию природных ресурсов обратить во благо человека. Способствовать в регионах деятельности концерна долгосрочному экономическому росту, социальной стабильности, содействовать процветанию и прогрессу, обеспечивать рациональное использование природных ресурсов» – шептал Стас, прикрыв глаза. Подойди, толкни в плечо в любое время дня и ночи, спроси: а в чем, Станислав Андреевич, состоит миссия концерна «МегаОйл»? Что вам известно о ее истории? О социальной политике? – ответит без запинки, как на экзамене по матанализу в университете. Про биографии господ из совета директоров и говорить нечего, даты, должности от зубов отлетают. Особенно биография этого красавца – высокий, поджарый с благородной седой бородкой и короткими светлыми волосами, зачесанными на загорелый лоб – Огарков Анатолий Константинович, первый вице-президент по экономике и финансам собственной персоной. Родился, учился, женился – вся информация тщательно выверена, причесана, разложена по полочкам. И фотогалерея наличествует: Огарков в детском доме, Огарков на заводе в окружении улыбчивых рабочих, Огарков и попы, Огарков и жена. Ростом мужу до плеча русоволосая особа с пухлыми щеками представала всегда в одной ипостаси: на голове скромный платочек, одета во все длинное и прямое скучных цветов, стоит, глазки закатив, в одной руке свечка, другая занесена для крестного знамения. Огарков не отстает, свечку держит двумя пальцами, смотрит на огонь. Другой рукой трет глаза, словно слезы утирает, от умиления, не иначе.
«К ним, что ли, на собеседование сходить» – усмехнулся Стас, просматривая сайт компании, – вот отличная должность: «начальник группы внедрения перспективных решений». Я им внедрю, пожалуй. Или вот: «Специалист группы тестирования», и условия прекрасные – оклад, премия, годовой бонус… Суки.
Когда экран застилала мутная дрожащая пелена, а глаза резало так, словно в них насыпали песка, Стас выключал ноутбук и ложился спать, вырубался мгновенно, вставал разбитый, с гудящей головой и плелся в ближайший магазин. Дальше день катился по обычной колее – завтрак, он же обед под шум дождя и ветра за окном и ночное бдение перед монитором в полной тишине и одиночестве. Время замкнулось в кольцо, новые сутки не отличались от прошедших, и Стас сам не помнил, в какой день (или ночь) он набрал в поисковике запрос: «способы самоубийства».
Сеть предложила шесть миллионов ответов, осталось
Преображенский мост оказался слишком низким, на Лужнецкий попасть не удалось, поэтому оставался Смоленский. Старейший в Москве, высотой метров двадцать, и вид с него отличный: высотка на Кудринской площади, Белый дом, старый район, почти не изуродованный новой застройкой, внизу река. И поблизости никого, значит, не будет и свидетелей, никто ничего не заметит. И искать его тоже никто не будет, при падении с такой высоты гарантирован удар о воду, затем контузия, паралич в ледяной воде – все займет минуту, не больше. Что такое минута мучений по сравнению с тем, что он уже пережил? Так, детский лепет. А попасть на мост – дело техники, но нужно торопиться, пока река не покрылась льдом. Да и ждать уже нечего – за неделю ни одного звонка, деньги на исходе, остатки сил тоже. Можно даже завещание не писать, все равно эту халупу и мокнущую под окном «тойоту» оставить некому. Если только заправить машину на последние и врезаться на полной скорости в здание нового офиса этой поганой конторы. А вдруг, бак не взорвется? Нет, так не пойдет, нужно наверняка…
Решение созрело, оформилось, в жизни появилась цель. И сразу стало легче, теперь он точно знал, что будет дальше, и торопился. Привел в порядок квартиру, выкинул хлам, даже окна зачем-то вымыл и полил полудохлую пальму в горшке на кухонном подоконнике. Вернулся сон, аппетит и даже зазвонил мобильник. Правда, это оказался оператор из банка, сообщил, что срок действия карточки закончился, и если господин Нестеров желает…
– Спасибо, не надо, – ясным бодрым голосом отказался Стас от услуг банка, – и вам всего хорошего, девушка. Было приятно иметь с вами дело.
Вот, собственно, и все, все счета закрыты, долгов после себя он не оставит. Банк вычеркнет его фамилию из списка клиентов, а менты, чуть позже – из списка живых. Надо пройтись и все еще раз обдумать, прокрутить в голове алгоритм действий. На ходу думается особенно хорошо, да и погодка что надо – мелкий дождь и ветер, все условия для променада.
Стас шел по старому району мимо уцелевших пятиэтажек, поднял воротник куртки, закрываясь от ветра, и запихнул руки в карманы. Здесь он мог гулять с закрытыми глазами, каждый поворот дороги, каждый дом он помнил с детства. Прошел вдоль забора детского сада, миновал оживленный пятачок перед продуктовым магазином, постоял на перекрестке и перебежал дорогу. Здесь уже пошла новая застройка, шестнадцатиэтажки громоздились одна за другой, как угрюмые утесы в норвежских горах. Нахлынули на миг мысли об отпуске, о пропавшем билете и улеглись мгновенно, такие же пустые, никчемные, как воспоминания о школьных оценках.
По тротуару Стас прошел мимо подъездов, повернул и направился к крохотному скверу посреди стиснутого каменными башнями дворика. Ни детей, ни собачников поблизости – дождь и ветер разогнали всех. Несколько чахлых деревьев, ворох бурых листьев на желтой траве, мокрые лавочки – Стас прошел мимо и направился к арке у въезда во двор. «Шевроле» лихо влетела под арку, подняло из лужи фонтан брызг и влетело передним колесом в яму. Стас усмехнулся, взял правее, чтобы обойти машину и остановился в последний момент. С той стороны пролета что-то рухнуло на асфальт с жутким тихим треском и осталось лежать посреди дороги – длинное, темное и живое. Оно шевелилось, стонало и странно булькало, рядом с тем местом, где была голова, неторопливо собиралась черная лужа, в ней лежало что-то белое и острое, расколотое на множество частей. Стас плечом прислонился к стене и не мог сделать ни шагу – ни вперед, ни назад, смотрел, не отрываясь, на то, что осталось от человека. А тот жил – на инстинктах, на рефлексах, хрипел, плевался, его руки были странно вывернуты, из-под манжет куртки торчали белоснежные обломки костей, по луже у раздутой, как мяч, головы расходились круги от дождевых капель.