Встречный ветер. Повести
Шрифт:
Оказалось, что у Усова попадания в центр и почти в одно место. Бражников разбросал пули по всей мишени. Это сильно огорчило сержанта.
— Откровенно говоря, товарищ лейтенант, не верил я, что вы так метко стрельнете с этим прибором, — признался Бражников.
— Почему же? — улыбнулся Усов,
Ему нравилась вдумчивость этого могучего спокойного парня, приятна была и его похвала.
— Мы, товарищ лейтенант, охотники, народ гордый, но справедливый. Хороших стрелков уважаем. Я теперь эту механику ни за что не оставлю. Освою, будьте спокойны. У меня первоначально,
Они поднялись и, отряхнувшись, пошли на заставу.
По дороге Бражников продолжал высказывать свои мысли:
— Я думал, ну, кто может лучше меня или моей сестры Дуняши стрелять? Мы и птицу на лету бьем и белку в глаз.
— Сестра, значит, тоже отлично стреляет? — переспросил Усов.
— Еще бы! Сызмальства к этому делу приучена. Мне иногда перед ней краснеть приходилось, как, примерно, сегодня перед вами… Вот станковый пулемет, товарищ лейтенант, — неожиданно перевел разговор Бражников на прежнюю тему, — это умная машина. Бывало, лежим на Халхин-Голе, укрытие хорошее. Как сыпанешь по самураям, на душе светло делается! С такой машинкой можно и наступать и обороняться… А этот приборчик я отработаю! Освою!
…Услышав стрельбу, Слава Шарипов выскользнул из комнаты и решил отправиться к дяде Вите, раздобыть патронную гильзу, но его догнала Оля и, схватив за руку, потащила обратно. Слава стал упираться, идти домой ему не хотелось.
— Когда тебя зовут, почему ты не откликаешься, а все убегаешь и убегаешь?
— А я не хочу с тобой говорить! Мне дядя Витя, когда будет возвращаться со стрельбища, патрончиков даст, я стрелять буду!
— Ты еще маленький, чтобы стрелять… Идем, тебе говорят!
— Я тебя не хочу слушать, ты девчонка!
Оля была старше Славы на семь лет, но он далеко не всегда подчинялся ей.
— А кто тебя спать укладывает? — упрекающе спросила Оля.
— Мама. А гильзы я тебе приносил?
— Приносил. Но все равно ты нехороший мальчик!
— Нет, я хороший!
— Кто сказал, что ты хороший?
— Папа сказал, ты сама нехорошая, и тебя кошка исцарапала…
У открытого окна стояла Клавдия Федоровна и слушала весь этот разговор. На лице ее теплилась счастливая улыбка. Она была беременна и, ожидая четвертого ребенка, была особенно нежна и ласкова с Олей и Славой. Старший ее сын находился у бабушки. Клавдия Федоровна с грустью думала, что новый ребенок отнимет на первое время у Славы и Оли почти все материнское внимание.
— Саша, поди-ка сюда, — позвала она мужа. — Послушай, как они разговаривают. Ты только послушай!
Шарипов подошел и, обняв ее за плечи, встал рядом. Слава и Оля продолжали свой спор.
— Он говорит: «Тебя кошка исцарапала, а папа сказал про меня, что я хороший мальчик». Милые вы мои! Когда только вы успели подрасти?
— Я тоже часто об этом думаю и удивляюсь. Как будто мы совсем недавно на Дальнем Востоке отпаивали Олю козьим молоком. И Славке уже скоро три года! — Помолчав, Шарипов спросил: — Как ты себя чувствуешь?
— Все, кажется, хорошо…
— По-моему, тебе нужно
— Как же вы тут без меня будете жить? — спросила Клавдия Федоровна.
— Проживем! Теперь Александра Григорьевна здесь, — ответил Шарипов.
— Я подумаю… Кстати, приехала Галина. Мы, может быть, вместе и уедем. Сегодня Александра Григорьевна созывает гостей, придет и Галина. Будем справлять сразу две свадьбы! А то получилось как-то ни то ни се.
— Ну что ж, справим две свадьбы…
В дверь постучали. На пороге показался Сорока. В руках у него на таловом кукане висело полдесятка толстых, как поросята, линей. Они еще были живые. Двулапчатый хвост последнего, шириной в добрую ладонь, шлепал по полу.
— Коллективный вам подарочек, Клавдия Федоровна! Куда можно положить? Лини, товарищ политрук, отменные!
Клавдия Федоровна поблагодарила и, приняв рыбу, спросила:
— Какой же праздник сегодня? Я что-то не припомню.
— Завтра праздник. Соревнование по волейболу с первой заставой. Надо товарищей угостить на славу… Тренироваться будем, товарищ политрук? А то первая хвастается обыграть!
— После обеда обязательно начнем тренировку. Рыбы много поймали?
— Порядочно, килограммов тридцать, — ответил Сорока. — А насчет волейбола будьте спокойны, не подкачаем.
Когда Сорока ушел, Клавдия Федоровна задумчиво проговорила:
— Замечательные у нас на заставе солдаты! Мне думается, что лучше их и людей на свете нет. Или я так привыкла к ним?
— Что и говорить, народ хороший. Смотри, Сорока-то как выправился, не узнать.
— Вот и я говорю, — как-то рассеянно отозвалась Клавдия Федоровна и, поправляя на окне занавеску, тихо добавила: — Знаешь, Александр, я давно хотела спросить тебя, да все не решалась…
— Давно бы и спросила, не откладывала. Ты, я вижу, чем-то встревожена? — сказал он, беспокойно поглядывая на жену.
— Последнее время я плохо сплю. Ты сам понимаешь, думаю. Слышу, как каждую ночь на той стороне гудят моторы, много моторов. Такой гул, что земля начинает вздрагивать. Сначала думала, что это мне снится… Иногда слышу человеческие крики, неприятные голоса… И речь непривычная. Если тебя нет, жутко становится, Олю иногда разбудить хочется. От коменданта ты ничего не слышал, ничего тебе не известно?
— Мне ничего не известно, — покусывая губы, негромко проговорил Шарипов и, достав портсигар, торопливо закурил, но, взглянув на усталое лицо жены, погасил папиросу.
— А моторы гудят — это армия маневры проводит… Обычное явление, сказал он неопределенно.
— Нет, это не обычное явление. Я не первый день живу на границе. Какая против нас стоит армия? Германская! Ты мне не толкуй! Я знаю, кто наши друзья, кто враги!
— Допустим, что так. Зачем же себя расстраивать?
— Удивительно, как ты можешь спокойно говорить! Неужели Красная Армия стала бы маневрировать с танками у самых пограничных столбов! Это была бы какая-то демонстрация, вызов!