Встретимся через 500 лет!
Шрифт:
– Так к чему мне шпага?
– повторил Холмс, намазывая телячий паштет на тост, только что выпрыгнувший из тостера.
– Чтоб все получилось красиво…
– А!
– хрустнул тостом.
– Чтоб зрители были довольны до слез и аплодировали искренне?
– Не надо, мой друг, все усложнять, - сказал Ватсон дружелюбно.
– Ключ вставлен в замочную скважину, и просто надо его повернуть. Надо его повернуть и войти в…
– В заветную кладовку садовника?
– Не знаю. Но хорошо знаю, что, очутившись за дверью, вы ни о чем не пожалеете.
– Вы думаете, это хорошо – ни о чем не жалеть? Сомневаюсь.
–
– А может, Ватсон, лучше вернуться в свою коморку и…
– И провести в ней всю оставшуюся жизнь? Глядя в потолок, в окно, разговаривая с куклой и с самим собой?
– Да, это скучно. И потому вы прелагаете мне приключение.
– Да, Шерлок…
– Приключение на сцене?
– Да где угодно, Шерлок, скажите только профессору.
– Значит, на сцене…
– Сцена эта и есть жизнь, и вы это узнаете, едва покинув ее.
– Ну, хорошо. Вы меня убедили. Тем более, я обещал профессору Перену…
– Профессору Пилату.
– Да-да, я обещал профессору Пилату быть завтра в три у мадмуазель Генриетты. И если вас это не затруднит, привезите, пожалуйста, все это, – указал заострившимся подбородком на гольф-бэг, - в «Три Дуба». Ведь вы не откажетесь побыть моим секундантом?
– Хорошо, я привезу, - кивнул доктор Ватсон.
– И буду вашим секундантом.
– А теперь дорогой мой друг, мне надо отдохнуть и поразмыслить…
– До завтра, Шерлок...
– До завтра, Ватсон, - крепко пожав ему руку, Холмс пошел к окну чтоб стать у него истуканом
20. Кругом была природа
Побыв истуканом полтора с лишним часа, Холмс понял, что должен делать. Пораньше поужинав (плотно) за дальним столом, он направился к себе, оделся по-походному, посидел на дорогу с Ватсоном на коленях. Через десять минут его провожал глазами поселок - из окон домов на позднего путника пристально смотрели – это чувствовалось. Линию видимости он проворонил. Вспомнив о ней, решил не возвращаться: ведь, проходя ее, чувства бескрайнего одиночества не испытал. Шлось легко, с охоткой, и сумерки опустились на землю уже под Апексом, на перевале, а ночь, на радость лунная – уже в долине. Хоть тропы и не было, Холмс двигался быстро, несмотря на корни, как в сказочной погоне, раз за разом костлявыми клешнями выраставшие под ногами. Около двух часов ночи ему показалось: кто-то крадется за ним – Мориарти?! Профессор? Крадется или поджидает впереди, вон, за той скалой, звериным зубом вонзившейся в темно-сизое небо? Или за тем деревом, ловчей сетью разросшимся под Большой Медведицей?..
Опасался Шерлок недолго: около часа ночи накатила усталость, а с ней и равнодушие. Сон, глубокий, как пропасть, словил его в густой траве на берегу ручья, беззаботно шелестевшего в звездной ночи.
Проснувшись на пороге дня, беглец сел, осмотрелся. Кругом была нетронутая природа. Ручей изобиловал юркой рыбой, вдалеке, среди самодовольных дерев, паслась чета статных оленей, один из них зрел орлана, парившего высоко в небе. Холмсу птица напомнила пастыря, озиравшего с высоты стада свои и владения.
– Никаких следов человека… - озадачился он, осмотрев окрестности внимательнее.
– Видимо, я попал в заповедник.
Придя к этому выводу, он успокоился. На ум сразу
– Вот и хорошо, не надо хлопотать с костром и готовкой, - радовался он, выдавливая ее прямо в рот.
Икры двух рыбин ему хватило, чтобы двинуться в путь с легким сердцем и полным желудком. Спустя час стало ясно, почему в долине нет следов человеческой деятельности – ручей, к тому времени вымахавший в уверенную речушку, обрывался бездонным водопадом, прорезавшим череду крутых скал. Те китайской стеной поднимались к обоим водоразделам. Шерлоку пришлось идти вверх до одного из них (правого). С него он увидел реку, сказочной серебряной струйкой вившуюся по долине, казавшейся райской. Холмс, посмотрев на орлана, продолжавшего парить в вышине, спустился к ней, прошел пару миль по течению, чтобы увидеть, что и эта река пресекается водопадом, а борта ее – неприступными вулканическими скалами. Ему вновь пришлось тащиться вверх, к следующему перевалу…
Так он ходил весь день, а вечером, с очередного водораздела перед его глазами предстал слева очередной водопад, а справа - Апекс с кладбищем у подножья.
21. На трех китах
Убитый Холмс присел на теплый от дневного солнца мох. Попытался разглядеть Эльсинор. Тщетно. Одна кладбищенская щетина крестов, да лазоревый Апекс. Тут сзади послышался шорох потревоженного шагами гравия. Оглянулся. Увидел Мориарти с карабином за спиной и охапкой стеблей ревеня в руке. Приятельской улыбке на его лице позавидовал бы и Фрэнк Синатра. Приветствуя Холмса, он замахал зажатыми в кулаке разлапистыми зелеными листьями с кроваво-красными корешками.
– Прекрасный вечер, не правда ли?
– сказал профессор, устраиваясь рядом.
– Да, - сказал Холмс.
– Трубка у вас при себе? У меня с собой отличный табак.
– Разумеется, - сказал Холмс, доставая курительный прибор.
Спустя некоторое время они курили, посматривая на орлана, безраздельно владевшего небом.
– Besoeki, Ява, восемьдесят пятый год, - сказал Холмс умиротворенно после третьей затяжки.
– Лучше вашей любимой махорки?
– У вас ведь ее нет…
– Есть, специально для вас припас. Отдам ее вам в Эльсиноре. Пойдемте?
– Нет, мне надо немного подумать.
– Хотите подвести итоги дня?
– Да.
– Что ж, подводите, - посмотрел Мориарти на солнце, клонившееся к горизонту.
– Минут пятнадцать у нас есть. Угощайтесь, - протянул стебель ревеня.
Холмс выбил трубку о камень, положил в карман. Взял стебель, очистил от кожицы, стал есть, хрустя сочной зеленью.
– Вкусно?
– спросил Мориарти, посмотрев на часы.
– Да. Кисло и сладко одновременно.
– Как жизнь, если хорошенько перемешать ее миксером.
– Не очень хорошо сказано.
– Вечером, перед сном отредактирую, - махнул рукой Мориарти.
– Ведете дневник?
– Да. Это дисциплинирует. Так что вы думаете об этом?
– указал профессор подбородком на водопад, шумно срывавший с уступа.
– Я думаю, Эльсинор – это твердыня, покоящаяся на трех китах.
– Стоящих на черепахе, плавающей в безбрежном море?
– Да, это моя рабочая версия. И, как детектив, я намерен ее проверить.