Встретимся через 500 лет!

Белов Руслан Альбертович

– Есть, но происходит это редко.

Следовательно, если я мыслю и, как правило, поступаю, как здравомыслящий человек, то я практически здоров. А в таком случае следует признать, что эти письма написал сумасшедший, обуреваемый манией. А если мы это признаем, то должны задать себе следующий вопрос:

– Что, сумасшедший не способен совершать подвиги, способствуя тем улучшению общества?

И тут же на него ответим:

– Может. И сведения, полученные от сумасшедшего, могут нести более достоверную информацию, нежели полученные от так называемых здоровых людей...

– Что-то, месье Пуаро, вы путано стали объясняться, - недовольно зашевелились серые клеточки.
– Мы опасаемся, что влечение к

этой женщине неблагоприятно влияет на вас... Лучше бы обратили свое мужское внимание на старшую медсестру Катрин Вюрмсер…

– Катрин Вюрмсер, Катрин Вюрмсер… повторил Пуаро, решив не уразумевать последнюю фразу своих маленьких серых клеточек.
– Эти письма выбивают меня из колеи...

Письма лежали на столе доказательством умопомешательства всего на свете. Пуаро, никак не решавшийся вскрыть конверт, адресованный ему, потянул время, вспоминая Наполеона Бонапарта, сумасшедшего.

В обеденном зале император сидел за соседним столиком. Нормальный, здоровый мужчина, невзирая на сумасшедшее содержание мышьяка в мышечных тканях, он прилично играл в шахматы, интересовался современными системами артиллерийского вооружения и болел за футбольный клуб «Аяччо» из города Аяччо, в котором родился. Ну, правда, частенько принимался ходить (по гостиной, столовой, лесу, процедурной) взад-вперед, заложив руки за спину и бубня себе под нос: «Когда же подойдет Груши, когда?! Когда же подойдет, Груши, когда?!». Или в хорошую погоду забирался на башню и с нее высматривал из-под руки свои полки, в 1815-ом году аккурат перед сражением подозрительно резво погнавшиеся за наголову разбитыми пруссаками в противоположную от Ватерлоо сторону. Пуаро жалел выдающегося императора-полководца: мелкотравчатые обитатели «Эльсинора» не упускали случая посмеяться над ним, трижды побежденным. Капитан Гастингс однажды горько высказался по этому поводу: «Рядом с величием велико и ничтожество».

– «Мистеру Шерлоку Холмсу»...
– наконец, посмотрел Пуаро на конверт, лежавший первым в стопке.
– Мегре написал ему первому... Что ж, может быть, это и справедливо... Шерлок в нашей плеяде первый. «Мистеру Эркюлю Пуаро» - прочитал, отправив конверт, адресованный великому английскому сыщику в нижнюю позицию.
– Кажется, это мне.

В конверте лежал вдвое сложенный листок белой писчей бумаги. Развернув его, он прочитал:

20 октября 1987 года, Эльсинор

Господин Пуаро!

Я долго думал, как к Вам обратиться. Поначалу, испытывая определенные чувства, я написал «Дорогой Эркюль», но потом решил, что тема письма, сейчас находящегося в Ваших руках (о, я бы отдал последние часы жизни, чтобы это было так!), требует делового подхода, и потому обратился официально (по крайней мере, постарался так обратиться).

Итак, господин Пуаро, я появился в Эльсиноре, скорее всего, по тем же причинам, что и Вы. Но они, эти причины, не имеют значения (в жизни ничего не имеет значения, кроме жизни), потому что мы с Вами, прежде всего, сыщики, а потом уже люди, больные или здоровые. Так вот, проведя в санатории некоторое время, я начал понимать, что в нем орудует(ют) психически больной(ые) преступник(и) (согласитесь, сумасшедший человек и психически больной человек – это не одно и то же). Этот (эти) преступник(и), несомненно, имеющий (имеющие) подручных, уничтожил (и) множество людей. Завтра он (они) уничтожит(ат) меня, послезавтра - мадмуазель Жалле-Беллем, потом - Вас. Я не буду называть имен – для великого Эркюля Пуаро это излишне. Уверен, что сейчас (когда Вы читаете это письмо) у Вас уже имеется материал для Ваших отличных «маленьких сереньких клеточек». И потому лишь умоляю Вас (1) быть предельно осторожным и никому не доверять (даже Гастингсу), и (2), всегда носить с собой пластиковую трубку (потолще) для коктейля: если в ходе расследования Вам пропишут лекарственный электрофорез, суньте ее под маску и дышите через нее. Удачи вам, коллега. Уверен, скоро мы увидимся и славно поговорим.

Ваш Жюль Мегре

Прочитав письмо, Пуаро вернул его в конверт, проговорил:

– Прав был Сименон, говоря, что в докладах Мегре основное место занимают скобки, - подошел к окну и отдался биологическому полю своих маленьких сереньких клеточек. Те перевели его взор на кладбище, располагавшееся за вертолетной площадкой. Покивав посылу, Пуаро оделся, как всегда тщательно. Через полчаса, с трудом пробравшись через сугробы, покрывавшие кладбище, он стоял над типовым надгробием (такие же, из розового неполированного гранита, с гранитным же крестом наверху, украшали, по крайней мере, еще сотню могил). На фронтальной стороне камня сверкала табличка нержавеющей стали, прикрученная винтами. Надпись на ней гласила:

Ксавье Аслен

13.05.1924 - 20.10.1987

– Замечательно!
– мурашками зашевелились маленькие серенькие клеточки.
– А теперь с той стороны посмотрите, уважаемый Пуаро. На всякий случай, чтобы потом не возвращаться.

Пуаро безропотно полез в сугроб, споткнулся об оградку, занесенную снегом, чертыхнулся, но, встав на ноги, довольно заулыбался. На тыловой стороне надгробия белой краской было написано:

Жюль Жозеф Ансельм Мегре

20.02.1915[54] , Сен-Фиакр - 20.10.1988, Эльсинор

– Знакомый почерк, - шевельнулись мурашками серые клеточки.

– Луи де Маара?
– поднял Пуаро котелок, слетевший с головы при падении.

– Да, капитана Гастингса. Боюсь, на следующем надгробии будет фигурировать 1839-ый год, год нашего рождения.

– Не на следующем, далеко не на следующем, - неуверенно возразил Пуаро, механически отряхивая пальто от налипшего снега.

– За это придется побороться...

– Ну что, в таком случае, продолжим наши игры?

– А что остается делать, милейший наш Пуаро, что остается делать?.. Не играть же в покер по маленькой, заглядывая в карты соседа и сплетничая об очередной попытке суицида, предпринятой Моникой Сюпервьель?

Садовник Катэр, чистивший в это время вертолетную площадку от снега, вечером письменно доложит профессору Перену, что пациент Пуаро опять сам с собой разговаривал.

10. Лезвие и она

Ради экскурса к истокам событий, происходящих в данной части нашей истории, мы оставили Пуаро с Гастингсом на пути к «Трем Дубам». Вернувшись, мы находим их у дверей жилища третьей по счету жертвы эльсинорского Джека Потрошителя...

Попросив Гастингса подождать его на ближайшей скамейке, - тот всерьез обиделся, - Эркюль Пуаро более чем деликатно, то есть коротко и один раз, позвонил к мадемуазель Генриетте. Открыв дверь, та изобразила растерянность, когда это сыграло, счастливо заулыбалась: