Вся эта ложь
Шрифт:
Большее впечатление на Лилю произвело другое. Ей очень нравилось как красивый мужчина ежедневно нырял с высоченной скалы под названием Дива. Это вызывало восторг не только у неё, но и у всех обитателей пляжа. В один из дней он снова забрался на самую вершины, махнул рукой, оттолкнулся босыми ногами, но вместо того, чтобы через мгновение эффектно вонзиться в воду, а потом вынырнув, красиво поплыть в сторону берега, он в полёте ударился головой о торчащий каменный выступ, после чего полетел вниз как тряпичная кукла…
Милиция приехала часа через полтора, а до этого его изуродованное тело, окружённое бордовым пятном, плавало у подножья скалы, терзаемое волнами. Пляж молниеносно опустел, а оставшиеся не осмеливались подойти, понимая, что ничем человеку уже не помочь и только отец Лили, оправившись от шока, схватил пляжную подстилку, и пробравшись по скользким камням поближе, схватил несчастного ныряльщика за руки, выволок на берег и накрыл.
После этого случая ни о чём другом невозможно было думать. А ещё в ту поездку Лиля осознала, что она не такая как все девочки, ведь именно тогда её впервые обозвали жирной. Да, именно жирной, не пухленькой, не толстенькой, не упитанной, а жирной.
– Женщина, – обратилась к Лилиной маме, сидящая за соседним столиком пышнотелая дама, – перестаньте пичкать девочку хлебом, она и так у вас жирная. Подумайте о её будущем.
– Чья бы корова мычала, – грубо отреагировала мама, пристально оглядев на соседку с головы до ног, – на себя лучше посмотри. Тоже мне, худышка нашлась.
– Именно поэтому я вас и предостерегаю. Меня тоже родители кормили как на убой, говорили, кушай, детка, наедайся впрок, мало ли что, мы вот голодали в войну, так хоть ты будешь сытая. И что? Они умерли, а я осталась одна, жирная и никому не нужная. Живу в их пустой квартире – ни любви, ни счастья. Работа, дом и никакого просвета. Скоро сорок лет стукнет, а у меня до сих пор ни разу ничего не было… , – она незаметно смахнула слезу. – Так что подумайте, мамаша, прежде чем засунуть дочке в рот очередной кусок котлеты. Скажет ли она вам потом спасибо? Думаю, что не скажет. Честно признаюсь вам, я ненавижу своих родителей.
Женщина, не дождавшись ответа, отвернулась и продолжила черпать ложкой свой недоеденный суп. Люди, сидящие неподалёку, притихли и лишь искоса поглядывали на неё. Они явно не ожидали услышать подобный монолог из её уст. С тех пор Лиля перестала есть хлеб, по крайней мере при всех, когда же оставалась наедине со свежей городской булочкой, то с удовольствием съедала её, наслаждаясь тёплым вкусом, который невозможно было ни с чем сравнить.
– Дочь, как ты объяснишь своё поведение? – строго начала мама, придя из школы после разговора с классной руководительницей.
– А что я такого сделал? – равнодушно спросила Лиля, не отрывая взгляд от телевизора.
Валентина Степановна заслонила собой экран.
– Меня в школу вызывали.
– Ну и что? Я туда каждый день хожу, и как видишь, ничего, – съязвила дочь.
– Я видела журнал. У тебя сплошные трояки! Раиса Олеговна в ужасе от того, что с тобой происходит.
– Чем трояк хуже четвёрки?
– Какие четвёрки, Лиля? Ты же шла на золотую медаль. Кто тебе теперь её даст?!
– А нафига она мне нужна? Что я буду с ней потом делать? У тебя вот есть золотая медаль?
– Есть, – с гордостью ответила мама.
– И что? – вскочив с дивана раздражённо крикнула Лиля. – Ты от этого стала счастливее? Больше денег получаешь или тебя отец сильнее любит?
– Не мели чушь! При чёт тут это?
– А при том, что эта железяка мне не нужна! – она пристально, с нескрываемым чувством брезгливости посмотрела в глаза матери. – Я не хочу быть такой как ты!
Валентина Степановна побледнела, обмякла и отвернувшись, заплакала.
– Я ухожу из школы, – не унималась Лиля, понимая, что тем самым добивает маму. – Не хочу больше туда ходить. Ненавижу.
Мама умоляюще посмотрела на дочь.
– Не бойся, как-нибудь до конца восьмого класса дотяну. И не вздумай меня уговаривать и натравливать отца. Я уже всё решила…
А что ещё оставалось делать? Она готова была хоть сейчас исчезнуть, так ей не хотелось появляться в школе среди расфуфыренных стройных девчонок и враждебно настроенных пацанов, готовых в любую секунду обрушить на неё шквал ненависти. Лиля устала постоянно смотреть в спину Кравченко и выжидать момент, когда он повернётся, чтобы взглянуть ему в глаза и попытаться поймать в них хоть микроскопическую искорку. Но там был только холод и равнодушие, и от этого её сердце разрывалось.
Лиля с детства вела дневники. Почти каждый год она клялась, что больше ничего писать не будет, прятала дневник, стараясь о нём забыть, но раз за разом заводила новый. Потом, перелистывая очередную тетрадь, исписанную убористым почерком, она удивлялась своему умению замечать то, что для других было мимолётным эпизодом, словно промелькнувшим за окном несущегося куда-то поезда.
В основном в дневник она записывала свои сны и свои фантазии, от буйства которых у юной особы порой перехватывало дух. Откуда они могли взяться в девичьей голове, которая по умолчанию должна была быть забита куклами, новыми нарядами и образами романтических героев из прочитанных книг. Но всякие там Айвенги, Дартаньяны и прочие капитаны шхун с алыми парусами, проплыли мимо, не оставив в её сознании ничего, кроме приторного привкуса лжи.
«Так вот ты какая, любовь…», – написала Лиля в своём дневнике, – «Не люблю я такую любовь. Пусть подавится ей тот, кто её придумал. Как хорошо было без неё. Спокойно… Клянусь, я больше никогда никого не буду любить. Одни несчастья от неё…»
Это была последняя запись, больше Лиля не прикасалась к тетрадке, но не выбросила её, а спрятала зачем-то в глубине стола, поняв всю бессмысленность излияния на пустые страницы своих чувств и переживаний. Она замкнулась в себе и перестала общаться даже с Таней. Читала на уроках и на переменах книжки, не обращая внимание на всё, что происходило вокруг, чем ещё больше раздражала одноклассников и учителей. Даже больше чем тогда, когда была лучшей, лезла во все дыры со своей активностью, занимала только первые места и получала исключительно пятёрки. И время пролетело незаметно… Оставался месяц до её освобождения из плена.
Они вроде бы случайно столкнулись в коридоре.
– Привет, – радостно воскликнула Таня, – оторвись на минутку. Надо поговорить.
– Что-то серьёзное? – с неохотой ответила Лиля, захлопнув книгу.
– Пойдём за школу, кое что расскажу, – добавила таинственности подруга.
Они дождались пока прозвенит звонок и двор опустеет, погрузившись в блаженную тишину. Таня схватила Лилю за руку и потащила за собой. Два школьных корпуса, стыкуясь, образовали углубление, которое использовалось мальчишками, чтобы тайком от учителей выкурить там сигаретку, позажимать визжащих одноклассниц или набить кому-нибудь морду, а девчонки бегали сюда, чтобы посплетничать, ну и покурить, конечно. В щели между плитами всегда лежала помятая пачка «Стюардессы» и спички.