Вся правда о слове "Навсегда"
Шрифт:
Я свернула пакет и положила его в шкаф, туда же, где лежали посылки из «EZ Products» Пока что-то не началось, не нужно беспокоиться о том, как это кончится, есть бесконечные возможности. Что бы ни лежало внутри оно долгое время ждало своего часа. И еще немного времени ожидания не внесет существенных изменений.
Глава 12
– Чья очередь задавать вопрос?
– Твоя.
– Ты уверен?
Уэс кивнул, включая зажигание.
– Продолжай.
Я откинулась на сиденье, подогнув под себя одну ногу. Мы выехали с подъездной
– Ладненько. Чего ты боишься больше всего?
Как обычно, Уэс помедлил несколько мгновений, обдумывая ответ.
– Клоунов, - ответил он.
– Клоунов?
– Ага.
Я лишь посмотрела на него.
– Что? – Уэс взглянул в ответ.
– Это не настоящий ответ.
– Кто сказал?
– Я сказала. Я имела в виду настоящий страх, скажем, страх провала, смерти, сожаления, еще чего-то. Что-то, что заставляет тебя просыпаться в холодном поту после кошмара.
Уэс подумал.
– Клоуны.
Я закатила глаза.
– Прошу тебя!
– Это мой ответ, - машина притормозила, аккуратно объезжая яму на дороге, затем снова набрала скорость. За окном промелькнуло сердце в ладони, медленно вращающееся из стороны в сторону. – Не люблю я их. Они пугают меня еще с детства, когда я впервые пошел в цирк, и у одного из этих клоунов лопнул шарик прямо перед моим носом.
– Перестань, - рассмеялась я.
– Хотелось бы, - сумрачно отозвался Уэс, но в уголках рта у него пряталась улыбка. Мы набирали скорость, и в зеркале заднего вида я видела облако пыли, клубившейся позади нас.
– Клоуны, - повторила я. – Что, серьезно? В самом деле?
Уэс кивнул.
– Ты собираешься принять мой ответ или как?
– А это правда?
– Говорю же.
– Хорошо. Тогда твоя очередь.
Об Уэсе мне было известно уже многое. Первый поцелуй у него был в шестом классе с девочкой по имени Уилла Патрик. Он считает, что его уши великоваты для его головы. Он ненавидит джаз, васаби и запах пачулей. И клоунов. Игра, которую мы начали в тот вечер, когда шли по пустой дороге, и продолжили на вечеринке, не прекращалась. Всякий раз, когда мы оставались одни, тусовались где-то с Кристи и компанией или чистили столовое серебро, мы машинально вспоминали, на ком остановились в прошлый раз и кто должен задавать вопрос. Если рядом был кто-то еще, то вокруг всегда царили шум, драма, смех и хаос, но, когда возле нас никого не было, то мы оставались втроем – Уэс, я и правда.
Когда мы играли в первый раз, я жутко нервничала. Уэс был прав насчет психологических штучек – вопросы должны быть либо личными, либо смущающими, а лучше всего – и то, и другое. Когда мы играли в «Правду» с сестрой или подругами, я предпочитала пропускать вопрос, ведь любой скажет, что лучше проиграть, чем признаться, что ты влюблена в учителя по математике! Став старше, я поняла, что игра растет вместе с нами – теперь все вопросы вертелись вокруг мальчиков, поцелуев и Как-Далеко-Вы-С-Ним-Зашли. Но с Уэсом все было иначе. Самый трудный вопрос был задан еще в начале, так что отвечать на остальные было легко. Ну, сравнительно легко.
– Какой случай в твоей жизни, - поинтересовался он однажды, когда мы
– Фу, - я послала ему убийственный взгляд, - что, это так необходимо?
– Ты всегда можешь отказаться, - радушно предложил он. Уэс знал, что я не откажусь, так же, как и он. Мы оба любили соревноваться, но в этой игре было кое-что большее, чем просто возможность показать свою неотступность. В всяком случае, для меня. Мне нравилось узнавать его именно так, вытягивая один маленький факт за другим, это как собирать паззл из крохотных деталей. А если один из нас выиграет, то картинка не будет закончена. Мне не хотелось этого.
– В пятом классе, в декабре, к нам пришла женщина, которая рассказывала о Хануке. Я помню, как она тогда дала нам дрейдлы (*четырёхгранный волчок, с которым, согласно традиции, дети играют во время еврейского праздника Ханука. На каждой грани дрейдла написана еврейская буква: нун, гимел, hей и шин).
– Это и было непристойно?
Я бросила на него еще один прожигающий взгляд, а он внимательно уставился на полки с полотенцами.
– Именно к этой части я и подбираюсь.
Уэс всегда был очень скуп на слова, но в то же время постоянно подгонял меня и желал узнать больше, из-за чего я начинала ценить собственные ответы, превращавшиеся в маленькие истории. Это тоже было частью игры, которую я не хотела терять.
– Это была миссис Фелтон, мама Бабары Фелтон. Раздав дрейдлы, она стала говорить о меноре (*светильник, который зажигают в течение восьми дней праздника Ханука), все было в порядке.
Сняв с полки большую упаковку полотенец, Уэс протянул ее мне, затем достал еще одну, и мы направились к кассам.
– И в следующий момент наша учительница, миссис Уайтхед, подошла к Норме Пискелл, которая сидела рядом со мной, и спросила, все ли с ней в порядке. Я тоже посмотрела на нее, и увидела, что она несколько зеленоватая…
– О-о-о, - протянул Уэс.
– Именно, - вздохнула я. – Следующее, что я помню – Норма Пискелл пытается встать, но у нее не получилось. Вместо этого ее вырвало прямо на меня. Я вскочила, чтобы побежать в туалет, но в этот момент ее снова вырвало. На этот раз – мне под ноги.
– Фу!
– Ты сам спросил, - хихикнула я.
– Это верно, - согласился он. Мы стояли в очереди. – Теперь ты.
– О чем ты больше всего беспокоишься?
Уэс задумался. Именно так и работала наша игра – нужно было продумать все варианты, пришедшие на ум, от самых простых, до самых сложных, правдивых. Так и играют в «Правду».
– О Берте, - сказал он, наконец.
– О Берте, - повторила я. Уэс согласно вздохнул.
– Я чувствую ответственность за него, понимаешь? Все-таки, старший брат. И теперь, когда мама ушла… Она никогда не говорила, но я знаю, что она рассчитывала на меня, если с ней что-то случится. А он такой…
– Такой?
Уэс пожал плечами.
– Такой… Берт. Понимаешь? Он впечатлительный. Многое принимает слишком близко к сердцу. Например, эти его истории про Армагеддон. Многие ребята его возраста не общаются с ним, они просто его не понимают. Все, что он чувствует, он чувствует глубже, чем они. Иногда даже слишком глубоко. Мне кажется, он немного пугает людей этим.