Вся власть советам!

Михайловский Александр Борисович

Силы неслабые, и если они не захотят разоружаться, то нам мало не покажется. Все чехи имели боевой опыт, и в случае чего повоевать с ними придется всерьез. Им, кстати, в случае чего тоже будет не скучно с нами, ибо пока мы разгружали технику, к Житомиру подтянулся третий наш бронепоезд, «Кронштадт», и тут же начал расчехлять стволы своих морских шестидюймовок. Упрямые чехи могут в случае сопротивления огрести из их стволов град веских аргументов в виде 43-килограммовых фугасных «чемоданов».

К нашему приезду личный состав дивизии был уже выстроен на плацу. Первым мы решили дать высказаться генерал-лейтенанту Деникину. Как-никак он был хорошо известен на Юго-западном фронте и пользовался большим уважением среди солдат и офицеров. К тому же Антон Иванович в бытность комфронтом не раз приезжал в тогда еще Первую чехословацкую бригаду.

Сказать честно, переговоры с чехами получились не такие уж простые. Для начала их пришлось долго убеждать в том, что ни один из них не будет выдан властям Германии и Австро-Венгрии, что подобных договоренностей просто не существует. При этом пришлось воспользоваться авторитетом Михаила Александровича, которого многие из тех, кто стоял на плацу, знали в лицо. Генерал Шокоров, который не раз встречался с бывшим великим князем на фронте, подтвердил, что тот и в самом деле брат бывшего российского императора.

Ну, а точку в этом затянувшемся разговоре поставил Михаил Васильевич Фрунзе. Все-таки чехи — онемеченные славяне. И то, что перед ними находится сам «военный министр» нового правительства, заставило бывших солдат и офицеров Австро-Германской армии приутихнуть и вести себя соответствующим образом.

В самые драматические моменты мне приходилось появляться рядом с оратором и, подобно управдому Бунше в роли царя Иоанна Васильевича, хмурить брови и делать злое лицо. Бывшие австро-венгерские офицеры уже знали о том, что случилось с 8-й германской армией под Ригой. А меня генерал Деникин представил главным палачом, который уконтропупил фельдмаршала Гинденбурга и генерала Людендорфа. Мои гримасы действовали, и чехи начинали чесать головы — что с ними сделает этот убивец, если его как следует рассердить.

Ну, а после того как с божьей помощью и при содействии генералов Деникина и Романова лед недоверия растаял, пошел уже более предметный разговор, немного похожий на торг. Чехи интересовались, сколько будут платить им, если они перейдут на службу в русскую армию или Красную гвардию, как с ними будут обращаться, если они окажутся на правах интернированных, и нельзя ли будет, находясь на положении интернированного, заняться каким-либо делом в России — например, открыть частную торговлю или устроится на завод в качестве токаря или электрика.

На подобные «политические» вопросы отвечал больше Фрунзе, а я с генералами стоял скромно в сторонке, отдыхая от трудов праведных, тихо переговариваясь и посматривая по сторонам. Вроде ситуация была под контролем, агрессии чехи не проявляли, а наши снайперы и пулеметчики, занявшие незаметно все ключевые точки вокруг расположения дивизии, доложили мне по рации, что никаких подозрительных и враждебных телодвижений со стороны чехов не видно.

Через три часа долгого и полезного для всех разговора мы сошлись на следующем. Чехи составляют списки тех, кто решил интернироваться, а также тех, кто захочет продолжить службу в частях Красной гвардии или как частное лицо трудиться на предприятиях Советской России.

Насчет оружия было принято следующее решение: все оно, вплоть до личного оружия офицеров, будет сдано в хранилища и оружейки, опечатано мастичными печатями нашей бригады и чехословацкой дивизии, и к местам хранения выставят караул бойцов Красной гвардии.

На составление списков и определение с выбором каждому солдату и офицеру мы дали ровно сутки. Они попытались было выторговать для себя еще денек, но мы сказали, что время не ждет и суток для принятия решения вполне хватит. Любой желающий перейти на русскую службу офицер или нижний чин может, забрав свои вещи из казармы, организованно прибыть на железнодорожный вокзал и записаться добровольцем. Все остальные будут интернированы с предоставлением возможности заняться мирным трудом. К восемнадцати часам третьего декабря все должно быть уже закончено.

3 декабря (20 ноября) 1917 года, утро.

Залив Петра Великого. АПЛ «Северодвинск».

Колчак Александр Васильевич, адмирал, командующий вооруженными силами Советской России на Дальнем Востоке.

Погода в этот день была отличная, видимость, как говорят в таких случаях, миллион на миллион. Представляю, что могли подумать во Владивостокской крепости, когда за пределами дальности огня ее батарей из темной глубины моря начал всплывать черный вытянутый силуэт подводной хищницы. Говорят, что такое брутальное зрелище потрясало до глубины души и жителей XXI века, так что уж тут говорить о нас грешных. С легким хлопком на ветру развернулся Андреевский флаг. Мичман, поднявшийся на мостик вслед за мной и капитаном 1-го ранга Верещагиным, замолотил ратьером в сторону берега, вызывая к нам дежурный миноносец или разъездной катер. В таких случаях, говорят, теряются не только малограмотные матросики, но и убеленные сединой адмиралы, бывает, впадают от неожиданности в ступор.

Приняв решение, я сразу же, не сожалея о случившемся, включился в общую работу. К японцам у меня были особые счеты, а об отставке правительства Керенского я ничуть не сожалел. Я был полностью согласен с Владимиром Анатольевичем в том, что любая революция в принципе имеет лишь два вероятных исхода. Или ее подавят с участием внешних и внутренних сил, или придет очередной «маленький капрал в сером сюртуке» и начнет строить с помощью лозунгов свободы, равенства и братства очередную империю.

Сначала мы думали, что этим русским Бонапартом станет генерал Корнилов. Но последующие события показали, что это далеко не так. Хороший генерал оказался никудышным политиком, его прославленной храбрости и прямоты оказалось мало не только для удержания, но даже и для захвата верховной власти. Сталин на фоне всего происходившего в прошлом варианте истории выглядел человеком разумным и вполне осторожным.

Что же касается непосредственно тактики, то мы с капитаном 1-го ранга Верещагиным решили, что в порт Владивосток «Северодвинск» заходить не будет. Крейсируя в море, он должен был показать японскому, да и британскому флоту реальную угрозу, которую никак нельзя было игнорировать. И если Сибирская флотилия сама по себе не представляла практически никакой боевой ценности, то находящаяся поблизости суперподлодка являла собой страшную угрозу вражескому флоту. После того же, как залив Петра Великого замерзнет, все попытки японцев начать интервенцию будут отложены не менее как до весны. Ну, а весной мы еще посмотрим, кто кого.

Что же касается меня, то задачей «Северодвинска» было всего лишь доставить нас в залив Петра Великого в зону прямой видимости наблюдателей Владивостока и всплыть рядом с крепостью, но вне зоны огня ее орудий. Мало ли что могло случиться… Сейчас у многих мозги набекрень, хотя справедливости ради стоит заметить, что именно Сибирская флотилия считается наиболее спокойным в политическом отношении местом. В случае если нам не удастся вызвать с берега плавсредство, то на борту подводной лодки имеется небольшой надувной моторный катер, который с относительным комфортом сможет доставить на берег меня и нескольких сопровождающих. После чего «Северодвинск» уйдет в Японское море, для того чтобы, как выразился каперанг Верещагин, работать там пугалом.