Вся жизнь - поход
Шрифт:
Теперь уже ребята насмешливо посматривают на меня.
– Ну что ж, - говорю, - и на старуху бывает проруха. Откуда мне знать, что фотография врет, а не карта.
Съехали обратно быстро, не вспотев, а вечером командир умные слова сказал:
– Вэ-Я правильно поступил, хотя и ошибся. Он руководитель, ему решать.
– А если бы такие ошибки были частыми?
– удрученно спросил я.
– Тогда бы вы не были руководителем, - сказал командир.
В другой раз остановились мы перед подъемом на перевал Казнок, что в Фанских горах. Ходил я через него давно, где начало тропы, теперь не помню. Знаю только, что за большими камнями под
– Да вот на тот гребешок, - небрежно кивает парень.
Стоящий рядом со мной взрослый турист - разрядник, примкнувший к нам после алтайского путешествия, засомневался:
– Это же отрог, мы в эту же долину спустимся.
– Еще чего!
– говорит парень.
– Я здесь раз двадцать ходил.
Парень ушел, а разрядник негромко говорит мне:
– Вэ-Я, не ошибся ли инструктор? Смотрите: залезем, спустимся, обойдем отрог и сюда же вернемся.
– Да ладно, - говорю - сам вижу, что отрог. Наверху разберемся. Может перевал за поворотом, отсюда не видно. Знающий ведь человек показывал. В крайнем случае, не теряя высоты, пройдем вдоль склона и уткнемся в тропу. Лишний час на это затратим - не страшно.
– Ну-ну, - сказал разрядник, - вам решать.
Мы протоптали по мелкой осыпи слоновью тропу и крепко вымотавшись, убедились, что залезли не туда. Пошли поперек склона к настоящему перевалу, а тут надвинулись тучи, загромыхало, и я дал команду ставить палатки вразброс, где придется на узких полочках.
Утром увидели, что по нашей тропе поднимается еще одна группа. Начали кричать, указывая нужное направление, но они только приветсвенно помахали нам.
Через пару дней мы встретили эту группу внизу на Алаудинских озерах.
– Какие-то дураки протоптали тропу на отрог, - возмущенно сказал их руководитель. Мы из-за них часа два потеряли!
Мы скромно промолчали. А потом для себя назвали этот перевал "19-д" "Девятнадцать дураков". Через несколько лет в группу пришел человек, который вспоминал, как в молодости тоже ходил через Казнок, и что их тоже вывели по нашей тропе на ложный перевал. Даже в одном из отчетов в городском турклубе появилось предупреждение: "Вправо от основной тропы по склону пробита четкая тропа. Но она ведет на отрог хребта, с которого по веревкам можно спуститься в долину, из которой вышли". Видимо, не одна группа вслед за нами проторила путь в никуда.
И за этот промах ребята не упрекали меня: от ошибок никто не застрахован, а действия руководителя в горах не обсуждаются. Все притензии только по окончании путешествия.
Больше таких ляпсусов я не допускал, как и не допускал любого вмешательства в мои распоряжения. И это не раз избавляло нас от неприятностей.
Мы заканчивали маршрут на Памиро-Алае. Перед последним хребтом группа разделилась: одно отделение уходит на довольно простой, но высокий - 4500 м - перевал, а я увожу ветеранов на соседний перевал посложнее. Через два дня, еще на спуске, видим палатки наших ребят, поставленные на зеленой полянке под самым хребтом. Радостная встреча, нас угощают компотом, все деляться впечатлениями о пройденном пути. А когда ребята наговорились, я возвещаю, что будем переносить лагерь подальше от хребта к шумной реке, и площадки для палаток придется расчищать от крупных камней.
Смотрю на ребят и вижу, как они пытаются понять: шучу я или говорю серьезно.
– Зачем?
– не выдерживает кто-то.
–
Действительно: ровное место, зеленая трава - что может быть лучше для ночлега? Но я поднимаю один камень, потом второй и все видят, что под ними тоже зеленая трава. Даже пожухнуть не успела.
– Улавливаете?
– спрашиваю.
– Камни сегодня утром или вчера с хребта свалились. В смертников захотелось поиграть?
– Ничего не будет, - попыталось возразить отделение, уже поставившее палатки.
– Мы же к хребту прижимаемся, камни через нас перелетят.
Но я только молча посмотрел на ребят.
Перенесли мы лагерь метров на двести к самой реке, а через два дня, когда уже стояли в широкой долине, качнуло горы землетрясением в четыре балла, загромыхали по склонам валуны и черная пыль еще долго стояла над ближним хребтом.
А тряхани горы чуть раньше, и будь руководитель попокладистей, неизвестно, что могло бы случиться.
Поэтому через несколько лет, уже на Кавказе, ребята не спорили, когда при безоблачном небе я остановил группу в часе ходьбы от перевала и приказал немедленно ставить палатки и пробивать отводные канавки - скоро начнется гроза с градом.
Едва мы закончили все работы, как по палаткам забарабанило так, что многие одели каски - градины были по два сантиметра в диаметре. Специально замеряли.
Молотило нас часа три, и те, кто поленился сделать отводы от палаток, вычерпывали из них воду мисками.
– Как это вы догадались, что будет гроза?
– спрашивают ребята.
– Не надо же только под ноги смотреть, - говорю я.
– Вон из-за того хребта поднялись шапки башнеобразных облаков. Никто не заметил? Напрасно. С каждой минутой облака поднимались выше. Потом начали темнеть. Тоже никто не видел? Даже командиры отделений? Ну, молодцы. Там же целый грозовой фронт над хребтом завис. Что из того, что до хребта больше километра? У нас жара, безветренно, куда всю эту бяку понесет? Не обратно же за хребет. Вот я и просчитал, что ливанет у нас минут через тридцать. А вам пора бы самим предугадывать такие вещи - не первый раз в горах.
Сам я понимал, что моего студенческого опыта горных путешествий маловато для руководителя, и хотя, уже работая в интернате, закончил школу инструкторов, продолжал читать все, что попадалось из альпенистской литературы, осваивая незнакомые технические приемы умозрительно, но так прочно, что уверенно демонстрировал новшества на тренировках. Да и не только в технических приемах было дело. Я учился по книгам распознавать скрытые под снегом ледовые трещины, определять места возможных камнепадов и сходов лавин, словом, старался сделать все, чтобы наши горные путешествия проходили безаварийно и с большим запасом надежности. И учил этому ребят, а при случае ставил перед ними вопросы, ответы на которые они должны были сами найти.
Скажем, спускаемся мы с памирского перевала. Идем по крупным моренным валам. Рядом поблескивают ручьи, временами уходя под камни, и тогда только слышно как журчит вода под ногами. Останавливаемся на большой утрамбованной площадке. Снежные поля остались позади, склоны уже поросли хвойным лесом, и на площадке полно белых как кости, высушенных солнцем до звенящего стука обломков толстых веток. Но воды нет. Последний ручей ушел под камни в получасе ходьбы от нас. Ребята огорчаются: такое место для лагеря теряем! Значит, еще идти неизвестно сколько, вон по той узкой расщелине, прижатой к хребту высоким травянистым бугром, с разбросанными по склонам чахлыми елями.