Всякий капитан - примадонна
Шрифт:
В эту самую секунду Крыса Ивановна, так за глаза звали школьники математичку Анну Ивановну, вошла в класс, застав Анцифера одного перед ее открытой сумкой.
— Та-ак! — с пониманием проговорила учительница.
Она засеменила к сумочке, на ходу поправляя пучок седых волос. Быстро проверила содержимое сумки, захлюпала остреньким розовым носиком, обнаружив пропажу, и, разведя худенькими ручками, вопросила:
— Где?
— Что?
— Ну зачем ты, Сафронов!
— Я вошел, — соврал Птичик, — я вошел, а сумка так
— А если поискать?
— Пожалуйста.
Шестидесятилетняя Крыса Ивановна, дочь ветерана войны, приказала: «Руки в стороны!» — и привычно обыскала Птичика с головы до ног.
— Пусто, — подытожила. — Где спрятал? В классе?.. Есть помощники?..
Птичик все отрицал, но пропажа была налицо.
— Это все, конец Сафронову! — подписала Крыса Ивановна приговор, а позже на уроке поведала классу, что не в дороговизне пропажи дело, а в ее личностной ценности. Эту пудреницу ей подарил отец на ее выпускной вечер, и это была единственная памятная вещь, которая после него осталась. Он рано ушел из жизни, преждевременно погибнув от ран, полученных на войне.
Эмоциональный Птичик живо представил себе смерть старика-орденоносца, и на глаза навернулись слезы. Ведь и его папа погиб, оставив после себя холодильник. Ведь, если бы кто-нибудь украл папин холодильник, Птичик бы очень переживал…
Анцифер сочувствовал Крысе Ивановне всей душой, но для пудреницы обратного пути не было. Еще ничто не возвращалось из таинственной дыры… Он хотел признаться в своем проступке, но не увидел в этом смысла. Ведь пришлось бы открыться и поведать всем о черной дыре, имеющейся у него под мышкой. А тогда последствия были бы непредсказуемы…
Так или иначе, Крыса Ивановна связалась с матерью Птичика и настучала ей о своих подозрениях. Она очень просила, чтобы, если вещь найдется, вернуть ее, так как дорога память, не в цене дело!
— Сами понимаете!
Мать заверяла и обещала, прикладывая руки к груди, которую накануне досыта намял сын ада неутомимый Хабиб:
— Все выясню!
— Я на вас надеюсь!
— И не сомневайтесь, Крыса Ивановна.
— Как?..
И здесь началась сто шестьдесят вторая серия фильма «Мальчик в руках женщины Франкенштейна»!
Заперев Птичика в ванной, мать и Верка разошлись по своим комнатам, чтобы провести обыск, ревизию и опись своей собственности.
Верка уже через секунду завопила, что бейби-бона нигде нет! Что несчастный бейбибошечка страдает от голода и холода!.. А потом она завизжала еще громче, оповещая мир о пропаже заколки с божьей коровкой! Это ее любимая заколка, и что теперь без нее жизнь — черно-белое кино!
— Ты потеряла свою заколку еще летом! — заорал Птичик в ответ. — Мама, она врет!!!
— А где бейби-бо-о-он?!!
— Не знаю, где твой уродец!
Птичик попробовал на вкус материнскую зубную пасту. Отметил, что получше будет, чем у него! Порылся в косметичке, найдя коробочку со странным названием по-английски: «Condoms». Они этого слова еще не проходили в школе, а потому он вскрыл коробочку, а там что-то похожее на жвачку. Открыл одну упаковку и выудил на свет красную резинку с пупырышками.
«А-а! — догадался. — Презики!» — и крикнул:
— Ма-ам!.. А зачем тебе презики?
— Не ройся в моих вещах! — услышал ответ.
Птичик развернул condom, открыл кран в раковине и принялся наполнять резиновое изделие водой. Старшие ребята в школе рассказывали, что в одну такую резинку помещается целое ведро воды…
Ведро, конечно, не поместилось. Condom, растянувшись до пола ванной, лопнул, залив кафельную плитку водой.
— Конец Сафронову, — решил Птичик, а здесь еще и мать подтвердила его вывод.
— Где мое кольцо с бриллиантом?! — распахнула дверь, тотчас оказавшись по щиколотку в воде. — Где, я спрашиваю?! — В тапочках захлюпало. — Что здесь произошло?!!
Ничего не отвечая, опустив голову, Птичик покинул материнскую ванную и, пройдя в свою комнату, спустил штаны, оголяя задницу. Затем он лег животом на кровать, отдаваясь в руки судьбы. Была надежда, что сдавшегося помилуют, но…
Мать прошла следом и, обнаружив сына готовым к пыткам, спросила:
— Ты что, куришь траву?
Это была спасительная мысль, объясняющая все. Конечно, нужно соврать, что он курит траву, что обменял все на папиросы для забивки. Тогда не нужно будет открывать тайну черной дыры.
— Да, я курю, — проговорил Птичик чуть слышно. — Пару раз пробовал, пацаны уговорили!
— Так ты папино кольцо?.. — мать запнулась.
— Да…
— На шмаль и папиросы?
— Да.
— И бейби-бона на папиросы? — изумилась Верка.
— Да.
— И заколку с божьей коровкой?
Здесь Птичик не выдержал. Хотел было вскочить, но, крепко прижатый материнским коленом к кровати, лишь прошипел из-за сдавленной грудной клетки:
— Не было заколки! Она ее потеряла за городом! Врет, зараза!!!
— Еще и ругается, мам!
Выпороли Птичика не по-детски. Уж как он ни орал, прося пощады, как ни извивался под материнским коленом, взывая к милости и прощению, но инквизиция на то и инквизиция, чтобы не верить еретикам…
— Ты у меня покуришь травку! — приговаривала мать, неутомимо работая ремнем.
Его оставили отходить после побоев одного.
Птичик долго плакал навзрыд, а потом все его сознание скулило от перенесенных мук. И не только физическими были эти муки, но и нравственными. Все замешалось в одно большое страдание. И тело болело невыносимо, как будто к коже прикладывали раскаленную сковородку, и Крысу Ивановну было жалко с ее мелкой, но памятной потерей, и было смертельно обидно, что его, Анцифера, так часто бьют за дело и без оного, а Верку мать и пальцем не тронула за всю жизнь!..