Всякий капитан - примадонна
Шрифт:
— Ты где, сука?! — орал.
— Я не знаю, — отвечала она и глупо похихикивала.
— А кто знает?!! — он пришел в абсолютное бешенство.
— Никто.
Нестор хотел было обматерить ее, разом вспомнив все нужные слова, но не успел начать, как связь оборвалась и больше он не мог до нее дозвониться. От злости разбил мобильник об асфальт.
Нестор прожил с детьми и няней, вошедшей в положение, целый месяц. За все это время ни Птичик, ни Верка ни разу не спросили, где мама. Он понимал, что они этот ужас произошедшего
В день ее побега Нестор впервые испытал чувство ненависти. Это было что-то могучее, куда как сильнее любви. Оно забирало целиком, без остатка, заставляя организм задыхаться, будто марафон бежишь…
Она появилась через тридцать два дня. Вся помятая, в прыщах и с сальными волосами, постучалась под вечер в дверь. Дети еще не спали, Птичик первым глянул в окошко на того, кто пришел, и сказал:
— Мама…
Здесь и Верка примчалась из игровой.
Грязной бомжихой она стояла на коленях, чтобы ее лицо было на уровне детских головок, и улыбалась им, обнимая и целуя. И они ее обнимали и целовали, а потом повели показывать новые игрушки, накопившиеся за месяц.
Она уложила их спать, каждого по отдельности, зацеловав досыта.
— Мама, а где ты была? — спросил счастливый Птичик.
Она улыбнулась в ответ.
— Главное, сейчас я здесь, — сказала.
Верка ничего не спрашивала, просто засунула вместо соски большой палец в рот и заснула счастливо.
Няня, пятидесятилетняя женщина, сама мать троих взрослых детей, попросила Нестора:
— Не бейте ее! Убогая!
— Не буду, — пообещал он, понимая, что этой странной женщине, матери его детей, даже кулак впрок не пойдет. Действительно убогая…
Когда он вошел в ее комнату, она отшатнулась в угол. В глазах ужас виноватой собаки, которая искусала хозяина.
— Где ты была? — спросил он.
— Что-то произошло с моей головой. — Она тряслась всем телом. — Я не помню….
— Как не помнишь?.. — опешил Нестор. — Да не трясись! Не трону я тебя!
— Видимо, я очень устала! Какой-то нервный срыв… Последние три дня была у сестры…
— Почему не позвонила?
— Боялась… И телефон потерялся…
— Приведи себя в порядок! От тебя несет, как от… — Он сдержался. — Дети не должны видеть мать такой!
— Согласна…
Она стала раздеваться тотчас, при нем, сбрасывая грязные вещи у ног. Он, скривившись от неприязни, отвернулся, но увидел в зеркале ее отражение. С опавшей от кормления грудью, большезадая, с дикими, разросшимися волосами внизу живота, она напугала его.
«Как вообще эта женщина оказалась рядом со мной?! — ужаснулся он. — Как это существо стало матерью моих детей?..»
Ночью он понял самое страшное. Она, не из его рода-племени, пахнущая рабским сословием, она, ничтожная, будет находиться где-то рядом всю его жизнь.
Он спросил Бога: «Что я такого сделал, чтобы так жестоко со мною?» — и получил ответ, произнеся его вслух:
— То ли еще будет!
Собственно говоря, как казалось Нестору, страшнее быть не могло.
Он заставил ее поехать к психиатру, иначе грозился лишить материнских прав.
Врач провел три консультации, а потом отчитался перед Нестором, что мать его детей пребывает в довольно глубокой депрессии, что она, по всей видимости, еще находится в посттравматическом шоке, и что ему не удалось выяснить, что явилось причиной этого шока. Он выписал ей антидепрессанты и легкий транквилизатор на ночь.
— А что с ее умственными способностями?
— А что с ее умственными способностями? — не понял врач.
— Мне кажется, — признался Нестор, — мне кажется, что она не способна понимать того, что понимают самые простые люди!
— Я не определяю качество ума, — пояснил врач. — Я даже не пытаюсь это делать. Если, конечно, это не выходит за рамки психического здоровья. Конечно, я диагностирую олигофрению, аутизм и все такое… Поверьте, эти болезни к вашей жене не имеют отношения. А там кто знает, у кого какие способности!.. Она восстановится, поверьте мне!
Нестор отвез ее в кожно-венерологический диспансер, где вялая, похожая на брюкву врачиха взяла все необходимые мазки. Уже экспресс-тест определил наличие всякой инфекции, которая откровенно рассказала Нестору, что мать его детей вдоволь навалялась под разными мужиками.
— Сука ты! — сказал ей.
Она вдруг подняла на него глаза и ответила дерзко:
— Да, я сука! И что? Хочешь забрать у меня детей?.. Я не против! — и улыбнулась. — Забирай, забирай!.. Хочешь, я прямо сейчас исчезну навсегда?!!
Он будто онемел, застигнутый врасплох. Конечно, ему надо забирать детей от такой матери. Пусть валит на все четыре стороны! Нельзя рисковать их жизнью!.. Господи, она сама отказывается — такой шанс!.. И вдруг он обнаружил в своем мозгу какой-то подлючий и тихо вещающий голос. Мол, а как же ты? Как твоя свобода?.. Готов ли ты, мой милый друг, жить с двумя детьми без женщины, посвящая все сто процентов своего времени им, забыв о себе, о профессии своей, о радостях земных? Можно на себе ставить крест! Готов?
Он побагровел и ответил ей:
— Я заставлю тебя быть матерью!
Он ничего не поменял в жизни… Вернее, Нестор стал строить для детей дом, завязавшись в проект на долгие годы. Он четко сказал себе, что в этом доме его дети будут счастливы, а потом и их дети, и так без конца. Приняв это решение, Нестор успокоился. Подлючий голос заткнулся. Он по-прежнему приезжал к Птичику и Верке на субботу и воскресенье, все так же был привязан к сыну и грузинскому вину, а ее тихо и привычно ненавидел.