Вторая чеченская
Шрифт:
Надежда Ильинична ласкает маленькую девочку, подбежавшую к ней, и видно, как жене Петра Григорьевича одиноко и тяжко без семьи – без детей и родных.
– Ее зовут Лишат. Она – дочка соседей Эльмурзаевых. Мне так хорошо с ней. Мы – подружки. У нас с Петром Григорьевичем ведь тоже есть внучки. Ларисе – 25 лет, Оленьке – 23. Чудесные девочки.
– И где же они? Чудесные? – Вопрос вылетает предательски, сам собой – можно было бы сформулировать и покорректней.
– Они очень заняты, – следует краткий ответ – так обычно закрывают тему, ставшую трагедией.
Но теперь Петр Григорьевич хочет говорить – он пытается оправдывать своих далеких «чудесных девочек»:
– Они живут в институтском общежитии, в Пятигорске. Лариса
Старик даже хочет привстать с табуретки – от волнения, но это не удается: дрожат колени.
– Но ведь родители у Ларисы с Оленькой есть? Надежда Ильинична уже не говорит, а шипит сердито:
– Сын живет в Благодарном, в Ставропольском крае. У него – свои проблемы. Давайте не будем об этом при Петре Григорьевиче.
Мы отходим, думая поберечь старика.
– Так, может, мне позвонить или написать вашему сыну? Расскажу, как вы тут…
– Ни в коем случае. – Петр Григорьевич, оказывается, нас слышит. Но он больше не плачет, хотя дрожь в руках заметно нарастает. Теперь уже и он сух, строг и категоричен, как жена. Его поведение доказывает существование непростой застарелой семейной коллизии, развитию которой, похоже, ничто не может помешать – ни война, ни нищета, ни голод, ни болезни, на которые обречены Батуринцевы в Грозном.
Сколько подобных человеческих трагедий, связанных с русскими стариками в Грозном, пришлось узнать за эту войну! Родственники, живущие «в России» (так это называется в Чечне), не желают забирать «своих» подальше от войны. И поэтому часто едешь по этому страшному городу – как по адресам забытых жизней: вот здесь, знаешь, еще жива русская бабушка, которую упорно не перевозят к себе родственники из Тюмени, а на другой улице, в руинах, ютился (но уже три месяца как умер от истощения) русский дедушка, забытый двумя сыновьями и тремя дочерьми, раскиданными по разным регионам и городам обширной России.
А вот поворот со Старопромысловского шоссе на «Березку» – это название одного из городских микрорайонов. Поблизости от поворота – дом престарелых. На прошлую Пасху в богадельне умерла Мария Сергеевна Левченко. Сюда она попала незадолго до этого – лишь в ноябре, вместе со старшей сестрой Тамарой Сергеевной – обе в крайне истощенном состоянии. Потеряв дома, больше года они мыкались по подвалам, месяцами не имея возможности помыться, неделями не рассчитывая даже на хлеб. От перенесенных страданий и истощения осенью 2000 года Тамара Сергеевна сошла в подвале с ума. И тогда Мария Сергеевна, не в силах более вынести этой ноши, пошла куда глаза глядят, авось, хуже не будет, – погрузив старшую сестру на тележку. Увидев это страшное шествие, добрые люди подсказали, где дом престарелых. Однако, выполнив свою миссию, найдя Тамаре Сергеевне бесплатное тепло, пищу и лекарства, сама Мария Сергеевна быстро сгорела от скоротечного рака.
Случилась бы вся эта цепочка трагедий, если бы еще в самом начале войны сестер забрал их родной брат и куча племянников, живущие в одном из южнороссийских городов, не так уж далеко от Чечни? Нет, конечно. Только не желал этого брат. Не желал – и не желает. Будучи осведомлены обо всем происходящем в Грозненском доме престарелых, ни брат, ни племянники и на похороны Марии Сергеевны не приехали, и теперь за оставшейся в одиночестве Тамарой Сергеевной не спешат… Здоровым русским больные русские не нужны, и драма Левченко и Батуринцевых – хотя семейная, но все же национальная. Современная русская национальная трагедия, оголенная войной. Там, где бесчеловечность – норма жизни, пощады и милосердия не может ждать никто, даже самые немощные. Петра Батуринце-ва, ветерана и инвалида войны, оставленного без помощи родных, никто и не подумал вывозить из-под бомбежек и расстрелов перед штурмом зимы 1999-2000 годов, снесшим большую часть Грозного с лица земли.
Это и есть фашизм в чистом виде – знаменитая гитлеровская идея уничтожения и выкидывания на обочину жизни немощных и убогих как балласта на пути к светлому будущему. Государственный фашизм, успешно про-рощенный в семейные отношения. Именно тот фашизм, на борьбу с которым Петр Батуринцев положил свои юные годы и здоровье.
Меня часто спрашивали грозненские чеченцы: «А почему вы так плохо относитесь к „своим“?» Чеченцы, живущие на улице Угольной, ставили вопрос шире: «Как нам поверить, что новая власть пришла нам помочь, если даже русский старик и отставной офицер, при вновь установленной „русской власти“, живет еще хуже, чем при Дудаеве и Масхадове?» Ведь ничего подобного тому, что приключилось с Петром Григорьевичем, не может случиться с чеченцами преклонных лет! Ни в одной чеченской семье, кроме самых неуважаемых и презираемых, такое отношение к старику не допустят!
Совсем неподалеку от Батуринцевых, на улице Ключевой, 259, живет 82-летний дедушка Умар. Как и Бату-ринцев, Умар Ахматханов – инвалид Великой Отечественной войны второй группы, ноги у него отказывают, и он почти не видит. Как и Петр Григорьевич, обе чеченские войны он был дома, сидел в подвале и не хотел уходить от бомбежек.
Однако разница между той жизнью, которую сегодня ведет ветеран Батуринцев, и той, что досталась ветерану Ахматханову, участнику битвы за Сталинград, – огромна. У Умара – ухоженный, хоть и со следами войны, дом, чистые полы, он обстиран, внучки по первому зову несут ему все, что он попросит, сыновья (все с высшим образованием) и снохи помогают. Жизнь семьи вертится вокруг него, старика, – так положено у чеченцев. Если ты старик – это значит, что тебе обязаны все младшие, тебя не бросят, не оставят, накормят, даже если самим придется голодать. Невозможно представить обстоятельства, при которых чеченцы «забудут» своего старика. Обязательно найдется пусть даже очень дальний родственник, который возьмет на себя заботы о немощном человеке. Иначе – позор всей семье.
– Все-таки Великая Отечественная была хорошей войной, – выдает на прощание Надежда Ильинична Ба-туринцева, и ты понимаешь, до какой же степени отчаяния нужно довести человека, чтобы тот посчитал войну, унесшую миллионы жизней, «хорошей»! – А нынешняя война – плохая, – заключает она. – Непонятная война – за что, за кого и против кого. За кого угодно, только не за нас.
Чеченский выбор: от «ковра» до «конвейера»
На протяжении трех лет чеченской войны власти не раз намекали: мол, не станет Хаттаба с Басаевым – это и будет означать конец войне, именуемой «антитеррористической операцией». И тогда, наконец, огромный, никаким здравым смыслом не оправданный, почти 100-тысячный боевой контингент, противостоящий 600-тысячному населению Чечни и «2000 боевиков» (официально объявленные цифры), сможет покинуть республику, а с этим сойдут на нет убийства, пытки, зверства и похищения людей силами господ в погонах, а также неизбежное при оккупационном положении армии массовое «военное» мародерство.
Ждали-ждали, и дождались… О кончине, «в связи с долгой и продолжительной болезнью», и Хаттаба, и, предположительно, Басаева торжественно объявлено – войска же остаются на месте, да и в методах ведения войны никаких изменений не произошло: идут «зачистки», не прекратилась работорговля живым и мертвым товаром силами военнослужащих как главное «боевое мероприятие» в Чечне, тысячи семей ищут своих похищенных родственников и, в лучшем случае, выкупают их трупы у «защитников Родины от терроризма».