Вторая гробница
Шрифт:
– Почему нет? – нерешительно ответил Картер. Он знал теперь, что нужен Навиллю, и добавил: – Все зависит от условий, сэр.
Навилль, конечно, был не тот человек, с которым можно было торговаться, но в такой ситуации он явно зависел от молодого англичанина. Поэтому археолог измученно взглянул на Говарда и, будто он испытывал боль от таких слов, спросил:
– Назовите свои условия, мистер Картер!
Говард думал, что все это ему снится. Великий Навилль говорит ему: «Назовите свои условия!» Картер подумал немного, Не сыграть ли с археологом по-крупному, и рискнул всем.
– Доктор, – самоуверенно произнес он, – я хотел бы жалованье в два раза большее, чем я получал в Амарне у Флиндерса Питри, – сто фунтов.
– Договорились.
– И кроме этого…
– Да? – Навилль в ожидании посмотрел на Картера.
– Мне хотелось бы, чтобы вы научили меня археологии.
Говард сам удивился своей смелости.
– Еще что-нибудь? – провоцируя молодого человека, осведомился Навилль.
– Нет, сэр. Это все.
В тот же миг лицо Навилля просветлело и гримаса мучившей его боли исчезла.
– Что касается последнего, это достойно похвалы, – довольно заметил он, – значит, вы – вдохновленный этим делом человек. Мне это нравится, мистер Картер. Я согласен! – Он протянул Говарду руку. – Добро пожаловать в Дейр-эль-Бахри. Когда вы сможете начать?
– Скажем, послезавтра.
– Хорошо, послезавтра в шесть часов на этом месте!
Перевозчик поставил парус, и вечерний ветер наполнил воздухом треугольный лоскут материи цвета охры. Говард сидел и злился на себя и свое поведение с леди Коллингем. Он повел себя довольно глупо, и она наверняка посмеялась над ним. Тут он вдруг вспомнил, что убежал и от мисс Джонс, когда они встретились в первый раз. Ветер необычайно быстро пригнал лодку к противоположному берегу. Говард по-царски отблагодарил лодочника, и тот пожелал ему благословения Аллаха. «Почему, – думал Говард по дороге в «Маамура пэлэс», – я убегал в ситуациях, которые не укладывались у меня в голове?»
Конечно, тогда в Сваффхеме он был моложе. Запуганный мальчик, который ходил в школу для девочек. Но сегодня? Разве он не профессиональный рисовальщик с жалованьем в сто фунтов в год? Это было больше, чем когда-либо зарабатывал его отец! Почему же он вел себя, как последний остолоп?
В пансионе никогда нельзя было побыть наедине с собой из-за круглосуточного уличного шума, который проникал через незастекленные окна и едва прикрытые двери. В этом условном уединении Говард сидел и писал письмо красивой леди. Но прежде чем он устало вывел карандашом для рисования первое предложение на бумаге, как его посетила другая мысль: пойти и лично извиниться перед леди Коллингем.
На следующее утро Картер отправился в отель «Луксор» и застал леди Коллингем в саду за завтраком. С первого взгляда он даже не узнал ее и не сразу понял, что в ней изменилось. Задумавшись, Говард стал было сомневаться, а не является ли леди Коллингем плодом его воображения?
Леди пригласила Картера позавтракать вместе с ней. Странное вчерашнее происшествие, видимо, мало удивило ее. Они говорили о погоде и наводнении, которое, по словам местных жителей, живущих на берегу Нила, уже запаздывало на одну неделю. Леди пила черный кофе и ела ложечкой йогурт из стаканчика. Через какое-то время она неожиданно спросила:
– Мистер Картер, почему вы вчера убежали от меня?
Говард подавился кусочком сыра, который как раз жевал, и резко закивал, словно хотел сказать: «Это, собственно, и стало причиной моего визита». После небольшой паузы он ответил:
– Миледи, я хотел бы извиниться за свое поведение. Признаться, я не был готов довериться совершенно незнакомому человеку. Я хочу сказать, что не знаю вас и, честно говоря, побаиваюсь, что вы посмеетесь надо мной…
– Возможно, вам будет легче, – ответила леди Коллингем, – если я вам что-нибудь расскажу о себе. Мне тоже нужно набраться смелости для этого, и потому я вас отлично понимаю. Вы, наверное, задаетесь вопросом, почему я езжу одна, да еще оказалась в такой далекой стране.
– Я прошу вас, миледи! – смутился Картер.
– Нет-нет, не препятствуйте мне! – Леди окинула взглядом гостей, которые завтракали в саду отеля. – Все задаются этим вопросом, и некоторые даже перешептываются. Я к этому уже привыкла.
– Вы не замужем?
– Была еще год назад. Как это водится в наших кругах, четыре года назад, когда мне было двадцать, я вышла замуж за лорда Коллингема. Никто меня не спрашивал, хочу ли я этого, люблю ли я лорда. Мне полагалось рассматривать этот брак как оказанную честь. Что же до чести, то вскоре она обернулась полным позором потому что его светлость, несмотря на то что он владел роскошным поместьем, имел одну пагубную страсть,– лорд Коллингем был пьяницей. Правда, об этом никто не знал. Он был из тех, кто без рюмки не может решиться ни на какое действие. Я не хотела рожать слабоумного ребенка, поэтому отказывала ему. Я поставила мужу ультиматум: я или абсент. Четыре дня он не пил ни капли, а на пятый прыгнул под приезжающий поезд на вокзале «Виктория».
После словесного потока леди наступило долгое молчание. Говард не отважился сказать хотя бы слово, но затем, чтобы как-то скрасить свое смущение, произнес:
– Мне очень жаль, леди Коллингем.
– О, вам не стоит меня жалеть, – холодно ответила леди. – Ну, теперь вы рассказывайте свою историю, мистер Картер!
После того как леди Коллингем без каких-либо условий и оговорок открылась Говарду, все его опасения исчезли. Ему было жаль эту женщину. Несмотря на то что их прошлое вряд ли имело смысл сравнивать, Говарду показалось, что они были даже похожи в своем одиночестве. Разве эта леди не отправилась в Египет по той же причине, что и он? Разве ей не хотелось забыть свое прошлое?
Итак, Говард Картер начал описывать свою жизнь в Сваффхеме и свою любовь к Саре Джонс, на которую леди Коллингем так была похожа. А когда Говард рассказывал о прощании на вокзале, которое состоялось почти три года назад, он смущенно смотрел на верхушки пальм, потому что не хотел, чтобы леди видела, что он едва не плачет.
– Должно быть, вы очень любили ее, – произнесла леди Коллингем после того, как Говард закончил историю.
Картер горько улыбнулся.
– Возможно, это глупо, но я до сих пор люблю ее, пусть даже она вышла замуж за другого.