Вторая кожа
Шрифт:
Чезаре в ярости размахивал руками.
— Ты только посмотри сюда! — прокричал он, перекрывая рев моторов. Он показал ей на один из ящиков, верхняя крышка которого, обклеенная правительственными пломбами и печатями, была чуть приоткрыта.
Веспер наклонилась вниз, чтобы посмотреть туда, куда показывал Чезаре, и он вдруг так сильно сдавил ее шею сзади, что у нее искры посыпались из глаз. Прежде чем девушка смогла перевести дыхание, он зажал ее голову между крышкой и краем ящика с оружием. Мило, наблюдавший за ними из затененной части рубки, отвернулся. Чезаре одним движением приставил к ее уху дуло пистолета.
— Ну,
Полузадушенная, ощущая сильную боль в шее, она с трудом пролепетала:
— Что сойдет с рук?
Чезаре ударил ее по затылку.
— Это ты продала меня федералам!
Перед глазами Николаса висел странный предмет треугольной формы темного цвета. Почувствовав исходивший от него запах, Николас с трудом удержался от рвоты. Процесс расщепления яда в его организме шел очень медленно.
— Вот она! Власть, сила!
Леонфорте держал в своей руке сердце Микио Оками и, пока Николас в ужасе рассматривал его, вонзил в него свои зубы. Он был весь с ног до головы покрыт кровью, как мясник на бойне. Николас не мог смотреть на раскачивающийся труп того, кто совсем недавно являлся кайсё якудзы, а теперь превратился в обыкновенный кусок мяса.
Мик жевал сердце Оками медленно, вдумчиво, с чувством, не говоря ни слова. Николас понял: время речей миновало, настало время действовать. Он знал очень много о шаманизме. Например, ему было известно, что энергия человеческих внутренних органов вселяла громадную силу и сверхвыносливость в того, кто их поедал. И чем более знаменитым был воин, внутренности которого поглощались, тем больше сил и выносливости они придавали тому, кто их пожирал. При этом достигалась еще одна цель — вырезая жизненно важные органы врага и съедая их, можно было лишить его возможности родиться вновь.
Наконец Леонфорте покончил с сердцем и, подойдя к трупу, ловким и с виду небрежным движением отхватил еще один кусок. Затем вернулся к Николасу, неся в руках нечто багровое и скользкое — это была печень Оками. Мик прижал ее к груди Николаса и начал что-то бормотать на странном вьетнамском диалекте.
— Ты болен, — сказал он. — Неизлечимо болен своим еврейством. Оно подобно раку крови. Впрочем, если мне того захочется, я мог бы спасти тебя от этой болезни. — Мик рассмеялся гортанным смехом, губы и подбородок его были запачканы запекшейся кровью.
Прикрыв глаза и слегка покачиваясь всем телом в трансе, он снова принялся бормотать какие-то заклинания, потом поднес ко рту печень и с животным рычанием принялся поедать ее кусок за куском. Странно, но он не глотал эти куски, а просто держал их во рту.
Приблизив свою воняющую морду к лицу Николаса, он сказал с полунабитым ртом:
— Ешь! Ешь!
Он совал куски печени в рот Николасу, но тот крепко-накрепко сжал губы. Хищно улыбнувшись, Мик со всей силой ударил Линнера в солнечное сплетение. Задыхаясь от боли, тот раскрыл рот, и Мик в страшном поцелуе прижался своим ртом к губам Николаса и вытолкнул ему в глотку куски печени. Потом с силой сдавив ему челюсти, прошипел в ухо:
— Глотай, Ники-малыш, иначе Оками задушит тебя до смерти.
Конвульсивным движением Николас проглотил то, что застряло у него в горле.
— Так-то лучше, — кивнул одобрительно
Он продолжал пожирать печень, разрывая ее зубами и сверкая глазами. Закончив жуткую трапезу, он произнес:
— С тобой я еще не закончил. Нам осталось сыграть еще один акт.
Он нежно, почти любяще прикоснулся к Николасу.
— Отдохни, — абсолютно спокойным голосом сказал он. — Очень скоро тебе понадобятся все твои силы.
— Договоримся? О чем договоримся?
Вед даже не взглянул на Кроукера. Они стояли посередине двора, где Форрест выслушивал донесения своих офицеров. Сообщения были нерадостными: Чезаре Леонфорте нигде не было, и никто не имел ни малейшего понятия, как ему удалось исчезнуть, Форрест дал волю своей необузданной ярости, и в течение пяти минут все вокруг него испытали на себе его грубый нрав. Казалось, даже видавшие виды полевые офицеры и те готовы были сквозь землю провалиться.
Усилием воли Кроукер сдержался и не сказал ни слова, когда узнал, что Веспер тоже куда-то пропала. Он-то знал, где она была. К тому же ему было известно, где находился и Бэд Клэмс. Или, точнее, где он будет примерно через час — на борту катера береговой охраны CGM-1176. Это был его последний козырь, с помощью которого он мог вызволить Маргариту. И где-то в глубине души Лью сейчас молился, как делал это ребенком каждый вечер перед сном, чтобы Бог помог ему спасти любимую.
Вокруг него царил хаос, который мог быть вызван только правительством США, когда оно объявило чрезвычайное положение или же начало военных действий. Вооруженные до зубов люди в камуфляжной форме и с разрисованными лицами бегали туда-сюда, выкрикивая команды или выслушивая последние сообщения подчиненных. Головорезов Леонфорте с поднятыми за голову руками уводили под конвоем. Был слышен треск полевой рации на вертолете. И в центре всего этого находился Форрест. Он стоял, выпрямив спину и дирижируя действиями солдат, похожий на настоящего, одетого в смокинг дирижера. Кроукер чувствовал, как от всего существа Веда волнами исходило удовлетворение: ура! снова война!
Однако у этой войны, как и у любой другой, была своя обратная сторона — несмотря на все усилия, главный враг ускользнул от элитных войск.
— Давай договоримся, Форрест, — повторил сквозь зубы Кроукер.
— Я не хочу ни с кем договариваться, — кратко ответил Вед.
— Конечно, хочешь, — сказал Кроукер, — просто ты об этом еще не знаешь.
Форрест отпустил одного из своих офицеров и повернулся к детективу. Тот, имея некоторый опыт проведения психологического воздействия в качестве помощника окружного прокурора, прижал к себе рыдающую Фрэнси. Лью всем телом чувствовал, как девочка дрожит, не сводя глаз с закованной в наручники матери.
Форрест мрачно проворчал:
— Ты что, бредишь, парень?
— Может быть, но мне так не кажется. — Кроукер подошел поближе и, понизив голос, продолжил: — Послушай, Вед, мы действительно можем с тобой отлично поладить. У тебя есть то, что нужно мне, — Маргарита де Камилло.
— Да, она в моих руках, и останется со мной. — Однако за холодным скептицизмом Форреста угадывался огонек заинтересованности. — А что есть у тебя, что могло бы меня заинтересовать?
— Чезаре Леонфорте.
Типично американское лицо Веда помрачнело.