Вторая кожа
Шрифт:
— Майкл...
Леонфорте остановился, прижавшись к металлической решетке пожарной лестницы. Он чувствовал, что к нему приближается Николас. Значит, ему все-таки удалось спастись.
— Майкл...
Его звала женщина, нет, это был не голос Коуи, и все же очень знакомый и родной. Мик обернулся и остолбенел от удивления: женщина, одетая как Коуи, снимала с себя парик. Он всмотрелся в глубокие, цвета морской волны глаза, которые так долго старался забыть, потому что эти воспоминания приносили ему только жестокую боль и ничего больше. Теперь же эти воспоминания
— Да, — кивнула она. — Это я, Майкл, Джеки.
— Господи, это невозможно!
У Мика было такое ощущение, будто его внезапно окатили ледяной водой, а все тело вывернулось наизнанку.
— Ты же мертва, — недоверчиво покачал он головой.
Она шагнула к нему навстречу:
— Разве?
Джеки протянула к нему руку, и от этого движения он сжался в комок.
— А-а-а! — закричал он. — Господи, да что происходит?
— Бог свел нас снова вместе. — Ее голос был тихим, нежным, успокаивающим и ласкающим.
— Видишь, Майкл, — она ущипнула себя за руку, — я жива и здорова. Моя так называемая смерть была хитрой уловкой, позволившей мне вступить в Орден, которым правили Гольдони.
Мик прижался спиной к перилам лестницы.
— Но зачем?
— Из-за вражды между семьями Гольдони и Леонфорте. Никто толком не знает, с чего все началось. Эта вендетта, подобно многим другим, поддерживалась ужасными россказнями, передававшимися из поколения в поколение, и с каждым разом они становились все страшнее, пока не превратились в миф, сказку. Дедушка Чезаре очень хотел положить конец войне, но не знал, как это сделать, пока не появилась я. Он всегда был в дружеских отношениях с предыдущими настоятельницами Ордена и, наблюдая, как я росла и развивалась, увидел во мне решение проблемы. Именно он убедил маму отправить меня по достижении определенного возраста в монастырь, и он был совершенно прав. Богу было угодно, чтобы именно я стала членом этого Ордена. После моей мнимой смерти меня стали готовить в качестве замены для матери-настоятельницы и дали мне имя сестры Мэри Роуз. Все это было бы просто невозможно, если бы я не «умерла». Ни семья Гольдони, ни дядя Альфонс никогда не примирились бы с тем, что я нахожусь в монастыре.
— Я помню... — Голос Мика прозвучал задумчиво, если не сказать мечтательно. — Альфонс был в страшной ярости, когда вернулся из монастыря. Ведь он был совершенно уверен, что ему удастся вернуть тебя, и он поклялся, что когда-нибудь все равно заберет тебя оттуда. Вскоре после этого ты умерла.
Джеки кивнула:
— Да, так оно и было. — Она сделала еще один шаг к брату, протягивая к нему руки. — Майкл, я здесь для того; чтобы покончить с этой бессмысленной враждой раз и навсегда. Я здесь, чтобы исцелить тебя.
— Нет! — Леонфорте закрыл уши руками и упал на колени. — Боже, огради меня от моих собственных мыслей!
Видя его страдания, Джеки опустилась рядом с ним на олени.
— Я здесь, чтобы защитить тебя, Майкл. Ты натворил столько зла! Ты не похож на моего брата, которого я знала прежде и с которым проводила вечера на крыше дома, мечтая
Голова Мика качалась из стороны в сторону.
— Разве ты не понимаешь? Эти мечты — ничто! То, о чем мы с тобой говорили, — чушь собачья!
— Ты не прав. У нас с тобой была одна и та же мечта. Мы хотели оказаться как можно дальше от той жизни, которой жила семья Леонфорте. Разве ты не помнишь?
— О Джеки! У меня была тогда другая мечта, но я не мог поделиться ею с тобой. Не мог.
Он взглянул в изумленные глаза цвета морской волны, которые всегда оказывали на него магическое воздействие.
— Что это была за мечта? — спросила сестра. — Расскажи мне теперь, когда я рядом с тобой. Расскажи!
Лицо Мика скривилось от боли:
— Нет, не могу...
— Расскажи! Пусть Бог придаст тебе силы.
— Бог! — Его лицо еще сильнее исказилось. — Я пал так низко, что Бог для меня уже не существует.
— Он существует, Майкл! Это он привел меня сюда. Поверь мне, он существует!
— Ты такая чистая, добрая, просто святая. — Он опустил глаза. — У таких, как ты, есть Бог.
— Нет, он есть у всех, Майкл, и у тебя тоже.
Он ощутил ее прикосновение, и ему захотелось отодвинуться и спрятать свое лицо.
— Джеки, я совсем как прокаженный. Осторожно, даже в моем поте есть ядовитая зараза.
Но сестра еще теснее прижалась к нему. Разгоралась утренняя заря, ветер пел вокруг них на все голоса.
— Расскажи мне свою мечту, — прошептала она.
Мик вздрогнул.
— Я умру, если расскажу тебе о ней.
— Ты не умрешь, пока я обнимаю тебя. Тебе нечего бояться.
— Я боюсь, все равно боюсь. Боюсь себя и... Боже, я боюсь и тебя.
— Меня? Но почему?
— Я боюсь того, что ты обо мне подумаешь, если я расскажу тебе, о чем мечтаю. — Он дрожал как в лихорадке. — Ты возненавидишь меня.
— Хорошо, не говори ничего, просто, выслушай меня. — Джеки прижала брата к себе. — Когда мы с тобой были молодыми, мне однажды приснился сон, как будто ты вошел в мою комнату. Вокруг было темно, но я сразу узнала тебя. Ты лег рядом, и я ощутила жар твоей кожи. Потом ты прошептал мое имя, и я прошептала твое, и до самого утра мы занимались любовью.
Мик как-то весь обмяк в ее объятиях. Ему казалось, что он весь расплавился, внутри было так горячо! И по его щекам текли горячие слезы, как он ни старался их удержать. Это было слишком — ведь она говорила то, что он так мечтал услышать от нее в течение долгих-долгих лет. Он снова обрел сердце, тут же разбившееся на кусочки.
Оправившись от нахлынувших чувств, он, в свою очередь, рассказал ей о своем сне: они танцевали вдвоем на освещенной огнями площадке где-то на средиземном курорте.
— Я горячо любил тебя, я хотел тебя, но это было совершенно невозможно, — закончил Мик свой рассказ. — И это было ужасно. Я был уверен, что буду гореть в аду за то, но не мог не думать о тебе, не мог не хотеть тебя. А потом ты уехала в монастырь, и я понял, что мне следует держаться от тебя как можно дальше.
— О Майкл! Это все из-за меня, — заплакала Джеки.