Вторая кожа
Шрифт:
— Я вижу только одну причину, — сказал он, вставая. — Посмотрите, куда его принесли. К Музею криминалистики.
Понимаете, в чем тут дело? Те, кто его убил, хотели, чтобы мы его нашли.
— Но никто не знал, что Нгуен работал на тебя, — возразил Джи Чи.
Только тут Мик вспомнил про компьютерный вирус. Он находился на оптическом диске и проник в компьютер вместе с данными Киберсети. Это могло означать одно из двух: либо Каппа Ватанабе, программист научно-исследовательского отдела «Сато Интернэшнл», с которым Мик имел дело, надул его, в чем он, зная Ватанабе, сильно сомневался, либо диск был где-то по дороге перехвачен
— Черт! — Леонфорте в ярости сжал кулаки. Есть только один человек, у которого была необходимость и возможность сделать это, — Николас Линнер!
Глядя невидящими глазами в небо, Мик растянул крепко сжатые губы в усмешке. Он давно уже понял, что в жизни бывают моменты, когда сочетание определенных обстоятельств и эмоций вызывает изменение жизненной линии. Так было в тот вечер, когда он находился с Джеки на крыше и когда убили его отца. Второй раз в джунглях Лаоса, когда его принимали в члены племени Нанг и на тыльной стороне запястья у него появился темно-синий вертикальный полумесяц. Сегодня это произошло в третий раз.
Вокруг, куда бы он ни посмотрел, были видны неестественно правильные, безжалостно острые углы зданий. Мик втянул в себя сырой воздух Токио, напомнивший ему холод гималайских ночей, и на него снизошло знание. Значит, они наконец-то столкнулись лицом к лицу. Но разве он не хотел именно этого? Арены для столкновения со своей тенью, своим двойником, с человеком, имеющим с ним столько общего?!
Значит, Линнер устроил этот фокус, написал вирус на экране компьютера: «Улыбнись», — а он так и не смог стереть это слово. Значит, Николас подбирается к нему так же, как он к Николасу. Пляска смерти, двое на заранее определенных орбитах, двигающиеся из света во тьму и наоборот, связанные загадочными узами, проходящими через их прошлое.
Теперь, казалось, реальность растворилась в туманной дали. Леонфорте почувствовал себя в каком-то подвешенном состоянии, весь мир, казалось, двигался путем света и тьмы. Как будто он и Николас Линнер, полярные противоположности — протон и нейтрон, составляющие последний оставшийся во Вселенной атом, — все быстрее и быстрее обращались друг вокруг друга, одновременно отталкиваясь и притягиваясь, но неумолимо приближаясь к точке неизбежного столкновения, которое означало жизнь для одного и гибель для другого.
Святые
Древних самураев ужасала сама мысль о смерти в постели, они страстно желали, умереть в бою. Такой же настрой духа должен быть присущ и священнослужителю, иначе он не сможет исполнить до конца волю Божью.
Священник Ри И.
Из 10-й главы Хагакуре, Книги самураев
Астория
Весна 1957 — зима 1945 — весна 1961 — 1962
С того момента, как Джеки Леонфорте познакомилась с Бернис, она поняла, что у этой женщины особое жизненное предназначение. В ней горел какой-то особый внутренний огонь. Мысленным взором девушка увидела сердце воина за оболочкой мудрости и доброты матери-настоятельницы. Ее родная мать никогда не обладала таким внутренним светом, она была самой обычной женщиной. Иногда, лежа ночью без сна в постели, Джеки мучительно пыталась понять, не ошибкой ли Бога было ее появление в этой семье. Может быть, еще при рождении ее случайно перепутали, и теперь где-то в огромном городе другая девушка живет в семье, где должна была расти она. Иногда ей казалось, что такая подмена действительно произошла, и девушка наглухо замыкалась в себе, не позволяя окружавшему миру проникнуть в ее душу.
По мере того как Джеки взрослела, эти мысли становились все навязчивее, и перепуганная мать, не понимая причин замкнутости дочери, отвезла ее на консультацию к врачу-психологу в Манхэттен. Самой девочке больше запомнилось путешествие на поезде, чем лицо врача с близорукими глазами.
После долгой беседы врач сказал:
— С вашей дочерью все в порядке.
Услышав эти слова, мать испытала огромное облегчение и разрыдалась от нервного напряжения.
— Все, что ей сейчас требуется, это побольше интересных занятий, увлечений, путешествий, — продолжал врач. — Ей просто невыносимо скучно.
На обратном пути домой мать сказала:
— Я знала, что ты несчастна, но все откладывала разговор на эту тему, думала, что с возрастом все пройдет. — Женщина тяжело вздохнула, глядя в окно поезда. — А получилось, что с годами тебе стало только хуже. Пора нам поехать в Асторию, там тебе обязательно понравится.
И действительно, девочка просто влюбилась в монастырь Святого Сердца Девы Марии. Она была очарована игрой солнечных лучей на влажной от росы листве, гудением пчел над кустами роз и звонким щебетанием птиц. Но самое главное, она ощутила нечто, определяемое словами «присутствие Бога». Впрочем, так ей казалось, может быть, потому, что за воротами монастыря остался тот мир насилия, в котором она жила. Но, как бы то ни было, она чувствовала себя так, словно кто-то положил твердую и уверенную руку ей на плечо. И Бернис поняла ее состояние.
Белокаменный фасад монастыря сиял в солнечных лучах подобно полированному мрамору. Девочка скорее почувствовала, чем увидела, как из небольшого узкого окна над входной дверью кто-то рассматривает ее с дружелюбным любопытством. И когда мать подвела ее по широким ступеням к деревянной, обитой железом двери, Джеки уже знала, что вступает в совершенно особый мир, начинает путешествие, которое продлится всю ее жизнь.
В ту весну 1957 года девочке исполнилось пятнадцать лет.
— Веруешь ли ты в Бога?
— Верую...
Смутившись, Джеки замолчала. Нет, она не испугалась больших, проницательных голубых глаз или же католических религиозных символов, украшавших стены приемной настоятельницы. Дело было в том, что после крещения, конфирмации, многочисленных и регулярных посещений церкви с родителями, после многих лет чтения Катехизиса и постоянного моления перед распятием Христа, после бесчисленных исповедей в кабине, где пахло потом и кремом для обуви, Джеки утратила смысл слова «вера».
— Я не знаю, верую я или нет, — тихо сказала она.
— Отлично! — произнесла Бернис с таким удовлетворением, что девочка искренне удивилась. Мать осталась в саду, засаженном кустами роз. Сейчас она бродила по этому саду, подставляя свое лицо солнцу и размышляя о том, правильно ли сделала, приведя сюда свою дочь.
— Почему отлично? — спросила Джеки.
— Твой ответ был правдив, и это хорошее начало, — ровным голосом сказала Бернис. У нее был дар четко выражать словами свои мысли и чувства.
Девочка оглядела приемную настоятельницы, картины, статуи, огромное распятие, которые словно давили на нее, и сказала: