Вторая мировая война (Том 5-6)
Шрифт:
Это обвинение сильно разгневало президента. Его здоровье не позволило ему самому написать ответ. Генерал Маршалл составил следующий ответ, который Рузвельт одобрил. Ответ, безусловно, был составлен в достаточно сильных выражениях.
Президент Рузвельт – маршалу Сталину
5 апреля 1945 года
Я с удивлением получил Ваше послание от 3 апреля, содержащее утверждение, что соглашение, заключенное между фельдмаршалом Александером и Кессельрингом в Берне, позволило «пропустить на восток англо-американские войска, а англо-американцы обещались за это облегчить для немцев условия перемирия».
В моих предыдущих посланиях Вам по поводу попыток, предпринимавшихся в Берне в целях организации совещания для обсуждения капитуляции германских войск в Италии, я сообщал Вам, что: i) в Берне не происходило никаких переговоров; ii) эта встреча вообще не носила политического характера; iii) в случае любой капитуляции вражеской армии в Италии не будет иметь место нарушение нашего согласованного принципа безоговорочной капитуляции; iv) будет приветствоваться присутствие советских офицеров на любой встрече, которая может быть организована для обсуждения капитуляции.
В интересах наших совместных военных усилий против Германии, которые сейчас открывают блестящую перспективу быстрых успехов в деле распада германских войск, я должен по-прежнему предполагать, что Вы питаете столь же высокое доверие к моей честности и надежности, какое я всегда питал к Вашей честности, и надежности.
Я также полностью оцениваю ту роль, которую сыграла Ваша армия, позволив вооруженным силам, находящимся под командованием генерала Эйзенхауэра, форсировать Рейн, а также то влияние, которое окажут впоследствии действия Ваших войск на окончательный крах германского сопротивления нашим общим ударам.
Я полностью доверяю генералу Эйзенхауэру и уверен, что он, конечно, информировал бы меня, прежде чем вступить
Я уверен, что в Берне никогда не происходило никаких переговоров, и считаю, что имеющиеся у Вас об этом сведения, должно быть, исходят из германских источников, которые упорно старались вызвать разлад между нами с тем, чтобы в какой-то мере избежать ответственности за совершенные ими военные преступления. Если таковой была цель Вольфа, то Ваше послание доказывает, что он добился некоторого успеха.
Будучи убежден в том, что Вы уверены в моей личной надежности и в моей решимости добиться вместе с Вами безоговорочной капитуляции нацистов, я удивлен, что советское правительство, по-видимому, прислушалось к мнению о том, что я вступил в соглашение с врагом, не получив сначала Вашего полного согласия.
Наконец, я хотел бы сказать, что если бы как раз в момент победы, которая теперь уже близка, подобные подозрения, подобное отсутствие доверия нанесли ущерб всему делу после колоссальных жертв – людских и материальных, то это было бы одной из величайших трагедий в истории.
Откровенно говоря, я не могу не чувствовать крайнего негодования в отношении Ваших информаторов, кто бы они ни были, в связи с таким гнусным, неправильным описанием моих действий или действий моих доверенных подчиненных.
На следующий день я лично написал Сталину:
Премьер-министр – маршалу Сталину
6 апреля 1945 года
1. Президент послал мне письма, которыми Вы обменялись с ним о контакте, установленном в Швейцарии между одним британским и одним американским офицерами из ставки фельдмаршала Александера и германским генералом по фамилии Вольф по вопросу о возможной капитуляции армии Кессельринга в Северной Италии. Поэтому я нахожу уместным послать Вам точное изложение фактов, касающихся действий правительства Его Величества. Как только мы узнали об этом контакте, мы немедленно 12 марта уведомили советское правительство, причем мы и правительство Соединенных Штатов честно сообщили Вам обо всем, что произошло. Все это дело в Швейцарии, которое упоминалось или о котором шла речь в каком-либо отношении, сводилось лишь к тому, чтобы проверить полномочия германского эмиссара и попытаться устроить встречу между уполномоченным Кессельринга и фельдмаршалом Александером в его ставке или в каком-либо удобном пункте в Северной Италии. В Швейцарии не было никаких переговоров, даже о военной капитуляции армии Кессельринга. Тем более в наши намерения, которые не носят такого позорного характера, как о том высказывается предположение, не входил какой-либо военно-политический сговор, как утверждается в Вашей телеграмме президенту.
2. Ваши представители были немедленно приглашены на встречу, которую мы пытались устроить в Италии. Если бы она состоялась и если бы Ваши представители прибыли, то они слышали бы каждое произнесенное слово.
3. Мы считаем, что фельдмаршал Александер имеет полное право принимать на своем фронте в Италии капитуляцию германской армии, состоящей из 25 дивизий, и обсуждать вопросы капитуляции с германскими эмиссарами, облеченными полномочиями договориться об условиях капитуляции. Тем не менее мы специально предусмотрели приглашение Ваших представителей на эти чисто военные переговоры в его ставке, если бы они состоялись. Однако в действительности из всех контактов в Швейцарии ничего не вышло. Наши офицеры возвратились из Швейцарии, не добившись успеха в деле организации в Италии встречи с эмиссарами Кессельринга. Обо всем этом советское правительство было полностью уведомлено шаг за шагом фельдмаршалом Александером или сэром А. Кларком Керром, а также через соответствующие каналы Соединенных Штатов. Я повторяю, что никаких переговоров в Швейцарии какого-либо рода официально или неофициально мы не начинали и к ним даже не приступали.
Однако имеется возможность, что вся эта просьба о переговорах, с которой обратился германский генерал Вольф, была одной из тех попыток, которые предпринимаются врагом с целью посеять недоверие между союзниками. Фельдмаршал Александер особо подчеркнул это в телеграмме, отправленной 11 марта, в которой он заметил: «Прошу обратить внимание, что два руководящих лица являются людьми СС и Гиммлера, что вызывает у меня большое подозрение». Копия этой телеграммы была послана британскому послу в Москве 12 марта для передачи советскому правительству. Если немцы намеревались посеять недоверие между нами, то они на время достигли этого. Сэру А. Кларку Керру было поручено г-ном Иденом объяснить все положение дел г-ну Молотову в его письме от 21 марта. В ответе от 22 марта, полученном им от г-на Молотова, содержалась следующая фраза: «Советское правительство в данном деле видит не недоразумение, а нечто худшее». В этом ответе было выражено также недовольство по поводу того, что «в Берне в течение двух недель за спиной Советского Союза, несущего на себе основную тяжесть войны против Германии, ведутся переговоры между представителями германского военного командования, с одной стороны, и представителями английского и американского командования – с другой». В интересах англо-русских отношений правительство Его Величества решило не давать какого-либо ответа на это крайне оскорбительное и необоснованное обвинение, а решило игнорировать его. Это является причиной того, что Вы в своем послании президенту называете «молчанием англичан». Мы считали, что будет лучше промолчать, чем ответить на такое письмо, которое было послано г-ном Молотовым. Но можете быть уверены, что мы были удивлены этим письмом и оскорблены тем, что г-н Молотов приписывает нам такое поведение. Однако это никоим образом не отразилось на наших указаниях фельдмаршалу Александеру продолжать держать Вас полностью в курсе дела.
4. Неправильно также, что инициатива в этом деле исходила, как Вы заявляете президенту, полностью от англичан. В действительности переданная фельдмаршалу Александеру информация о том, что германский генерал Вольф хочет установить контакт в Швейцарии, была доставлена ему одним американским органом. Между контактом в Берне или где-либо еще и полным поражением германских войск на западном фронте нет никакой связи. В действительности они сражались с большим упорством и нанесли нашим и американским войскам с начала нашего февральского наступления по 28 марта потери, которые превышают 87 000 человек. Однако, имея перед собой численно превосходящие силы на земле и будучи буквально подавленными в воздухе значительно превосходящими англо-американскими военно-воздушными силами, которые только в марте сбросили свыше 200 000 тонн бомб на Германию, германские армии на западе были наголову разбиты. Тот факт, что они имели перед собой численно превосходящие наземные силы на западе, объясняется великолепными ударами и мощью советских армий. Что касается обвинений, которые Вы выдвигаете в Вашем послании президенту от 3 апреля, которые также чернят правительство Его Величества, я и мои коллеги солидаризируемся с последней фразой ответа президента.
7 апреля Сталин ответил на упрек президента.
Маршал Сталин – президенту Рузвельту
7 апреля 1945 года
Получил Ваше послание от 5 апреля.
В моем послании от 3 апреля речь идет не о честности и надежности. Я никогда не сомневался в Вашей честности и надежности, так же как и в честности и в надежности г-на Черчилля. У меня речь идет о том, что в ходе переписки между нами обнаружилась разница во взглядах на то, что может позволить себе союзник в отношении другого союзника и чего он не должен позволить себе. Мы, русские, думаем, что в нынешней обстановке на фронтах, когда враг стоит перед неизбежностью капитуляции, при любой встрече с немцами по вопросам капитуляции представителей одного из союзников должно быть обеспечено участие в этой встрече представителей другого союзника. Во всяком случае, это безусловно необходимо, если этот союзник добивается участия в такой встрече. Американцы же и англичане думают иначе, считая русскую точку зрения неправильной. Исходя из этого, они отказали русским в праве на участие во встрече с немцами в Швейцарии. Я уже писал Вам и считаю не лишним повторить, что русские при аналогичном положении ни в коем случае не отказали бы американцам и англичанам в праве на участие в такой встрече. Я продолжаю считать русскую точку зрения единственно правильной, так как она исключает всякую возможность взаимных подозрений и не дает противнику возможности сеять среди нас недоверие.
Трудно согласиться с тем, что отсутствие сопротивления со стороны немцев на западном фронте объясняется только лишь тем, что они оказались разбитыми. У немцев имеется на восточном фронте 147 дивизий. Они могли бы без ущерба для своего дела снять с восточного фронта 15–20 дивизий и перебросить их на помощь своим войскам на западном фронте. Однако немцы этого не сделали и не делают. Они продолжают с остервенением драться с русскими за какую-то малоизвестную станцию Земляницу в Чехословакии, которая им столько же нужна, как мертвому припарки, но безо всякого сопротивления сдают такие важные города в центре Германии, как Оснабрюк, Мангейм, Кассель. Согласитесь, что такое поведение немцев является более чем странным и непонятным.
Что касается моих информаторов, то, уверяю Вас, это очень честные и скромные люди, которые выполняют свои обязанности аккуратно и не имеют намерения оскорбить кого-либо. Эти люди многократно проверены нами на деле. Судите сами. В феврале этого года генерал Маршалл дал ряд важных сообщений Генеральному штабу советских войск, где он на основании имеющихся у него данных предупреждал русских, что в марте месяце будут два серьезных контрудара немцев на восточном фронте, из коих один будет направлен из Померании на Торн, а другой – из района Моравска Острава на Лодзь. На деле, однако, оказалось, что главный удар немцев готовился и был осуществлен не в указанных выше районах, а в совершенно другом районе, а именно в районе озера Балатон, юго-западнее Будапешта. Как известно теперь, в этом районе немцы собрали до 35 дивизий, в том числе 11 танковых дивизий. Это был один из самых серьезных ударов за время войны с такой большой концентрацией танковых сил. Маршалу Толбухину удалось избегнуть катастрофы и потом разбить немцев наголову между прочим потому, что мои информаторы раскрыли, правда, с некоторым опозданием, этот план главного удара немцев и немедленно предупредили о нем маршала Толбухина. Таким образом я имел случай еще раз убедиться в аккуратности и осведомленности советских информаторов…
Он также послал копию своей телеграммы мне со следующей личной припиской:
Маршал Сталин – премьер-министру
7 апреля 1945 года
…В своем послании президенту от 7 апреля, которое посылаю также Вам, я уже ответил на все основные вопросы, затронутые в Вашем послании относительно переговоров в Швейцарии. Что касается других вопросов, затронутых в Вашем послании, считаю нужным сказать Вам следующее.
Ни я, ни Молотов не имели намерения «чернить» кого-либо. Дело не в желании «чернить», а в том, что у нас выявились тут разные точки зрения по вопросу об обязанностях и правах союзника. Из моего послания на имя президента Вы увидите, что русская точка зрения по этому вопросу является правильной, так как она гарантирует права любого союзника и отнимает у врага всякую возможность сеять недоверие между нами.
Мои послания являются личными и строго секретными. Это дает возможность высказываться ясно и откровенно. В этом плюс секретной переписки. Но если Вы будете каждое мое откровенное заявление принимать за оскорбление, то это очень затруднит такую переписку. Могу заверить Вас, что у меня не было и нет намерения оскорбить кого-либо.
На следующий день президент сообщил мне, что он посылает Сталину следующее послание:
«Благодарю Вас за искреннее объяснение советской точки зрения на бернский инцидент, который сейчас, видимо, отошел в прошлое, не дав никаких полезных результатов.
Во всяком случае, мы не должны допускать взаимного недоверия, и подобного рода мелкие недоразумения не должны возникать в будущем. Я уверен, что, когда наши армии установят между собой контакт в Германии и объединятся в полностью координированном наступлении, нацистские армии будут разгромлены».
И позже:
Президент Рузвельт – премьер-министру
12 апреля 1945 года
Я склонен преуменьшить значение общей советской проблемы, насколько это возможно, поскольку такие проблемы в той или иной форме, очевидно, возникают каждый день и большинство из них устраняется, как это имело место в случае с бернской встречей.
Однако мы должны быть твердыми, и курс, которого мы до сих пор придерживались, является правильным.
Глава 8
Разногласия Запада в вопросах стратегии
По мере того как война, которую ведет коалиция, подходит к концу, политические вопросы приобретают все более важное значение. Вашингтону особенно следовало проявлять большую дальновидность и придерживаться более широких взглядов. Сейчас мы можем представить себе опасный пробел, образовавшийся в промежутке между периодом, когда убывали силы президента Рузвельта и росло понимание президентом Трумэном обширной мировой проблемы. В этот печальный момент один президент не мог действовать, а другой не мог знать, как действовать. Ни военные начальники, ни государственный департамент не получали необходимого руководства. Политическое руководство отсутствовало как раз в тот период, когда оно было более всего необходимо. Выступая на арене как победитель, как вершитель судеб человечества, Соединенные Штаты не имели ясных и последовательных целей. Англия, хотя она все еще оставалась весьма сильной державой, не могла одна действовать решительно. В этот период я мог лишь предупреждать и взывать.
Уничтожение военной мощи Германии повлекло за собой коренное изменение отношений между коммунистической Россией и западными демократиями. Они потеряли своего общего врага, война против которого была почти единственным звеном, связывавшим их союз. Отныне русский империализм и коммунистическая доктрина не видели и не ставили предела своему продвижению и стремлению к окончательному господству.
Решающие практические вопросы стратегии и политики, о которых будет идти речь в этом повествовании, сводились к тому, что: во-первых, Советская Россия стала смертельной угрозой для свободного мира; во-вторых, надо немедленно создать новый фронт против ее стремительного продвижения; в-третьих, этот фронт в Европе должен уходить как можно дальше на восток; в-четвертых, главная и подлинная цель англо-американских армий – Берлин; в-пятых, освобождение Чехословакии и вступление американских войск в Прагу имеет важнейшее значение; в-шестых, Вена, и по существу вся Австрия, должна управляться западными державами, по крайней мере на равной основе с Советами; в-седьмых, необходимо обуздать агрессивные притязания маршала Тито в отношении Италии; наконец – и это главное – урегулирование между Западом и Востоком по всем основным вопросам, касающимся Европы, должно быть достигнуто до того, как армии демократии уйдут или западные союзники уступят какую-либо часть германской территории, которую они завоевали, или, как об этом вскоре можно будет писать, освободили от тоталитарной тирании.
Премьер-министр – генералу Исмею для комитета начальников штабов
17 марта 1945 года
Я хотел бы, чтобы разведывательное управление изучило возможность того, что Гитлер, потеряв Берлин и Северную Германию, отступит в горы и лесные районы Южной Германии и попытается продолжать там борьбу. Странное сопротивление, которое он оказал в Будапеште и оказывает сейчас у озера Балатон, и тот факт, что он в течение столь длительного времени держит армии Кессельринга в Италии, по-видимому, подтверждают такого рода намерения. Но Гитлер, конечно, настолько безрассудно упрям во всем, что, быть может, за всем этим ничего и не кроется. Тем не менее следует изучить возможность такого развития событий.
Хотя ничего нельзя было утверждать определенно, общий вывод наших начальников штабов был таков, что вряд ли можно рассчитывать на продолжительную немецкую кампанию или даже партизанскую войну в горах в сколько-нибудь серьезных масштабах. Поэтому мы отклонили такую возможность, что впоследствии оправдалось. В этой связи я справился о том, как представляет себе штаб-квартира союзников наступление англо-американских армий, и получил следующий ответ:
Генерал Эйзенхауэр – премьер-министру
30 марта 1945 года
Как только американские 9-я и 1-я армии соединятся и противник, окруженный в районе Рура, окажется не в состоянии вести дальнейшие наступательные операции, я предлагаю двинуться на восток на соединение с русскими или до общей линии на Эльбе. Если этому не помешают намерения русских, следует считать, что Кассель, Лейпциг является наилучшей осью для такого наступления, так как она обеспечит захват этого важного промышленного района, куда, как полагают, переводятся германские министерства. В результате немецкие вооруженные силы будут разрезаны примерно пополам, и это не потребует форсирования нами Эльбы. Цель операции – расчленить и уничтожить основную часть остающихся вооруженных сил противника на западе.
Это будет моим главным ударом. Я готов направить все мои вооруженные силы на обеспечение успеха этой операции, пока не станет ясно, что нет надобности концентрировать на этом все наши усилия. Наступление должно проходить в зоне Брэдли, и для выполнения этой задачи он будет иметь в своем распоряжении 3-ю, 1-ю и 9-ю армии с приданной также его командованию 15-й армией, которая будет наступать вслед за ними, если это окажется возможным, и очищать территорию. Монтгомери будет защищать его левый фланг, имея в своем распоряжении английскую и канадскую армии, к северу от основной линии Ганновер – Виттенберг, а Девере, имея в своем распоряжении французские 7-ю и 1-ю армии, будет прикрывать его правый фланг.
Как только будет достигнут успех основного наступления, я намерен предпринять операцию по очистке северных портов; для занятия Киля потребуется форсирование Эльбы. Ответственность за выполнение этих задач будет возложена на Монтгомери, и я предполагаю усилить его группу армий, если в этом возникнет необходимость.
Кроме того, после выполнения указанных выше задач 6-я группа армий будет готова двигаться на юго-восток в направлении оси Нюрнберг, Регенсбург для того, чтобы предотвратить возможное укрепление немецких сил на юге, и для того, чтобы соединиться с русскими в долине Дуная.
Я надеюсь, что эта дополнительная информация даст ясное представление о моих планах. Они, естественно, являются гибкими и могут быть изменены в случае неожиданного изменения обстановки.