Вторая мировая война. Ад на земле

Хейстингс Макс

Однако в метрополии пояса затягивали отнюдь не так туго, как в Индии. Бенгальцы называют голод payter jala («огонь в желудке»), и многие желудки полыхали огнем в 1943–1944 гг. Много лет спустя Гурхори Маджхи из Каликакунду вспоминал: «Люди с ума сходили от голода. Если находили что-то живое, тут же его разрывали и съедали на месте. У нас в семье было десять человек, мой живот болел и вопил. Никто не думал о братьях, о сестрах, думали об одном: как выжить… В полях ни стебелька травки не уцелело». Женщины продавали себя, многие семьи отдавали дочерей сводникам и сутенерам.

Но даже в такой крайности не отмечены случаи каннибализма, в отличие от России, но распространилось детоубийство. Газета Biplabi сообщала 5 августа 1943 г.: «В деревне Сапурапота ткач-мусульманин, не имея возможности содержать семью и обезумев от голода, ушел из дома.

Жена решила, что он утопился. Кормить двух маленьких сыновей было нечем, и, не в силах более слушать их голодный плач, она бросила [23 июля] младшего, недавно вышедшего из ее утробы, свет очей своих, в пенистые воды Касаи. Она попыталась таким же образом отправить к отцу и старшего сына, но тот вопил и цеплялся за мать. Тогда она придумала новый способ утишить терзающий ребенка голод. Ослабшими руками она вырыла могилу и бросила в нее сына. Когда она принялась засыпать его землей, прохожий, привлеченный детскими криками, поспешил вырвать лопату из рук женщины. Этот [индиец из низкой касты] обещал вырастить мальчика, и мать ушла, куда – не известно. Вероятно, она обрела покой, воссоединившись с супругом в холодном потоке Касаи»⁶².

Часто вспыхивали эпидемии холеры, люди умирали прямо на улицах и в парках больших городов. К середине сентября 1943 г. уровень смертности в Калькутте повысился с обычных 600 случаев в месяц до 2000. Невестка Джавахарлала Неру писала из центра помощи о «рахитичных младенцах, чьи руки и ноги походили на сухие палки, о кормящих матерях со старческими сморщенными лицами, о детях, у которых от недостатка еды и сна лица распухли, а глаза ввалились, об измученных мужчинах, ходячих скелетах»⁶³. Ее ужаснула «усталая покорность в их глазах. Она ранила дух так, как не ранил даже вид исстрадавшихся тел». В октябре Уэйвелл, занявший должность вице-короля, наконец-то отрядил войска для перевозки продуктов в голодающие районы. С этого момента правительство систематически оказывало помощь местному населению, но по меньшей мере миллион (если не три миллиона) бенгальцев успели умереть, и величайший политический ущерб, нанесенный Англии, уже поздно было исправлять. Несомненно, в пору мировой войны бороться еще и с последствиями природного бедствия очень непросто. Но на постоянные, настойчивые, отчаянные обращения Уэйвелла Черчилль отвечал с бесчеловечной жестокостью, которая окончательно отравила англо-индийские отношения.

18 сентября 1943 г. Неру писал из тюрьмы: «Сообщения из Бенгалии все чудовищнее. Мы привыкаем ко всему, к бездне человеческого несчастья и страдания. Я все более убеждаюсь в том, что за некомпетентностью и растерянностью властей скрывается нечто большее: распад экономической системы Бенгалии»⁶⁴. 11 ноября он развивает ту же мысль: «Голод в Бенгалии станет эпитафией английского правления и всех достижений империи в Индии». Черчилль упорно отказывался пойти на уступки национальному чувству индийцев, не прислушиваясь ни к американцам, ни к состоявшим под их покровительством китайцам. Лео Эмери с отвращением отзывается о поведении премьер-министра на заседании кабинета: «Уинстон несет чушь: Уэйвелл – озабоченный саморекламой презренный слабак, Индия только подрывает оборону Англии, и он с удовольствием передаст субконтинент на попечение Рузвельта»⁶⁵.

Но мало кого из англичан в разгар смертельной схватки волновало недовольство индийцев или меры, которыми империя подавляет это недовольство. Приятно было думать, что огромная, четырехмиллионная индийская армия сохраняет верность. Индийские полки сыграли немалую роль в Восточно-Африканской, Иракской, Северо-Африканской и Итальянской кампаниях, а также первостепенную роль в борьбе за Ассам и Бирму в 1944–1945 гг. Английская политика военного времени может оцениваться как успешная, ведь к 1944–1945 гг. удалось полностью восстановить порядок, акты саботажа и диверсии почти прекратились. Но потомство, вероятно, увидит в этой ситуации горькую иронию: сражаясь против держав оси во имя свободы, Англия в то же время отстаивала свое господство на субконтиненте вопреки воле местного населения такими же тоталитарными методами.

По сравнению с немецкими и японскими методами англичане и в пору войны обращались с представителями других народов и рас достаточно гуманно: о казнях без суда и тем более о массовом истреблении не могло быть и речи. Однако и в Индии, и за ее пределами требованиями военного времени оправдывались пренебрежение к нуждам местного населения, жестокость и несправедливость. В 1943 г. голод прокатился также по Кении, Танганьике и Британскому

Сомали, время от времени вспыхивали голодные бунты в Тегеране, Бейруте, Каире и Дамаске. Даже если первопричиной были тяготы войны, имперские власти отнюдь не спешили выделить ресурсы и облегчить последствия. Британское правление можно характеризовать как умеренный, отнюдь не абсолютный авторитаризм, и все же ему не удалось сохранить достаточную поддержку подданных, в особенности в Индии, чтобы удержать гегемонию и после войны. Единственное, что можно сказать в оправдание (довольно жалкое) действий британцев в Индии в военную пору: на такой огромной территории, охваченной повсеместными волнениями, малейшая терпимость по отношению к противникам режима грозила полной утратой контроля, и это сыграло бы на руку странам оси. В сражениях английские солдаты и рекруты из колоний и доминионов, белые, коричневые и черные, сплотились в боевое братство, но тяготы войны не усилили скреплявшие империю узы, как рассчитывали ура-патриоты, а окончательно их ослабили.

Союзники вели борьбу за свободу против угнетения – битву Добра со Злом. В XXI в. едва ли кто-нибудь из знающих людей, даже в бывших колониях, усомнится в правоте союзников, в том, что поражение оси стало благом для всего человечества. Однако необходимо также признать, что во многих странах в ту пору вопрос о лояльности той или иной стороне решался не столь однозначно. Миллионы, не имевшие причины любить Гитлера, Муссолини или Тодзио, не питали добрых чувств и к западным демократиям, чьи понятия о свободе, как представлялось подданным колоний, не распространялись за пределы метрополии.

17. Дальний восток

1. Китай

Еще в 1936 г. американский корреспондент Эдгар Сноу, преданный поклонник и друг Мао Цзэдуна, писал: «В попытках овладеть рынками и богатствами внутренних областей Китая Япония сломит свою имперскую шею. Катастрофа произойдет не в форме естественного экономического коллапса Японии, а наступит потому, что условия господства, навязанного Японией Китаю, окажутся невыносимыми для человеческого существования и в скором времени вызовут сопротивление такой мощи, которая изумит мир»¹. Сноу верно предугадал гибель японского империализма, хотя и преувеличил эффективность вооруженного сопротивления китайцев. Стратегия союзников на Дальнем Востоке в пору войны в основном определялась намерением Америки превратить Китай не только в ключевого участника противостояния, но и в мощную державу. Немыслимые усилия тратились на то, чтобы снабжать по воздуху через Индию находившихся в Китае американцев (по большей части это были летчики, поддерживавшие националистическую армию Чан Кайши). После того как Бирма была в 1942 г. захвачена японцами и путь по суше отрезан, оставался только воздушный путь «через горб» Гималаев. В Китае американцы строили аэродромы для размещения своих бомбардировщиков.

Но все планы пошли прахом. Китай пребывал в хаосе – обнищавшая страна, разделенное общество. На бумаге войско Чан Кайши выглядело огромным, но его режим и его военачальники были коррумпированы и некомпетентны, плохо экипированные солдаты вовсе не рвались в бой с японцами. Чтобы действовать с территории Китая, американской авиации требовалось сначала решить непреодолимые операционные и логистические проблемы. В провинции Хэнань преобладали коммунисты во главе с Мао Цзэдуном, которые также на словах выступали против японцев, однако берегли силы на будущее, чтобы после войны разделаться с Чан Кайши. С 1937 по 1942 г. националисты и коммунисты совместно причинили оккупантам немалый ущерб, перебив 181 647 человек. Но и националисты, и коммунисты отказывались вступать в открытый бой с противником, и их скудные ресурсы расходовались почти впустую, без заметных результатов. Китайский историк Шэнь Джихуа описывал ситуацию в провинции Шаньдун: «Местное население гораздо больше волнует прагматическая выгода, чем идея национализма. При столкновении национальных и местных интересов они без колебаний поступятся общенациональным»².

Хотя Мао ухитрился отвести американцам глаза и они поверили, будто его партизаны активно борются с захватчиками, большую часть военного времени он по молчаливому соглашению соблюдал с японцами перемирие и даже втайне сотрудничал с ними, деля доходы от торговли опиумом. Если националисты потеряли в пору оккупации 3,2 млн человек, то коммунисты насчитывают всего 580 000 погибших. Под конец войны Чан Кайши сражался уже не столько с японцами, сколько против Мао и без обиняков утверждал: «Японцы – болезнь накожная, а коммунисты проникли в самое сердце».