Вторая мировая война. Ад на земле
Шрифт:
Но прав оказался Горт, не веривший, что французы стронутся с места. На следующее утро два недоукомплектованных британских подразделения двинулись вперед и оказались в одиночестве, без поддержки с воздуха. Когда Горт ударил к западу от Арраса, немецкие колонны сперва пришли в расстройство. Завязалось яростное сражение, британцы продвинулись на 16 км и захватили 400 военнопленных, а потом атака выдохлась. Эрвин Роммель, командовавший танковой дивизией, возглавил немецкую оборону и вдохнул отвагу в своих растерявшихся солдат. Танки Matilda нанесли немцам серьезный ущерб, адъютант Роммеля погиб рядом со своим начальником. Но британцы быстро расстреляли все стрелы из своего колчана: их атака была отважной и эффективной, но сил не хватило, и потому она не имела решающего значения.
Утром того же дня, 21-го, пока британцы еще двигались на Аррас, Вейган отправился
Командующий Британским экспедиционным корпусом прибыл в Ипр позднее и без особой охоты согласился принять участие в очередной контратаке, но предупредил, что все его резервы задействованы в других местах. Горт не верил в осуществимость совместной англо-французской операции. Вейган позднее писал, что британцы задумали предать союзников: со времен Первой мировой войны французы пребывали в убеждении, будто англичане, сражаясь на их территории, одним глазом непременно поглядывают в сторону Ла-Манша и подумывают удрать. А британцев приводили в отчаяние пораженческие настроения французов. В этом смысле Вейган угадал верно: Горт отчаялся дождаться от союзников каких-либо действий и теперь думал главным образом о том, как спасти от катастрофы свой корпус. Позднее той мрачной ночью 21 мая Бийот погиб в аварии, и прошло два дня, прежде чем в Северную армию был назначен другой командующий. Отношения между союзниками стремительно портились. Еще накануне после встречи с Бийотом глава британского штаба сэр Эдмунд Айронсайд писал: «Я вспылил и, ухватив Бийота за пуговицу мундира, потряс его. Этот человек давно сдался»29. Вечером 21-го Горт сказал королю Леопольду: «Дело плохо». В 19:00 Вейган в разгар воздушного налета отбыл в Дюнкерк на торпедоносце и к 10:00 следующего дня добрался до своей штаб-квартиры. Пока он бесплодно блуждал по северной Франции, немецкие танки, пушки и солдаты час за часом продвигались на север и на запад сквозь огромный разрыв в фронте союзников.
Верховный главнокомандующий пребывал в стране счастливых грез. Утром 22 мая он чуть ли не игриво докладывал Рейно: «Мы наделали столько ошибок, что я преисполняюсь уверенности: в будущем мы сделаем меньше». Он заверил премьер-министра Франции, что и Британский экспедиционный корпус, и армия Бланшара пребывают в полной боевой готовности. Вейган сообщил свой план контратаки и заключил несколько двусмысленно: «Либо мы победим, либо спасем свою честь». На встрече с Черчиллем и Рейно в Париже 22 мая Вейган продолжал излучать оптимизм, утверждая, что новая армия без малого из 20 французских дивизий осуществит контратаку с юга, чтобы воссоединиться с Британским экспедиционным корпусом. Но и свежая армия, и контратака существовали только в воображении главнокомандующего.
В ночь на 23-е Горт отвел своих людей с выступа, который они занимали под Аррасом. Французы сделали вывод: британцы, как в 1914 г., ведут себя малодушно и себялюбиво. Горт всего лишь действовал в соответствии с требованиями реальности, но Рейно не предупредил Вейгана о намерении британцев эвакуировать свой корпус. Горт сказал адмиралу Жан-Мари Абриалу, отвечавшему за порт Дюнкерк, что три британские дивизии будут прикрывать отступление французов, но сам Горт отбыл в Англию, а его преемник, генерал-майор Гарольд Александер, не пожелал исполнять это обещание. Абриал заявил ему: «Своим решением вы обесчестили Британию». Вслед за поражением обрушился шквал взаимных обвинений между союзниками. Так,
Британцы тем временем начали эвакуацию своего корпуса через порт и пляжи Дюнкерка. Всем уже было очевидно, что надвигается окончательный разгром. Джон Хорсфолл из полка Ирландских стрелков с усталым смирением писал: «Что ж, обратимся к истории и вспомним, что это было вполне ожидаемо и такова обычная участь нашей армии, когда правительство ввергает нас в европейские войны»30. Сержант Л. Пекстон в числе 40 000 с лишним английских солдат попал в плен после арьергардного боя под Камбрэ, где его подразделение было разбито. «Помню приказ: “Прекратить огонь!” Было 12 часов, – писал он впоследствии. – Встал во весь рост и поднял руки. Боже, как мало нас оказалось! Я подумал, пришел мой конец, и закурил бычок»31.
Об эвакуации из Дюнкерка британская общественность узнала 29 мая. Частные суденышки гражданских лиц присоединились к боевым кораблям, стараясь вывезти как можно больше людей из порта и с пляжей. То, что британскому флоту удалось совершить за следующую неделю, достойно легенды. Вице-адмирал Бертрам Рэмси руководил операцией из подземного штаба в Дувре. С невероятным спокойствием и мастерством он руководил перемещениями 900 кораблей и лодчонок. Романтический ореол этой эвакуации связан с образом рыбацких баркасов и увеселительных яхт, которые снимали британцев с берега, хотя, конечно, большинство (примерно две трети) вывезли непосредственно из порта причаливавшие в конце мола миноносцы и другие крупные суда. Повезло и с погодой: на всем протяжении операции Dynamo в Ла-Манше на удивление стояла тишь да гладь.
Рядовой Артур Гвинн-Браун в лирических строках изливал свою благодарность за то, что его спасли из дюнкеркского ада и помогли вернуться домой: «Это было чудо. Я попал на корабль, и каждый корабль, да, каждый корабль – это Англия. Каждый корабль, да, каждый корабль, я был на корабле, на пути в Англию. Это было чудо. Я сидел тихо, я дышал океанским бризом, не дымом, не гарью, не огнем и густым серым дымом бензина, а морским бризом. Я глотал его, он был такой чистый и свежий, и я был жив, это было чудо»32.
Многие опасались, какой их ждет прием после одного из крупнейших поражений в истории страны. Старшина роты Уолтер Гилдинг писал: «Когда мы сходили на берег, я боялся, что те, кто ждут на берегу, нас прикончат, ведь мы – регулярная армия и мы бежали. Но люди кричали и хлопали нам, как будто мы герои. Подносили нам кружки с чаем и сэндвичи. Думаю, мы представляли собой жалкое зрелище»33.
Такой же прием ждал и Джона Хорсфолла: «У Рэмсгейта нам впервые устроили невероятный импровизированный праздник, армия и гражданские службы организовали его совместно. Британия приветствовала нас в мантии феи и с волшебной палочкой в руках, были вкратце представлены какие-то исторические моменты – мы едва разбирали, но были глубоко тронуты и сразу же распознали тот присущий нации неукротимый дух, который низверг Наполеона, покончит и с Гитлером. С каким теплом, как вдохновляюще принимали нас в этом старинном порту. Накрыли подносы, очаровательные дамы предлагали нам чай и всяческое угощение. Только вот мы устали, измучились и, наверное, не слишком-то реагировали на все это»34.
Легенда Дюнкерка, впрочем, как и любое великое историческое событие, подпорчена кое-какими неприятными моментами: многие гражданские моряки, которых попросили помочь при эвакуации, отказались, в том числе рыболовный флот Рая и экипажи некоторых спасательных лодок, а другие, однажды ощутив на своей шкуре бомбежку люфтваффе, во второй раз к французскому побережью уже не подошли. И в то время как большинство подразделений сохранило боевой порядок, во втором эшелоне случались такие беспорядки, что офицерам приходилось грозить оружием и даже пускать его в ход. Первые три дня эвакуации британцы переправляли только своих, а французам предоставляли охранять подступы к гавани – их на борт не приглашали. Был как минимум один случай, когда «лягушатники» устремились к кораблям, а вышедшие из повиновения английские солдаты открыли по ним огонь. Понадобилось личное вмешательство Черчилля, чтобы эвакуировали и французов – 53 000 человек, но лишь после того, как вывезли последнего британского солдата. Большинство французов вскоре запросились обратно, попали в руки немцев и были отправлены в Германию на принудительные работы, но это им казалось лучше, чем английское изгнание.