Вторая мировая война. Ад на земле

Хейстингс Макс

Новозеландец Виктор Болл описывал первый этап долгого и тягостного отступления: «Весь день по пятам за нами грохотала канонада – куда бы мы ни пошли, нас поливали огнем. Прямо рядом со мной парня убило, осколок попал в горло, многие потирали ушибы от камней. То и дело налетали самолеты, сбрасывали бомбы, строчили из пулеметов. Это действует на нервы, когда не можешь ответить»²⁸. Другой новозеландец, Рассел Брикелл, описывал переживания при налете пикирующих бомбардировщиков: «Лежишь на брюхе в окопе или канаве, прислушиваясь к визгу падающей бомбы. Секунда полной тишины, когда она врезается в землю, затем грязь взлетает и бьет тебе в морду, и громкий взрыв и осколки со свистом разрезают воздух»²⁹.

Вскоре немецкие войска хлынули через проход Монастир со стороны Югославии и зашли в тыл греческим позициям в Албании. Союзники в беспорядке отступали на юг; враг превосходил их и числом, и умением, от воздушных налетов

они не имели никакого прикрытия. Военврач-австралиец запомнил, как всю ночь слушал «топот людских ног и лошадиных копыт»³⁰: греки уже не отступали, а бежали в панике. Войска оси приближались, сея среди мирных жителей горе и страх. Через греческую деревню вели колонну итальянских военнопленных; вдруг начался артиллерийский обстрел, десятки пленников были убиты и ранены. Старуха, чей сын Стати погиб в Албании, при виде такого зрелища зарыдала. Сосед, владелец кафе, посоветовал ей не тратить слез на итальянцев: «Они убили твоего сына». Однако женщина, не прислушавшись к доброму совету, поспешила на помощь к раненному шрапнелью солдатику, который в бреду кричал: «Мама, хлеба!» Она попыталась промыть его раны смоченной в ракии тряпкой, плакала и разговаривала с ним, словно со своим утраченным первенцем: «Не плачь, Стати! Да, это я, твоя мама! Не плачь! Есть у нас и хлеб, и молоко»³¹.

В зимнем противостоянии итальянцам греческая армия исчерпала свои силы. Для ускоренных маневров не хватало колесного транспорта. Немцы без зазрения совести пользовались своим господством в воздухе, это оказалось особенно выигрышно в стране, где так мало дорог. «Сегодня днем мы узнали, на что способно люфтваффе, – писал капитан Чарльз Кристалл, служивший в австралийском полку. – Налетели 190 бомбардировщиков и лупили, пока все вдребезги не размолотили. Они шли тесными рядами, а мы таращились на них в изумлении, были просто поражены тем, сколько их сразу»³². Хотя австралийцы и новозеландцы продолжали вести упорные арьергардные бои, 28 апреля уже началась эвакуация морем из Рафины и Порто Рафти. Немцы распространились уже и по Пелопоннесу, с оконечности которого, из Навплии и Каламаты, Королевский флот поспешно вывозил британские войска.

Когда мирные граждане облачаются в военную форму, им требуется время, чтобы привыкнуть и уже без прежнего ужаса взирать на чинимые войной разрушения. Во время отступления австралийцам и новозеландцам сильнее всего врезалось в память зрелище опрокинутых, брошенных машин, ружей, складов с боеприпасами, радиоприемников, дальномеров, тысячи тонн неиспользованного оборудования, оставшегося на обочине пелопоннесских дорог. Когда солдаты поднимались на борт, им тоже приказывали бросить оружие, пулеметы и минометы, которые они упрямо волокли за собой во время отступления. Это решение имело определенные последствия и для обороны Крита, время которой настало несколько недель спустя. Уходили британские войска с чувством острого стыда перед местными жителями: те даже сейчас, в общем несчастье, провожали их как близких друзей.

К концу апреля немцы полностью овладели Грецией. Уэйвелл успел эвакуировать примерно 43 000 солдат, остальные 11 000 человек попали в плен вместе со всеми средствами транспорта и тяжелым вооружением. Премьер-министр Александрос Коризис покончил с собой. Греческие солдаты по одному спускались с гор, большинство заранее бросало оружие. «В какой-то момент, – писал очевидец, – я заметил капитана, который поднялся на бугор и обратился к тысячам собравшихся вокруг людей. Он крикнул им: “Друзья, увы, наша страна проиграла войну”. Они ответили ему диким, чудовищным, противоестественным воплем: “Зето!” По-гречески это “Ура”, вернее, “Будем жить!”»³³

Но такие проявления чувств могли разве что временно утолить страдания народа под игом жесточайшей оккупации. Некий греческий генерал сказал офицеру ВВС Георгию Цаннетакису: «Георгий, мрачная ночь опустилась на нашу страну!»³⁴ 27 апреля в столице Греции немецкий офицер Георг фон Штумме разговаривал с архиепископом Иеронимом. «Первым делом он заявил, что всегда мечтал посетить Афины, ведь он столько читал об этом городе и в школе, и когда учился в военной академии…» Архиепископ перебил его и сказал: «Да, до войны у Германии было в Греции много друзей, и я принадлежал к их числу». Теперь с дружбой было покончено. Грек, узнавший об этом разговоре, писал: «Фон Штумме понял, что в Греции он, быть может, сумеет найти сколько-то квислингов, но друзей ему не сыскать»³⁵.

Три недели спустя, 20 мая, немцы высадили десант на Кипре. Британские и новозеландские подразделения на северном побережье острова сражались отчаянно и в первый день вторжения сумели нанести вражеским парашютистам существенный ущерб. Но 21-го немцы захватили аэродром Малеме, куда начали

прибывать основные их силы. Контратака англичан не увенчалась успехом, и за следующие шесть дней обрушившиеся с воздуха десантники смяли оборону англичан и пришли на выручку своим отрядам, засевшим в Ретимноне и Гераклионе. Англичане отступили. «Все страшно устали, боевой дух в войсках угас, – вспоминал Ян Стюарт, батальонный санитар. – Нелегкая выдалась прогулка, по высоким горам, чаще всего ночью, медленно-медленно, слышно только, как фляги звенят, да споткнешься порой о товарища, который сбился с дороги. А лучше всего запомнилась роса на цветах, ароматы Кипра, очень крепкие, такое не изгладится из памяти». Другой офицер заметил: «Этот поход раскрывал в человеке все лучшее, христианское, но и самое скверное в его природе, его эгоизм». Генерал-лейтенант Бернард Фрейберг, новозеландец, возглавлявший оборону, не видел другого выхода, кроме эвакуации. К ночи 30 мая, когда флот вынужден был прекратить дорого ему обошедшуюся спасательную операцию, удалось вывезти 15 000 человек; 11 370 попали в плен, а 1742 человека погибли. Новозеландец слышал, как те, кто оставался на берегу, получили приказ сдаваться. «Наступила глухая тишина. Слышно было, как падает булавка. Каждый оставался во власти собственных мыслей, если, конечно, мог еще размышлять. Время от времени где-нибудь в канаве, вади, раздавался выстрел – какой-то бедолага предпочел покончить с собой. Вскоре я впервые в жизни услышал немецкую речь: “Alle man raus, schnell, schnell” – поднял глаза и увидел солдата, который стоял с винтовкой наготове. Нас погнали обратно в Канею, точно стадо баранов».

Критская экспедиция обошлась адмиралу Каннингему в 3 потопленных крейсера и 6 эсминцев, еще 17 кораблей получили серьезные повреждения – самые большие потери флота в отдельной операции за всю войну. Погибло 6000 немецких парашютистов, что на будущее отвратило Гитлера от попыток проводить крупномасштабный десант. Но пока что завоевателям удалось разбить превосходящие силы союзников, даже несмотря на то, что радиоразведка Ultra обеспечивала их всеми сведениями о планах немцев и даже о намеченном времени операции [8] . Значительная часть ответственности за поражение ложится на Фрейберга как на командующего, но он был скован в своих действиях: не хватало транспорта для передислокации, недостаток радиоприемников не позволял поддерживать связь. Когда началось сражение, Фрейберг не знал толком, что происходит, и не имел возможности передавать приказы в войска. Люфтваффе безраздельно господствовало в воздухе, и англичане теряли не только корабли и солдат, но и свой боевой дух. Энергия немцев, их опыт, тактика, решимость и руководство на всех уровнях превосходили возможности оборонявшихся, и все же на местах им оказывали решительное сопротивление, причем особенно отличились новозеландцы.

8

В этой книге я простоты ради буду именовать все расшифровки переговоров стран оси Ultra, хотя американцы обозначали японские радиопереговоры кодовым словом Magic. – Прим. авт.

Со стратегической точки зрения Гитлеру гораздо выгоднее было бы направить воздушный десант на Мальту. С большой вероятностью ему удалось бы захватить этот остров. От вторжения на Крит с его глубоко враждебным к немцам населением Германия ничего не выиграла. Если бы Фрейберг и сумел удержать остров, британскому флоту было бы очень нелегко снабжать гарнизон провиантом и боеприпасами под непрерывным авиаобстрелом: превосходство люфтваффе в воздухе было неоспоримым. Утратив Грецию, англичане вряд ли могли извлечь какую-то пользу из этого оторванного от материка форпоста. Самолетов для того, чтобы поддерживать с Крита боевые действия в Африке, у них не хватало, и уж тем более не хватало их для того, чтобы предпринимать решительную контратаку с этого острова – так что, лишившись его, они в стратегическом плане даже выиграли.

Разумеется, в июне 1941 г. ни англичане, ни сторонние наблюдатели не рассуждали подобным образом. Остававшийся на родине солдат Лен Ингленд 29 мая писал: «Думаю, народ впервые сообразил, что так можно и проиграть. В целом все время происходит одно и то же: где бы мы ни столкнулись с немцами, нас теснят. Мы проигрываем даже на море, хотя считается, что уж там-то мы господствуем. Быстро распространяется вера в непобедимость Германии»³⁶. Черчилль ранее провозгласил, что Англия намерена удержать Крит, и вот, пожалуйста: гарнизон сдался даже при численном перевесе. И хотя премьер-министр потом еще несколько лет мечтал восстановить Балканский фронт и втянуть в войну Турцию, это оставалось всего лишь фантазией. Балканы были полностью поглощены империей оси – в значительной мере к ущербу самих же агрессоров. Сперва оккупацию региона взяла на себя Италия; она направила сюда полмиллиона солдат и понесла такие потери, каких не понесла и в Северной Африке. Затем явились немцы и тоже поняли, что Греция и Югославия – не приобретение, а тяжкое ярмо на шею. Но это им предстояло узнать позже, мрачным летом 1941 г.