Вторая мировая. Перезагрузка
Шрифт:
И не осталось об ушкуйниках народной памяти, и, что характерно, песен о них не осталось. Зато и сами казаки, оторвавшись надолго от своих станиц, становились слегка похожими на… правильно, на тех же ушкуйников. Вспомните Стеньку Разина.
Итак, надо признать, что мы не имели опыта завоевательных Народных походов. И, как следствие, не имели опыта организации цивильной жизни в завоеванных странах. Это не природный изъян (казаки как раз и доказывают, что подобные необходимые природные способности у нации присутствовали) — это, как говорят, «историческая данность». Потому и спася себя и мир от Наполеона/ Гитлера, совершив кучу богатырских подвигов, наш народ впадает в… Какое еще слово у нас
А как известно, «сон разума рождает чудовищ». Это я к тому, что некая таинственная субстанция — Справедливость — потихоньку с 1945 года убывает, тает. Справедливого и устойчивого порядка на «завоеванных территориях» устроить не получилось. И кто же персонально оформлял этот процесс, «возглавлял» этот дрейф? Какая среда выдвинула лидера, в эпоху, когда «лучшие потеряны на войне»?
Ответ на этот вопрос — это и есть одновременно ответ на главный возможный упрек: «Если у вас все время получается: тот больше прав, кто больше с Гитлером воевал, — то до какого это будет времени? СССР единственный удержал фронт против Гитлера — что, отсюда следует, что и Брежнев треть века будет самый умный и самый правый в мире? Когда кончаются эти неопределенные послевоенные годы (и начинаются до-военные)!»
Обдумывать эту фразу, а если угодно, пророчество — «В этой войне мы потеряли самых лучших. И это еще непременно скажется» — можно бесконечно долго. Можно так и ни до чего не додуматься. Мне кажется, что более результативными будут попытки ее истолкования — параллельно с истолкованием «Пророчества № 2»: «Без теории мы погибнем».
Вот обстоятельства произнесения этой фразы известны более-менее точно. Сказано это было свежеизбранному члену Президиума ЦК КПСС философу Д.И. Чеснокову. Даже и сами изолированные факты — избрания в Президиум ЦК (временный тогдашний эквивалент расширенного Политбюро) философа Чеснокова и обращение к нему Сталина уже заслуживают гораздо большего внимания. И очень характерно, что «перестроечные» публицисты, вдоль и поперек просканировавшие все составы тогдашней верхушки, включая уже и трагикомически сто раз обыгранного «примкнувшего к ним Шепилова», не задержали взгляд на этом собеседнике Сталина, Чеснокове, внешнем адресате тех в общем странных и загадочных слов.
Дело, напомню, происходило в «…стране победившей теории (учения) Маркса», «всесильного, потому что верного»… и т. д. Не будет преувеличением сказать, что 99,9 % населения были уверены, что уж теория-то у нас есть. Отсутствие много чего другого как раз и компенсировалось уверенностью, что… И уж точно 100 % были уверены: сомневаться в том, что «марксизм — самый всеобъемлющий итог развития человеческой мысли…», — это верный «вышак».
Так без какой теории «мы» (понятно, что СССР) «погибнем»?
Сейчас уже собирается достаточная (может, уже и критическая) масса исследований и работ серьезных ученых, каковая обеспечит один важный переворот в сознании наших сограждан. Григорий Ханин в беседе с Львом Аннинским на страницах журнала «Родина» приоткрывает некоторые контуры нового взгляда на историю страны второй половины XX века. Это совпадает и с главным смыслом работ историка Мухина.
«Новая программа Сталина» включала в себя:
1) разрядку международной напряженности;
2) гласность;
3) ограниченную демократию, прежде всего в партии;
4) улучшение жизни населения;
5) децентрализацию экономики.
Доказательства тому собираются самые
В международной жизни — уступки в Корее, сдерживание зарубежных компартий. Сильнейший раздражитель для Запада Коминформ (наследник Третьего Интернационала) фактически прекращает деятельность. Как только новая программа Компартии Великобритании стала лояльной (мирный парламентский путь к социализму, сохранение частного сектора), она была опубликована в журнале «Большевик» (1951 год).
Г. Ханин:
«Сталин был прагматик. Он пришел к выводу, что в связи с успехами СССР в военной технике, огромным расширением социалистического лагеря после победы китайской революции (1949 год) период выживания для нашей страны закончился. Дальнейшие успехи зависели уже от способности системы содействовать инициативе и творчеству граждан, чему препятствовала тоталитарная система».
Отстранение Сталиным слоя партноменклатуры готовилось настолько загодя, что только сегодня собираются и идентифицируются фрагменты этого плана. Вроде поощрения критического подхода в литературе. По свидетельству Симонова, Сталин особенно ругал «теорию бесконфликтности», а требование «партийности писателей» увязал с прошлым периодом борьбы за власть и объявил сегодня недействительным.
Ну и все известные публикации Овечкина, Веры Пановой в «Новом мире» и «Правде» в 1952 году свидетельствуют о том же. Популярное выражение «нам нужны Гоголи, Щедрины» — это из выступления Сталина на заседании Комитета по присуждению Сталинских премий 1952 года. Юрий Жданов (сын, ученый), помнит, как летом 1952 года Маленков передал указание Сталина: ликвидировать монополизм Лысенко в биологической науке, ввести в президиум ВАСХНИЛ противников Лысенко, в первую очередь Цицина и Жебрака.
Каганович свидетельствует, что Сталин на следующем (получается — XX) съезде планировал выступить с серьезным и самокритичным докладом. А мог, откровенно говоря, и наоборот, весь состав XIX съезда (1952 года) пустить вслед за XVII — для него это был бы вопрос скорее тактики. Одно бесспорно: 20-летняя летаргия типа брежневской в его планы никак не входила. А знаковое «дело врачей», так, как оно в итоге пошло, это и было ловушкой номенклатуры для Сталина — этому тоже приводятся веские доказательства.
Интересно, как в этом исследовании соседствуют такие аргументы, как очерки Овечкина и мирные переговоры по Корее, смещение Рюмина, еврейская жена Чеснокова и согласие Сталина на объединение Германии. Серьезным мирным знаком для Сталина стало смещение в апреле 1951 года Главнокомандующего войсками США на Дальнем Востоке (основная горячая точка) генерала Макартура, главного сторонника ядерной войны с СССР.
Далее уходить по вполне развернутой «блок-схеме», доказывающей, что Сталин готовил новый курс, вроде дэнсяопиновского, пиночетовского, франковского, безусловно интересно, но все же это значит удаляться от главной темы данной книги. Оставим лишь вывод: Сталин долго размышлял над идеей послевоенного устройства жизни в СССР и в полученной огромнейшей сфере влияния, понимал, что прежняя государственная структура и партия, (созданные под захват власти и выживание) теперь не годятся.