Вторая невеста
Шрифт:
— В этот последний раз она была одна?
— Одна. Очень спешила, мы работаем до одиннадцати, а она приехала поздно.
— А как она уезжала, вы видели?
— Нет, я был у главного, там один псих пожаловался… — Парень махнул рукой.
— То есть вы видели, как она приехала, и все?
— Я ж их не рассматриваю, вот когда рядом с машиной, тогда запросто узнаю.
— А если бы вы ее увидели в магазине, вы бы ее узнали?
Парень задумался.
— Ее узнал бы. Красивая девушка, одета нарядно, что-то белое и красный жакет. Я еще подумал, что она любит красное — и машина, и жакет. — Он задумался.
— Это был тот, с кем она обычно приезжала?
Парень пожал плечами.
— Он проводил ее до машины?
— Не скажу, не заметил. Вы думаете, он ее…
— Пока неизвестно.
— Если бы я знал, что так получится…
— Постарайтесь представить себе… вот они идут вместе, что вы подумали? Это был случайный человек, который помог красивой женщине, или знакомый? Как они держались? Какое чувство вызвали у вас эти двое? Пожалуйста, отвечайте не раздумывая! Вам показалось, что они друзья?
— Нет!
— Они смеялись?
— Нет… подождите! Он что-то сказал, и она засмеялась!
— Сколько ему лет?
— Не знаю… лет сорок, наверное… Я не присматривался!
— Большой?
— Высокий вроде меня. Здоровый.
— Одежда?
— В черном… как поп!
— В рясе?
— Да нет же! В черном… и еще…
— Что? Борода?
— Нет!
— Длинные волосы?
— Нет вроде.
— Что? Серьга? Украшение?
— Нет…
— Цвет волос?
— Не помню.
— Тату на руках? Представьте себе, руки его лежат на поручне тележки… большие? Красные? Белые? Черные?
— Черные! Точно! — обрадовался парень. — В перчатках! Я еще подумал, на хрен это, жара даже вечером!
— Очки?
— Нет, не помню.
— Как он шел?
— Не понял!
— Быстро? Медленно? Переваливался?
Парень задумался. Снова пожал плечами.
— Какого цвета лицо?
— Лицо как лицо, не негр, не с Кавказа…
— Загорелый?
— Не знаю… как-то… не вспомню… Что-то еще…
— Голова? Плечи?
— Не помню.
Федор задал еще с десяток наводящих вопросов, но ничего больше не добился. С тем и уехал.
Он все время думал о Полине. Ему хотелось увидеться с ней, но он выдерживал характер и не звонил в салон — ждал ее звонка. Он представлял, как они увидятся — она согласилась поужинать с ним, — о чем они будут говорить…
— Выставка! — вспомнил он. — Метареализм… Интересно! — Он свернул к центру города.
Синяя с золотом доска сообщала, что художественная галерея работает с одиннадцати. Бросался в глаза стенд с объявлением о выставке всемирно известной художницы Майи Корфу, «уроженки нашего города». Федор посмотрел на часы — было одиннадцать пятнадцать — и дернул ручку. Дверь была заперта. Он дернул еще раз — с тем же результатом. Ему пришло в голову, что люди совершают массу нерациональных поступков, вроде того, который совершил сейчас он сам, пытаясь еще раз открыть запертую дверь. Что это? Нежелание смириться с результатом? Упрямство? Надежда на «вдруг»? Он снова дернул, посильнее, вложив в свой жест всю досаду и раздражение, и — о чудо! — дверь распахнулась! Что-то там в ней заедало. Мелодично звякнул китайский колокольчик.
Он
— Майя Корфу — наша землячка, — с гордостью сказала дежурная, проглотив кусок. — Согласилась привезти картины, она живет в Италии. Замечательная художница, сильная, необычная, заставляет задуматься. И как человек просто удивительная! Простая, нос не дерет, не то что наши, цены себе не набивает. Пожалуйста, знакомьтесь с экспозицией, а если будут вопросы, спрашивайте, я здесь.
— Как вас зовут? — спросил Федор.
— Светлана.
— Спасибо, Светлана. Если будут вопросы, обязательно спрошу. А вам ее картины нравятся?
— Очень! Они такие необыкновенные! Сразу чувствуешь западную школу. Хотя не все понятно и… — Она запнулась. — Ну, это вроде магии, просто душу переворачивают. Но есть и радостные! Мне нравятся цветы, например, и пейзажи, очень необычные.
Цветы, пейзажи, люди и неизвестно что — так примерно Федор, склонный к систематизации и аналитике, разложил по полочкам творчество Майи Корфу.
Он переходил от полотна к полотну, всматривался внимательно, пытаясь понять. Понять содержание можно было по-разному, субъективно, в силу характера — пессимисты видели одно, оптимисты — другое. Единого смысла, универсального для всех, не было. На то и метареализм, чтобы не было. Искажение реальности, искусство на грани подсознания, полусон, полуявь, фобии, детские страхи, сны… Зазеркалье .
Он постоял у картины с растением, в котором не было ничего растительного, изображено скорее животное, причем хищное, плотоядное. Из черно-красного громадного с рваными краями колокольчика торчал мощный мясистый стержень густо-красного насыщенного тона, до оторопи напоминающий фаллос. «Amorphophallus» было написано на табличке. Что такое аморфофаллус ? Тропический цветок? Кактус? Бесформенный фаллос?
Лиловое поле, зеленоватое небо, черный куб с открытой дверью… «Часовня». Эта картина вызывала чувство опасности и обреченности, открытая дверь притягивала.
Женщина в белой одежде с запрокинутой головой, стоящая спиной к зрителю. Из сине-голубого неба на нее несется серая каменная сфера — движение ее неотвратимо, она покрыта рытвинами и трещинами, залетела из немыслимой глубины времени и пространства… Удивительный диссонанс между неподвижной фигурой женщины и стремительно приближающейся глыбой… «Melancholia».
Католические монахини в чепцах с громадными торчащими крыльями, черные с белым, снова спиной к зрителю, смотрят на обнаженную девочку, она как восковая свеча, голубовато-прозрачная, тонкая, нежная, голубые соски, темный треугольничек внизу… В спинах, старых, покатых, квадратных, вожделение, ненависть, зависть… «Девочка».