Вторая жена Пушкина
Шрифт:
– - Поглядите, девки, вокруг, -- говорила Тамара.
– - Если все серьезно воспринимать, лучше сразу повеситься.
Байками и сплетнями она обеспечивала треть Питера и всегда знала, кто из артистов и писателей кого бросил и с кем живет.
Муж научил Тамару гулять по Интернету, но и там ее любопытство не могло насытиться. Она не раз наталкивалась на брачные объявления. Естественно, у нее возникали соображения насчет одинокой Дианы. Пару раз Тамара ей предлагала:
– - Давай, Моргалкина, ответим чего-нибудь кому-нибудь. Вдруг кто клюнет? Спятишь ведь без мужика...
Но Диана и слушать не хотела, не то что втянуться в игру.
Как-то
Все сообщают о себе только хорошее, и мало кто эту тягомотину читает, подсказал Тамаре бесенок. Подпиши письмо: "Лицемерная Диана". Может, того мужчину хотя бы заинтересует, почему лицемерная, и он спросит. Поскольку Тамара все делала несерьезно, то исход мало ее волновал. Нажав клавишу, она отправила письмо, выключила компьютер, и бесенок, сидевший на мониторе, захлопал в ладоши.
3.
В Пало-Алто, на улице Монро, подписавшийся именем Тодда Данки студент Брайан, получил шестьдесят два предложения познакомиться с кандидатками со всех континентов. Все они прислали стихи собственного сочинения и письма разной степени романтизированности. Часть писем была взята из справочников, издающихся для этого в странах, где наличествует перебор невест.
Когда Брайан бросил на стол Тодду отпечатанную принтером пачку писем, Тодд возмутился. Но все подшучивали, и драматизировать проделку было глупо. Данки опять притащил из гаража в гостиную свое аристократическое кресло, уселся в него и вместе с друзьями стал изучать полученные тексты, по ходу дела ставя плюсы и минусы возле размеров бюстов и прочих достопримечательностей, указанных в письмах.
Большую часть стихов, написанных по-японски, по-китайски, на хинди и еще на каком-то, вообще неизвестном языке, никто читать не стал, хотя среди студентов нетрудно было найти любых толмачей. Одно стихотворение заинтересовало Тодда и было прочитано только потому, что текст оказался русский, а русский был для Данки будущей профессией. Стихи без названия описывали, по-видимому, некую гипотетическую сексуальную ситуацию.
Она подходит, он лежит
И в сладострастной неге дремлет;
Покров его с одра скользит,
И жаркий пух чело объемлет.
В молчаньи дева перед ним
Стоит недвижно, бездыханна,
Как лицемерная Диана
Пред милым пастырем своим;
И вот она, на ложе хана
Коленом опершись одним,
Вздохнув, лицо к нему склоняет
С томленьем, с трепетом живым,
И сон счастливца прерывает
Лобзаньем страстным и немым...
Русский у Тодда был хорошим, но не настолько, чтобы понять нюансы, старомодность этого стиля и ощутить подвох. Он как мог перевел стихи приятелям. Слова "одр" и "чело" отыскал в словаре, а "ложе" и "лобзание" объяснил приятелям из контекста. Друзья загалдели.
– - В твоем паршивом гараже, -- прокомментировал Брайан, -- она к тебе лицо склоняет и осуществляется... что? Лоб-за-ни-е. Да какое! Страстное и немое. Представляешь? Идеальная женщина: с одной стороны, страстная, с другой -- немая... И размеры подходят!
Стихи Тодд показал на кафедре своему научному руководителю профессору Иосифу Верстакяну, русского происхождения с армянскими корнями. Тот поглядел и усмехнулся:
– - Хорошие, даже замечательные стихи. А знаете, кто автор?
– - Конечно, -- кивнул Тодд, -- одна моя знакомая.
– - Одаренная у вас знакомая!
– - сказал Верстакян.
– - Прямо-таки талантливая фантазерка. Ведь это стихи Пушкина.
Данки изумился и не поверил. Он потащился в библиотеку и полдня перелистывал том за томом собрание сочинений Пушкина. Профессор Верстакян оказался прав. Тодд истолковал плагиат по-своему. Значит, у корреспондентки есть чувство юмора, раз так шутит, а это уже кое-что. Остальные-то кряхтя рожают пошлые стишки о любви сами.
Диссертация Тодда Данки писалась, хотя и медленно, на весьма актуальную тему: "Феминистские тенденции в творчестве Александра Пушкина". Верстакян, который предложил своему аспиранту столь изящную тему, хорошо понимал, что если тенденции и были в творчестве Пушкина, то, на взгляд, скажем, сегодняшней образованной американки, только антифеминистские. Пушкин, если следовать логике феминисток, по всем параметрам был типичный male chauvinist pig. Но Верстакян также хорошо понимал спекулятивные тенденции в американском сравнительном литературоведении. Феминизм моден, под него сегодня охотно дают деньги на исследования, и легче выйти (о, великий и могучий!) в дамки.
Мне, пишущему эти строки, как, наверное, профессору Верстакяну, немного стыдно и грустно, что на свободном американском континенте выражение "сейчас надо писать о..." действует столь же призывно, как на одной шестой суши при каком-нибудь Никите Сергеевиче Брежневе. Поистине, ирония не знает границ. Аспиранту Тодду Данки предстояло накатать страниц триста научного обоснования, что Пушкин был первым феминистом России, развивал женскую литературу, боролся за эмансипацию русских женщин, за их равные права с мужчинами в политике и, конечно, в сфере секса, -- в общем, способствовал прогрессу общества по женской части. Для сбора материалов Данки надо было отправиться в Россию, засесть в библиотеки и архивы.
Не то чтобы Тодд загорелся, получив e-mail из Петербурга, но и не остался совсем холодным. Во всяком случае, поколебавшись, решил ответить.
В сочинение писем, наполненных неким флиртом, втянулась и Тамара, не таясь от мужа, а наоборот, советуясь с ним насчет кобелиной психологии -как лучше раздразнить клиента, чтобы клюнул на живца.
– - На кой тебе?
– - спросил Антон.
– - Жить скучно, вот на кой!
– - объяснила она.
Но подписывалась всегда Дианой, которой об этом сперва тоже рассказывала в подробностях. А потом перестала, ибо никакого энтузиазма со стороны Моргалкиной не ощущалось.
Данки говорил, что переписка с девушкой из Петербурга нужна ему для языковой практики. Может, так оно и было, но он втянулся. Друзья стали уговаривать Тодда поехать в эту медвежью Россию, посмотреть на результаты тяжкой работы по эмансипации, которых добился Пушкин, а заодно и на лицемерную Диану собственными глазами. Данки сопротивлялся, сперва активно, потом по инерции. Тогда приятели скинулись и положили ему в гараже на подушку билет. Визу он купил сам. Само собой, он летел по делу, деньги на которое отпустила аспирантура, и Тодд их вернул приятелям. Но переписка добавляла в поездку острого кайянского перчика.