Вторая жена Пушкина
Шрифт:
Но с первого же дня его теперешнего пребывания в России в каждой питерском доме, едва он появлялся на пороге, первым делом ставили на стол пузырь водки. А у него была целая книжка адресов не только своих собутыльников, но и знакомых его станфордских приятелей, которые раньше побывали в Питере, и он поплыл. Неделю Тодд не просыхал, таскаясь из одних гостей в другие, и все ему объясняли, что алкоголь очень способствует прогрессу человечества во всех областях и развитию филологических наук в особенности. Чем больше водки, тем быстрее прогресс. Ему оставалось, к радости хозяев,
Днем Данки заехал к дружку, служившему в редакции журнала "Питерский бомонд". Там как раз пили по случаю получения денег от спонсора. Когда разошлись, заморосил мелкий дождь, а зонт и кепку Тодд оставил утром в общежитии. Был конец октября, рано осели сумерки. Шел он по Мойке в направлении Невского и вдруг остановился. Дверь в Музей Пушкина была закрыта, и на ней висела надпись "Открыто". В музее известного русского феминиста, это ежу понятно, Данки уже отметился в прошлый приезд в Петербург. Тодд пребывал в сильном подпитии, в противном случае опять в музей его удалось бы втащить только в наручниках и с кляпом во рту, чтобы не сопротивлялся и не орал. Но он вспомнил про глупую переписку с некоей лицемерной Дианой, которая тут должна работать экскурсоводом.
Пока он колебался, войти ли, дождь полил сильнее. Данки ввалился и в нерешительности застыл у дверей.
– - Проходи, сынок, -- пожилая кассирша поманила его.
– - Как раз экскурсия началась.
– - А как имя экскурс...
– - Тодд запнулся, не зная как сказать.
Русский он освоил хорошо, но говорил на нем хуже, чем по-французски или по-испански, особенно спьяну. Кассирша поняла.
– - Дианой зовут. Да какая тебе разница? Все они хорошие, дело знают.
– - Вам что дать?
– - спросил он.
– - Доллары или рубли?
– - Доллары, -- быстро сообразила кассирша.
Данки вынул пятерку.
– - Хватит?
– - Конечно, иди с Богом! Вот сюда, к лестнице. Да тапочки, тапочки на ботинки подвяжи...
Одной рукой кассирша указала ему, куда идти, другой резво спрятала пятерку за лифчик.
Пришлось привязать к грязным башмакам грязные шлепанцы. Топая в группе экскурсантов и озираясь, Тодд время от времени икал. Голова у него подкруживалась. Он то и дело толкался, наступал на чьи-то ноги и громким шепотом извинялся. Экскурсовод, симпатичная, как ему издали показалось, блондинка, держала указку наперевес, упирая острый конец ее в ближайшего экскурсанта. Она обводила взглядом группу человек двадцать и хрипловатым голосом рассказывала что-то про этот дом, в котором Пушкин прожил около четырех месяцев.
Тодд попытался зайти сбоку, чтобы увидеть ее ноги -- мешало длинное платье. Значит, решил он, либо тут так теперь модно, либо под платьем блистать особенно нечему.
В тесном кабинетике Пушкина экскурсовод остановилась перед диванчиком, подождала, пока посетители переместятся, заполнят пустоты и затихнут. Загробным голосом она произнесла фразу, от которой спазм свел ей горло:
– - На этом диване лежал смертельно раненный поэт. Пушкин попросил морошки, которую очень любил. Двадцать девятого января тысяча восемьсот тридцать седьмого года в два часа сорок пять минут дня у него упал пульс, похолодели руки. Пушкин, не вынеся мучений, скон... скончался...
На глаза ее навернулись слезы. Она попыталась сдержать их, вынула платок, приложила к векам. Слезы всегда непроизвольно текли -- так живо она представляла себе каждый раз мгновение смерти. Но сегодня она разрыдалась. Наверное, нервы стали никуда.
– - Ну, не надо... Зачем же ты так, дочка?
– - попыталась ее утешить пожилая женщина, по виду учительница.
– - Ведь это давно было...
– - Для вас давно, -- всхлипывая, резко возразила ей экскурсовод.
– - А для меня как сейчас...
Экскурсанты в смущении стояли, задерживая следующую группу. Сзади кто-то пошел к выходу. Наконец экскурсовод успокоилась. Маленьким платочком она вытирала покрасневшие глаза.
– - Если у вас есть вопросы, -- всхлипнув, произнесла она, -- я с удовольствием отвечу.
– - На любые вопросы?
– - спросил Тодд с улыбкой, стараясь смотреть ей в глаза и пряча акцент.
Тодд просто так, от скуки спросил. Ответа не ждал. Моргалкина сразу догадалась, что это он. Губы сжала, чтобы виду не показать, но щеки зарумянились.
– - Что именно вас интересует?
– - А где кровать?
– - Зачем вам кровать, молодой человек?
– - растерявшись, переспросила она.
– - Не мне! Я имею в виду, что поэту с его женой нужна кровать. Может, я ошибаюсь...
Экскурсанты заулыбались. Кто-то засмеялся.
С каждым, кто говорил о Пушкине не только непочтительно, но без должного пафоса, Диана просто переставала знаться навсегда. Проходила мимо, затаив злобу, и отворачивала лицо. А тут был иностранец. Может, он не понимает, что такое для нас Пушкин? Тем не менее после небольшой паузы она строго произнесла:
– - Это музей, молодой человек, а не...
– - Что "не"?
– - не понял он.
– - Ничего!.. Вам к выходу направо.
Диана смотрела на него с неприязнью:
– - И вообще, пить надо меньше!
Резко повернувшись, она ушла в комнату для экскурсоводов.
Рабочий день кончился, сотрудники разбегались по домам. Тамара, конечно, издали определила, что за лицо мужского пола беседовало с ее подругой. Поглядев ему вслед, она зашептала Диане:
– - Дура ты! Шикарный парень, притом настоящий американец. Не чета эмигрантам, не говоря уж о тутошних...
Диана ничего ей не ответила. Закуталась в плащ, на миг остановилась перед выходом, приготовила зонтик, чтобы сразу открыть его за дверью, и нырнула в уличную слякоть, смешанную с темнотой.
Дождь перестал, но влага висела в воздухе, и с деревьев падали набухшие капли. Моргалкина шла как всегда большими шагами и весьма решительно. Она не оглядывалась, но через некоторое время почувствовала, что ее преследуют. У метро она замедлила шаги и резко обернулась. Тодд чуть не налетел на нее.