Вторая жизнь
Шрифт:
Когда полковник Сазонов и капитан Ахрамеев вышли в коридор, первый спросил у капитана
– Если ты планируешь на должность старшины, Сапарова, кто тогда будет возить Климова, хочешь, чтобы тот забросал меня рапортами?
– Ну, я надеялся, на осенний призыв, может там найдутся водители с правами на легковушку, может таксист какой попадется, - смутился Ахрамеев.
– Надежда это хорошо, товарищ капитан, но пока не найдется замены, о назначении Сапарова забудь. А то сам знаешь, что начнется, мне Климовские рапорта уже здесь, -
За месяц, что меня не было, в роте ничего не изменилось, разве, что ребята из весеннего призыва стали уже походить на настоящих солдат. Деды со дня на день ожидали увольнения в запас, забили на все и ничего не делали, переложив все на плечи молодежи. Среди тех, кто служил уже два с половиной года ходили неясные слухи, что их тоже отправят домой, но точно никто ничего не знал. Поэтому Женьку Судакова, штабного писаря, каждый вечер донимали расспросами, не узнали он, что-нибудь новое по этому поводу.
Деды, конечно, напали с расспросами, по поводу моих приключений и особенно ранения.
На что я отвечал словами известного фильма.
– Шел, упал, очнулся, гипс.
Конечно, когда я вечером снимал гимнастерку, все соседи глазели на мое правое плечо, где все еще багровел зарубцевавшийся шов. Выходное отверстие мне не было видно. Но в зеркале я его разглядывал с десяток раз. Там дела обстояли не хуже.
– На тебе все, как на собаке заживает!
– восхищалась Галина Михайловна в дивизионном медсанбате Алакуртти.
– и вообще необычайно повезло, только ранение мягких тканей, ни один шов не разошелся. Дренаж на третий день уже можно снимать.
Однако, хоть она так и говорила, но продержала у себя почти месяц.
Я даже на всякий случай, написал пару писем домой, чтобы родители были в курсе. Но в подробности, конечно не вдавался. Служба, да служба, ничего особенного.
На третий день после возвращения в часть вечером в роте появился замполит полка майор Куницын. Его сопровождал наш ротный замполит младший лейтенант Табаков по кличке Махорка.
Мужик он был безобидный, но как бы сказала Нона Мордюкова -
– Не орел.
– Ефрейтор Сапаров, пройдемте в канцелярию, - сообщил он, обнаружив меня подшивающим подворотничок.
Накинув гимнастерку, я пошоркал тапочками вслед за ним.
Когда я зашел в канцелярию и встав по стойке смирно хотел доложить майору о прибытие, тот вскочив со стула подошел ко мне и обнял.
– Ну, ты б.. е... охуи..й молодец!
– воскликнул он.
– Настоящий б... п...вот, что значит потомственный воин, мать перемать! Сын фронтовика это вам не х... с изюмом. Такие ребята на амбразуры в войну бросались, с криком - За Родину, за Сталина, всех на х... порвем!
Снизив немного накал эмоций, он уселся на место и пригласил меня присесть за стол.
– Послушай, сынок, я знаю, что ты комсомолец, до армии активно участвовал в комсомольской жизни. Всего лишь за пять месяцев
Как Куницын ухитрился произнести эти слова без единого мата, не представляю, но сейчас он сидел и доброжелательно разглядывал меня сквозь очки.
– Это очень серьезный шаг в жизни, - сказал я в ответ.
– Мне кажется, что я не заслуживаю такой чести.
– Ерунда!
– взмахнул рукой замполит.
– Кого еще принимать в партию, как не таких ребят, своими делами заслужившими стать коммунистами. Так, что садись и пиши заявление на имя парторга полка. Рекомендации тебе дам я и капитан Ахрамеев.
– Ни хрена себе!
– удивился я про себя.- Да у них тут целый заговор!
– А можно немного подумать, товарищ майор, - спросил я, - мне все же кажется, что я еще не готов быть членом партии.
– Позволь об этом судить мне, - сообщил тот. Он открыл, принесенную с собой папку, вытащил оттуда лист бумаги и протянул мне авторучку.
Вздохнув, я принялся писать под диктовку замполита. Взяв мое заявление, он попрощался и в хорошем настроении удалился. Мне же пришлось еще выслушать речь Табакова, пытающегося втолковать, какой чести я удостоен.
После этого моя служба вошла в привычную колею. Я продолжал возить подполковника Климова. На дачу тот уже не ездил, но в увольнительные отпускал регулярно. Раза три я приходил в шашлычную, переодевшись в гражданку, болтал там с Виноградовым, с девочками. О Лене Сафоновой никто при мне не вспоминал. Только Наталья Петровна, наедине в кабинете, просила не держать зла на девушку.
– Саша, понимаешь, женщина должна думать не только о себе, но и будущих детях. Она просто по молодости не смогла оценить твой потенциал, и предпочла синицу в руках, журавлю, - как-то сказала она.
– А меня вы считаете журавлем?
– заинтересовался я.
– Ты, знаешь, дорогой, мне уже под пятьдесят, - ответила директорша.
– И я немного научилась разбираться в людях. Ты, парень, далеко пойдешь, поверь моим словам. За год совместной работы я в этом убедилась. Не знаю, как получилось, но ты очень быстро повзрослел. Смотрю на тебя, потом на свою дочь и вижу огромную разницу, а вы ведь сверстники. Сомневаюсь, что ты вернешься к нам на работу, но если что, мы тебя будем ждать.
Поблагодарив Наталью Петровну за добрые слова, я отправился домой. По дороге думая, что бы она сказала, узнав, что меня, возможно, примут кандидатом в члены КПСС, да еще и чем-нибудь наградят.
В начале октября в часть начало прибывать молодое пополнении,. а через несколько дней на дембель ушли наши деды, а затем капитан Ахрамеев обрадовал тех, кто прослужил два с половиной года. Утром на построении он объявил, что они тоже будут уволены в запас, сразу, как достроят новый гараж в автопарке.