Вторая жизнь
Шрифт:
Капитан, между тем продолжил говорить.
– Что же, твои слова я услышал, сейчас пойдем с тобой прокатимся, посмотрю, не расходятся ли слова с делами.
Мы вышли из роты и вновь направились в автопарк, откуда я недавно вышел.
Там у КПП уже маячил разводящий с недовольной мордой. Вместе с ним мы прошли на территорию, где нас громким "Стой! Кто идет! остановил испуганный часовой.
Со страху он даже забыл крикнуть, как положено "Разводящий ко мне, остальные на месте!" Поэтому
Капитан не преминул сообщить о незнании часовым устава караульной службы, когда срывал пломбу с гаражных ворот. По взгляду разводящего стало понятно, когда часового сменят, то его ожидает продолжительная беседа, не исключено, подкрепленная телесным воздействием.
Мы вдвоем выкатили из бокса почти новый мотоцикл Урал с коляской. Я, по быстрому, проверил, есть ли бензин в баке и кик-стартером завел двигатель. Офицер плюхнулся в коляску и скомандовал
– Поехали!
– Куда?
– спросил я.
– Куда глаза глядят, - сообщил тот.
Катались мы по вечернему городу, потом выехали на загородное шоссе. Вернулись в часть, когда совсем стемнело. Мотоцикл оставили у караульного помещения.
И потом вновь продолжили беседу в ротной канцелярии. Капитан Рубцов вытянул из меня все сведения о родителях, родственниках, школьных друзьях. Рота спала спокойным сном, а мы все продолжали разговор.
Когда мы закруглились, я все же рискнул спросить, к чему все это было.
Капитан в ответ сообщил, что все узнаю в свое время.
Следующим утром Климов был в жутком настроении, для начала без разговоров забрал у меня военный билет, потом в комендатуре выместил все зло на молодом лейтенанте, начальнике караула. Тот имел после этого бледный вид и шаткую походку.
Катались мы с ним целый день из штаба дивизии в штаб армии и обратно.
В конце дня он сунул мне военный билет и сообщил:
– Возьми лычки у старшины. Приказом командира полка тебе присвоено звание ефрейтора.
– За, что?
– невольно вырвалось у меня.
– За все хорошее, мать твою, - сообщил подполковник.
– Завтра убываешь в командировку, так, что экипируйся, как положено. Ахрамеев в курсе.
Как ни странно деды о моей беседе с особистом, не задали ни одного вопроса, что, собственно было понятно, меньше знаешь, крепче спишь.
Только попивая чаек в каптерке молча следили за моими сборами. Также молчанием и переглядыванием отреагировали на лычки на моих погонах.
Потом, когда они остались одни, Пузенко сказал:
– Видали? Сегодня салабону ефрейтора дали, завтра с особистом в командировку уезжает. Интересно, в каком звании он из нее приедет, и приедет ли вообще. Точно засланцем у нас служил. Кого только выслеживал, непонятно.
Он подозрительным взглядом обвел сослуживцев.
–
– ехидно спросил он Мицкунаса с Шедисом.
– Может, он вас выпасал?
– Ты, чо охренел! Какие зеленые братья? Мы оба комсомольцы, -возмутился Мицкунас.
– У нас биография чистая. А зеленых братьев уже лет пятнадцать, как нет. Несешь всякую ерунду!
– Да, ладно, уже и пошутить нельзя, - засмеялся старшина.
– Но все равно, уж очень странные дела вокруг этого парня происходят.
Утром меня разбудил дежурный по роте.
– Эй, ефрейтор, подъем, - тихо скомандовал он, трогая за плечо,- приказано тебя разбудить в шесть часов. Собирай вещички и дуй в столовую, Особист в семь утра ждет тебя у караулки.
Когда я со скаткой и сидором подошел к караулке, у мотоцикла суетились два солдатика, что-то монтируя в коляске.
Капитан Рубцов, покуривая, ожидал меня на крыльце, беседуя с начальником караула. Тот видимо только, что проснулся, потому, что стоял с заспанным лицом.
– Ага! Вот и водитель!
– воскликнул Рубцов, и спустившись с крыльца, протянул руку, чтобы поздороваться.
Я не успел, как положено, отрапортовать, поэтому пришлось протянуть руку в ответ. Пожатие капитана было железным. Но мы не лыком шиты, я также сжал ладонь сильнее.
– Нормально, - сказал капитан и отпустил руку.
– Смотрю, ты к поездке готов. Сухпаек, надеюсь, тебе на неделю выдали?
– Так, точно, - я погремел сидором.
– Тогда клади его в коляску, только осторожней, там рацию ребята установили. И в путь.
– Товарищ капитан, разрешите спросить, а куда, собственно, мы едем?
Рубцов усмехнулся.
– Ну, пожалуй, конечный пункт маршрута я могу назвать. Едем мы в Алакуртти.
– Ни хера себе!
– мысленно воскликнул я, - тысячу км на мотоцикле! Блин, охренеть и не жить. Да у капитана жопа отвалится на заднем сиденье сидеть. В коляску из-за рации и груза не усесться. Хотя Алакуртти это здорово, можно глянуть знакомые места.
Мы ехали, не останавливаясь часа четыре. Остановились около небольшой речушки. Рубцов вытащил туристический топорик и предложил мне заняться костром.
– Когда костерок разгорелся и у капитана на плащ-палатке был накрыт стол, две банки с тушенкой, полбуханки хлеба и сахар рафинад, пачка грузинского чая. И кроме того стояла фляжка с неизвестным содержимым.
Повесив котелок над костром, я присел к столу, капитан недрогнувшей рукой налил в кружки по пятьдесят грамм и первым опрокинул их в рот, перед этим лаконично сказав,- За успех.
Ну, что же дают, бери, а бьют беги, поэтому я тоже выпил водку и придвинув банку с тушенкой начал есть.