Второе пришествие
Шрифт:
Часы показали двенадцать. И в этот же самый момент из церкви вышел епископ Антоний. Гудевшая, словно улей, до этого момента толпа, мгновенно затихла. Все смотрели на этого человека. Он же стоял неподвижно, словно о чем-то раздумывал. Затем достал из кармана несколько листов. Подошел к двери и стал прикреплять к ней их кнопками.
Затем сделал несколько шагов вперед и поднялся на заранее приготовленный помост. Хотя он был не высокий, но достаточно для того, чтобы фигура епископа была видна с любой точки площади. Введенскому показалось, что он сильно волнуется.
– Друзья, - произнес епископ Антоний.
– Хотя он говорил без микрофона, но его густой поставленный голос проповедника разносился
– Сегодня поистине исторический день, мы начали то, что откладывали не просто десятилетия, а столетия. Наша церковь нуждается, как в духовном, так и в мирском обновлении. Она должна сойти с пьедестала непогрешимости, на который сама себя водрузила, она должна стать простой и ясной для верующих. Я провозглашаю начало реформации, начало большого и судьбоносного процесса. Церковь нужна не для того, чтобы в нее приходили, церковь нужна для того, чтобы через нее приходили к Богу. А потому она не должна быть ни православной, ни католической, ни лютеранской, это различия от лукавого. Духовенство всех мастей заставляет людей думать не о Всевышнем, а о соблюдение навязанных им правил. Мы должны раз и навсегда устранить все перегородки, они нужны лишь тем, кто хочет овладеть нашими душами. В Боге человек обретает свободу и высший смысл, а они никак не сопряжены ни с какими догмами, ни с какими обрядами, которые лишь уводят от него. Поэтому я призываю всех вас, кто тут находится, кто меня слышит и еще услышит и увидит, присоединится к моему движению. Я сразу хочу поставить все точки над i, я ни в коем случае не претендую на его руководство. Не сомневаюсь, что очень скоро из ваших рядов появятся те, кто возглавит этот новый очистительный поток. Я же выполняю свою миссию так, как я ее понимаю. Мои тезисы, которые я прибил к двери церкви, это не новая версия библии, а повод для размышлений. Нам нужны не догмы и догматики, а умеющие свободно мыслить люди. Именно в этом и заключается основная задача церковной реформы: появление как можно большого числа таких прихожан. Хотя их уже неправильно будет называть этим именем, по крайней мере, я их мыслю в качестве прихожан всего мира. Я отменяю все деления и различия, все споры о Боге, ибо в спорах вопреки известному утверждению, истина не рождается. Она рождается в уединении, в стремление к приобщению к божественной мудрости, которая постигается путем трудного, но такого прекрасного восхождения к вершинам. Да, сбудутся все наши упования и надежды.
45.
Чаров закончил свой рассказ и теперь ждал реакции патриарха. Тот молчал, он сидел, закрыв глаза, и могло даже показаться, что он дремлет. Но протоирей ничуть не сомневался, что ни о каком сне и речи быть не может, в его голове происходит напряженная работа, от результатов которой зависит крайне много, судьба церкви, да и не только. Ведь церковь и государство связаны тысячами неразрывными нитями. И если даже одна оборвется, вся конструкция зашатается, а то и может рухнуть. А в данном случае речь идет ни об одной нити, а о целом клубке. И они оба прекрасно осознают, насколько велика нависшая опасность. Разница в другом: от патриарха в значительной степени зависит, как будут развиваться события дальше, а вот от него - почти ничего. Хотя это еще как посмотреть...
Внезапно патриарх открыл глаза. Их взгляды скрестились, как шпаги в поединке. Чаров ощутил волнение, кажется, этот человек принял решение. Правда, пока неизвестно какое.
– Такого вызова нашей церкви давно не было. Прошел всего один день после появления нового Лютера, а волны уже пошли. Вы слышали о том, что несколько епископов выступили с заявлением о том, чтобы обсудить эти тезисы на поместном соборе?
–
– Много ли их?
– Три.
– Это не страшно.
– Запомните, Валериан Всеволодович, количество еще ни о чем не говорит, чаще всего побеждает не большинство, а меньшинство. А большинство затем присоединяется к меньшинству. Те, кто сейчас клеймят епископа Антония, в случае его победы станут самыми его горячими сторонниками.
– Но он не победит, - убежденно проговорил Чаров.
– А вот этого никто не знает. Сказано: "И вот, есть последние, которые будут первыми, и есть первые, которые будут последними". Только Господь решает, что будет, а чему не быть.
– Тогда нам остается покорно ждать, как будут развиваться события в соответствии с Его начертаниями?
Патриарх встал и прошелся по кабинету. Затем снова сел в кресло.
– Мы не должны повторять ошибок папы Льва Десятого. Он огласил буллу "Exsurge Domine" и успокоился, полагая, что благодаря ней все само рассосется. Это было крайне наивно так думать с его стороны. Он не понимал. что реально происходит вокруг. В тезисах Лютера был свой резон, и в тезисах епископа - тоже. Но это совсем не означает, что мы должны их принимать. Наоборот, опровергать, бороться с ними еще ожесточенней. Каждый это должен делать доступными ему средствами.
– Епископ Антоний будет наказан?
– поинтересовался Чаров.
– Он будет лишен сана. Но это совсем не главное средство борьбы с ним, оно ничего не решит. Лев Десятый тоже отлучил Лютера. А что это дало? Предстоит тяжелая идеологическая борьба. И далеко не все козыри на нашей стороне, мы должны отдавать себе в этом отчет. Нам надо подумать, какие из его идей взять самим на вооружение. Если тупо все отвергать, то мы лишь усилим его позицию.
– Какая же моя роль?
У патриарха был такой вид, как будто он не собирался отвечать на заданный ему вопрос.
– Решайте сами, что вам делать в этой ситуации. Но помните, какая большая ответственность за судьбу церкви возложена на всех нас.
46
Введенский уже не сомневался, что за солидный срок знакомства так и не узнал по-настоящему Веру. Другое дело, знает ли она себя? Но выяснение этого вопроса он оставил на потом, а пока он купался в теплых потоках их любви. Вера была просто неистова, она могла заниматься сексом сколько угодно и где угодно. Готова была не вылезать из кровати едва ли не целый день. Ее натура требовала все новых порций наслаждения, и он уже не всегда был способен удовлетворить этот проснувшийся сексуальный аппетит Гаргантюа.
Это превращение из целомудренной девушки в сладострастную женщину, конечно, радовало его. Несмотря на свою к ней любовь, ее прежнее поведение, ее неприступность изнуряло Введенского, подчас доводило до отчаяния. Но это преобразование уж больно было внезапным, ему было трудно до конца осознать, как такое может происходить. Ведь по сути дела случился акт рождения нового человека; в этой новой Вере оставалось совсем немного от прежней Веры. И вся эта грандиозная метаморфоза заняла самые сжатые сроки.
Однажды он попытался выяснить, что же с ней вдруг такого случилось? Почему ту сторону своей натуры, которую так неистово демонстрирует она сейчас, были надежно сокрыты в ней раньше?
Они лежали в кровати после бурного финиша в их долгой любовной игре, обнаженные, не прикрытые одеялом. Услышав его вопрос, Вера задумалась.
– Если думаешь, что я была раньше не искренной или не искренняя сейчас, то, уверяю, ты заблуждаешься. Тогда я была такой, не потому что себя насильно принуждала к такому поведению, а потому что оно исходило из моей души. А сейчас веду сейчас по-другому, и это тоже исходит из моей души.