Второе пророчество
Шрифт:
— Уходим! — требовательно скомандовала я.
Солнце стояло уже высоко в абсолютно безоблачном небе, обещая теплый и погожий денек, ничуть не соответствующий моему мрачному настроению. Снег таял, отливая серебристым блеском хрупкой паутинки, исчезающей прямо на глазах. Я недовольно поморщилась. Что-то мне этот снег напоминает… Скорее всего, именно то самое витиеватое кружево судьбы, о коем я размышляла совсем недавно. Непредсказуемое рукоделие богов, готовое порваться или запутаться в любой неудачно подвернувшийся момент.
«А вот фиг вам! Не дамся! — назло всем и вся решительно подумала я, с сочувствием разглядывая нетвердо ковыляющего Дьюлу. — Меня вы этой паутиной уже не замотаете, не превратите в беспомощный неподвижный кокон! Я вам сейчас такой гордиев узел завяжу, что мало никому не покажется! Ни развязать, ни разрубить не сможете…» Я подняла руку к небу и мстительно пригрозила солнцу демонстративно
На ведущих к храму улицах уже вовсю заливались полицейские сирены, недвусмысленно извещая — через несколько минут к месту катастрофы прибудут вся «королевская конница и вся королевская рать», настроенные крайне серьезно и готовые ловить отнюдь не Шалтая-Болтая, а меня и Дьюлу. Все-таки в Будапеште, при всей его древности и раритетности в целом, найдется не слишком-то много памятников архитектуры, способных сравниться с храмом Митры по ценности и красоте. Вернее, бывшим храмом Митры, что весьма прискорбно, хотя в моих устах подобная фраза и отдает изрядной дозой лицемерия. Короче, если нашу колоритную парочку поймают возле руин, то на нас уж точно навешают всех собак и обвинят в проведении широкомасштабной террористической акции, направленной на разрушение исторического достояния Венгерской Республики. А мне, между прочим, некогда сейчас в полицейском участке прохлаждаться, тем более имея на руках некую секретную документацию. А поэтому я громко свистнула, привлекая внимание Дьюлы, и резво бросилась бежать в противоположную от сирен сторону. Скабрезно поминая Аримана и всю его потенциальную родню до четвертого колена включительно, лугару поскакал за мной, будто на костыль опираясь на свой меч. Боюсь, что со стороны мы выглядели на редкость подозрительно и действительно смахивали на террористов.
Завернув на Сентэндреи ут, довольно широкий, но почти пустой в утреннее время проспект, я увидела такси и отчаянно замахала рукой. Сначала водитель не хотел впускать нас в салон машины, увидав наш непрезентабельный внешний вид, но выданная ему щедрая мзда оказалась самым убедительным аргументом, и он без долгих проволочек доставил нас по указанному адресу. Войдя в знакомый подъезд, я ощутила себя в безопасности и поэтому обессиленно рухнула на ступеньку, умоляя безостановочно галопирующую судьбу временно придержать свой бег и дать мне хотя бы полчаса передышки.
Заботливо подпирая плечом мою шатко покачивающуюся особу, Дьюла практически донес меня до порога квартиры, после чего развил бурную деятельность. Он бесцеремонно разбудил мирно почивающую ассони Элешку, похоже еще не отошедшую от бурных впечатлений минувшей ночи. Широко распахнув опухшие со сна глаза и потрясенно раскрыв рот, в который забыла вложить свою вставную челюсть, благонравная домоправительница испуганно таращилась на окровавленного воина, требующего с нее горячий завтрак на две персоны и бутылку хорошего вина. Я вполне понимала ее растерянность, ведь во всех событиях, произошедших вокруг меня за последние сутки, напрочь отсутствовали и логика, и последовательность, и здравый смысл. Ночью я уезжаю на шикарной машине в сопровождении троих суровых воинов, а утром возвращаюсь на такси с одним из них, причем выглядящим так, будто я убила и съела двух других мужчин и немного не доела этого, последнего… Так что ассони Элешке и впрямь было от чего растеряться.
Стянув ботинки и неряшливо сбросив на дорогой ковер измазанную глиной куртку, я вскарабкалась на свою монументальную кровать. Чувствовала я себя не то чтобы очень плохо, а вообще никак. У меня болело все сразу, и при этом — ничего конкретно…
— Таблеточку бы! — жалобно простонала я. — Не помню точно, как лекарство называется… Что-то типа: «Не знаю, где фен»…
— Ибупрофен! — догадливо гыкнул Дьюла. — Сейчас организую…
Кроме таблеток воин принес поднос с завтраком, горячий кофе, манерно разлитый в крохотные фарфоровые чашечки, бутылку минеральной воды и два бокала густого, словно кровь, красного вина «Эгри бикавер». Но, поднеся ко рту вилку с наколотым на нее поджаристым гренком, я вдруг уставилась в одну точку и надолго впала в ступор, прокручивая в голове сотню идей одновременно…
— Моя госпожа! О чем вы задумались? — окликнул меня Дьюла.
Я отложила надкушенный кусок и перевела на Дьюлу прояснившийся взор:
— Я поняла!
— Что именно? — Вольготно развалившийся в кресле юноша закинул ногу на ногу и вопросительно посмотрел на меня поверх тарелки с омлетом.
— Все! — пространно обобщила я, с хрустом вгрызаясь в гренок. — И про всех!
— Ого! — поощрительно улыбнулся молодой воин. — А подробности можно услышать?
Я со вкусом отхлебнула кофе и углубилась в подробности…
Если бы я была внимательнее несколько дней назад, то еще в подземельях Екатеринбурга обратила бы внимание на слова Стаса, разыскивающего некое раритетное устройство, упоминаемое в третьем пророчестве Заратустры. Но, увы, «хорошая мысля, как известно, приходит опосля», и лишь после беседы с Калебом я смогла правильно состыковать разрозненные элементы этой мозгодробительной мозаики, завязанной на меня, туманные пророчества и грядущий гнев бога Митры. Немцы и в самом деле не только присвоили табличку с пророчеством, но и сумели правильно перевести нанесенный на нее текст. Очевидно, в пророчестве упоминался некий агрегат, способный устранить нависшую над Землей угрозу или спасти какую-то часть населения. Причем он активируется только в моих руках, а именно поэтому немцы и ликантропы желали как можно скорее заполучить в свою безраздельную собственность мою титулованную персону…
Дьюла важно кивал, сосредоточенно внимая пространным рассуждениям, целиком и полностью соглашаясь с озвученной мною версией. Я рассказала ему о своих похождениях в подвалах Екатеринбурга, а теперь мне следовало выяснить, что могли дать нам собранные дедом документы. Поэтому я открыла черную папку и принялась читать вслух:
— «Информация из древних манускриптов ученых Востока и Запада тесно переплетается и взаимно дополняет друг друга. Доходит до того, что отдельные фрагменты описания строения мира слово в слово повторяются в различных около и строго религиозных трудах, включая Библию. Это наводит на обоснованную мысль о существовании общего первоисточника, цитаты из коего и приводились в последующих изданиях без ссылки на него. В документах эпохи расцвета Вавилона часто встречаются завуалированные упоминания о сборнике под названием «Гора света», а в другом документе, ориентировочно XVII века, написанном на латинском языке, сообщается, как некий монах по имени Феробар «выполнил некачественный перевод собрания древних книг о строении мироздания», составленных великими антами. Но кто такие эти «анты» — так нигде и не объясняется. В этих трудах мироустройство описано в терминологии, весьма схожей с той, которой пользуются в современной квантовой физике. И важно отметить, что в более поздних переводах подобные тексты содержат все больше ошибок и неувязок, превращающих их в абсурд, в расплывчатое описание чего-то мистического и недоступного человеческому разуму. Очевидно, что изначальные тексты отражали высочайший интеллектуальный уровень их создателей, но умственные способности переписывавших книги ученых неуклонно снижались, что объяснялось повышением уровня силы власти. То есть кто-то намеренно запутывал людей, скрывая от них истину, а постепенно деградирующие ученые уже не понимали сути написанных ранее книг.
Согласно «Горе света», принцип устройства архидревнего мира заключается в следующем: наша Вселенная замкнута не на себя, а на другой родительский мир, названный там Эониумом. Эониум представляет собой мир более высокого уровня развития, как в техническом, так и в ментальном планах. Между нашей Вселенной и этим миром существуют объекты соприкосновения, через которые происходит обмен живой и неживой материей. Именно пришедшие из Эониума существа и создали нашу Землю, применив для этого процесса еще недоступные нашему пониманию технологии и, согласно своему менталитету, признающие равные права за Добром и Злом. Они вложили в земное мироустройство оба начала бытия, изначально существующие в строго равных долях. Люди получили возможность встать на сторону любого принципа, создавая потоки энергии, неразрывно связывающие Землю и Эониум. Объект, через коий происходит притекание энергии, называется по-разному: Свет, Начало, Эдем, Рай. Объект, через который происходит вытекание энергии, называется: Бездна, Тьма, Поглотитель, Ад. Оба объекта могут существовать лишь парно, непрерывно компенсируя и уравновешивая друг друга. Соединяющее их энергетическое русло называется «небесный мост Чинват», обязанный находиться в условно нейтральном положении. Если количество одного вида энергии начинает отличаться от другого, весы мирового равновесия начинают колебаться, истощая или заливая негативными выплесками родительский мир, тем самым угрожая уже его благополучию. В случае значительного превышения количества темной энергии, выражающегося в моральном падении людей, страж, охраняющий мост Чинват, обязан восстановить безопасность родительского мира — Эониума, уничтожив вышедший из равновесия человеческий потенциал планеты… И в то же время, дабы исключить возможную ошибку и дать Земле последний шанс для исправления, родительский мир создал некое защитное устройство, способное остановить воздействие стража — бога Митры. Но получить доступ к нему способен лишь некто избранный, соответствующий критериям Творцов и прошедший через уготованные ими испытания…»