Второго Рима день последний
Шрифт:
Зрелище было таким страшным, парализующим, что неопытные греки бежали со своих постов. Даже латиняне стали натягивать луки и вытаскивать из ножен мечи. Но турки остановились, не смешав ряды, за тысячу шагов до стен за пределами досягаемости пушек и начали копать сплошной ров вокруг города, передвигать камни и возродить частокол для защиты своего лагеря. И только несколько янычар подбежали ко рву, вызывая греков на поединки. Офицеры гвардии попросили кесаря разрешить им показать своё мастерство во владении оружием. Даже среди закованных в железо латинян нашлись те, кто захотел скрестить свой
– Времена турниров уже прошли,– сказал он. – Нет смысла рисковать жизнью хорошего солдата в поединке только ради славы. Меня позвали сюда для войны, а не для забавы.
Он приказал лучшим стрелкам тщательно прицелиться из пищалей и арбалетов и произвести залп. Четверо янычар пали от стрел и свинцовых пуль. Остальных охватило бешенство. Для них это было нарушением добрых обычаев, бесчестием. С пеной у рта они громко кричали, обзывая греков и латинян трусами, осмеливающихся стрелять в благородных людей под защитой стен. Но когда пали ещё два янычара, оставшиеся опомнились, подхватили тела погибших товарищей и попытались унести их с собой. А стрельба уже началась вдоль всей стены и ещё много янычар сложили свои головы. Но подбегали новые, чтобы забрать трупы, не обращая внимания на стрелы и пули. Ни одного убитого не осталось под стеной, лишь редкие пятна крови окрашивали траву.
Пока турецкое войско копало рвы и возводило частоколы, Джустиниани объезжал наружную стену, пытаясь установить численность турок. Янычар, разбивших лагерь вокруг шатра султана, было двенадцать тысяч. Об этом мы знали ещё раньше. Сипахов, регулярной конницы, по меньшей мере, столько же. Джустиниани полагает, что численность относительно хорошо вооружённых регулярных войск достигает ста тысяч. У некоторых из них есть панцири. Ещё больше добровольцев бедняков, присоединившихся к войску на призыв султана из религиозного запала и желания пограбить. Они одеты в лохмотья и не вооружены вообще или имеют только пращу. Только у немногих из них есть слишком узкий обтянутый кожей деревянный щит. И лишь не больше четверти всех людей султана одеты в ватные, обшитые кожей кафтаны.
Турок устрашающе много, но Джустиниани полагает, что боевая ценность лёгких отрядов малозначительна. После поездки он не был огорчён, а только рассуждал, где могли задержаться знаменитые орудия султана.
Чтобы поднять дух защитников, кесарь Константин, договорившись с Алоисом Диего, приказал командам венецианских галер промаршировать парадным строем с развёрнутыми знамёнами по внутренней стене из конца в конец.
Под звуки пищалок и барабанов огромное знамя со львом святого Марка развевалось на ветру. Несомненно, это был важный дипломатический успех кесаря, ведь теперь султан должен отдавать себе отчёт, что находится в состоянии войны и с Венецией.
Ещё не наступил вечер, а уже стало ясно, какая цена уплачена за эту демонстрацию. Кесарь Константин с личной охраной выехал из Блахерн и разбил лагерь возле ставки Джустиниани в середине стены. В освободившийся дворец вошёл венецианский байлон во главе солдат и добровольцев. Вечером знамя святого Марка реяло рядом с пурпурной хоругвью кесаря. Итак, все мощнейшие укрепления Блахерн находятся сейчас в руках венециан. Если бы городу действительно удалось отразить султана, то присутствие во дворце венециан приобрело бы зловещую окраску.
Джустиниани и его закованные в железо солдаты занимают ключевую позицию напротив янычар у ворот святого Романа. Джустиниани сосредоточил здесь не менее трёх тысяч человек отборных войск. Сколько же всего защитников? Это известно лишь кесарю и Джустиниани. Впрочем, последний как-то обмолвился, что половина гарнизона находится между воротами св. Романа и Харисиоса. А значит, всего защитников, включая ремесленников и монахов, чуть больше шести тысяч? Не могу в это поверить. Ведь только венецианских моряков около двух тысяч, пусть даже часть их занята охраной порта и кораблей. Поэтому, думаю, у нас на стенах не менее десяти тысяч человек, хотя едва ли тысяча из них, не считая наёмников Джустиниани, имеют полное боевое снаряжение.
Итак, десять тысяч против двухсот тысяч. К тому же, ещё не прибыли орудия султана и не подошёл флот.
Ближе к вечеру со стороны Селимбрии время от времени доносились громовые раскаты, словно там бушевала буря, хотя небо было безоблачным. С почти призрачных голубых островов в Мраморном море поднимались к небу чёрные столбы дыма.
7 апреля 1453.
Ночью перед Селимбрийскими воротами турки вкопали в землю колы с нагими изуродованными телами тех, кто до конца защищал Селимбрию. Сорок колов и сорок трупов.
С Пера дошли слухи, что флот султана два дня безуспешно пытался взять штурмом последнюю оборонительную башню на островах Мраморного моря. Вчера командующий турецким флотом приказал обложить башню дровами на всю высоту и спалил её гарнизон.
Греки умеют умирать за каждую пядь земли своего гибнущего государства.
На востоке варвары. На западе варвары. На границе между двумя мирами держит оборону последний город Христа. Без надежды на помощь. Даже без претензий на славу. Нагие изуродованные трупы, окружённые тучами мух.
Закованный в железо с головы до пят, на голову выше всех, Джустиниани не перестаёт смеяться, со стороны похожий на ходячую башню с набрякшим лицом и холодными глазами. Сегодня, глядя на тела защитников Селимбрии, я ощутил к нему ненависть.
Будем сражаться без надежды, без будущего. Даже если мы победим султана, Константинополь всё равно останется мёртвым городом под пятой латинских варваров.
Всю свою жизнь я избегал ненависти и фанатизма. Сейчас они сжигают моё сердце.
9 апреля 1453.
Воскресение прошло спокойно. Сегодня девять самых больших галер подошли к портовому запору и, построившись в боевые порядки, изготовились к бою. Ожидается турецкий флот.
Длинные вереницы волов тянут большие бронзовые пушки турок. За ними многочисленные стада поднимают тучи пыли. Топот животных достигает наших стен.
Всё готово к бою. Каждый знает своё место и свою задачу. Кесарь Константин весь день ездил вдоль стен и разговаривал с командирами оборонительных участков. Он поднимает боевой дух греков и даёт новые обещания латинянам.