Второго Рима день последний
Шрифт:
Организовав работу, Грант повернулся к кесарю и сказал:
– Я поступил к тебе на службу не ради денег или славы. Мне нужны знания греков. Позволь посмотреть каталоги в библиотеке и изучить манускрипты, которые лежат, запертые в подземельях. Позволь на некоторое время взять сочинения пифагорцев. Я знаю, они там есть, как и труды Архимеда, но твой библиотекарь стережёт их, словно бешеный пёс, и не позволяет мне даже зажечь свечу или лампу.
Кесарю не понравилась эта просьба. Исхудалое лицо Константина приняло страдальческое выражение. Он старался не смотреть в лицо Гранту, когда отвечал ему:
– Мой библиотекарь лишь исполняет свои обязанности. Его должность наследственная и до мельчайших подробностей очерчена церемониалом. Даже он сам не может нарушить правила библиотеки. В такое критическое для города время твоё желание искать сочинения безбожных философов – это вызов богу. Сейчас все помыслы должны быть обращены к Господу, и ты должен это знать. Ни Пифагор, ни Архимед не могут нам помочь, а только Иисус Христос, который отдал жизнь за отпущение грехов наших и воскрес из мёртвых ради нашего спасения.
Грант пробурчал:
– Если всё решает бог, то незачем мне тратить усилия на поиски подкопов и на расчёты, чтобы не пустить турок в город.
Кесарь раздражённо махнул рукой и сказал:
– Греческая философия – наше нетленное наследство и творения эти мы не одалживаем варварам для непотребных нужд.
Джустиниани густо закашлял, а байлон, который тоже уже был здесь, оскорблённо выкатил налитые кровью глаза. Как только Грант отошёл, кесарь примирительно объяснил, что, говоря о варварах, он вовсе не имел в виду латинян. Грант – немец, и поэтому варвар уже от рождения.
Целый день не утихал огонь из пушек, возможно, даже более интенсивный, чем обычно. Даже большая стена свалилась уже во многих местах. Женщины, дети и старики добровольно выполняли работу каменщиков. Страх и тревога придавали им нечеловеческие силы. Они двигали такие камни и перетаскивали такие корзины, что даже сильный мужчина счёл бы их чересчур тяжёлыми.
Они говорили:
– Лучше умрём с нашими мужьями, отцами и сыновьями, чем станем невольниками у турок.
Крайняя усталость притупила страх обороняющихся, и многие из них подставляли себя под турецкие стрелы, если только могли благодаря этому сократить путь на несколько шагов. С воспалёнными от бессонницы глазами, без всякой защиты, мужчины подходили к самому рву, чтобы крючьями вылавливать брошенные турками брёвна и вязанки хвороста. Со стен уже не было видно ни единого кустика или дерева. Стремясь заполнить ров, турки срубили всё в пределах видимости. Даже холмы вблизи Пера и на азиатском берегу по другую сторону Босфора оголены.
17 мая 1453.
Турецкий флот подошёл к портовому запору и остановился на некотором расстоянии от него. Наши корабли произвели не менее ста орудийных выстрелов, но значительных повреждений врагу не нанесли. И всё же, венецианские моряки хвастают своей якобы победой: «Если каждый на стене выполнит свой долг так же бесстрашно, как мы, то с Константинополем ничего не случится» говорят они.
Впрочем, очевидно, что султан лишь хочет связать наш флот, чтобы с него нельзя было снять дополнительное подкрепление на стены.
Много было желающих наблюдать за кадками с водой, но Грант благоразумно отобрал для этой цели мужчин, неспособных владеть оружием и стариков с хорошим зрением. Я хотел позаботиться о Мануэле, обеспечив ему лёгкую службу по причине его седой бороды и больных ног. Но когда я его отыскал, то узнал, что он уже успел освободиться от службы на стене и добился благосклонности венециан. Он знает город, ему известно, где находятся лучшие публичные дома и он может найти женщин, которые охотно поменяют честь на засахаренные фрукты и свежий хлеб венециан. Даже девочки подростки ждут перед воротами Блахерн, чтобы встретиться с венецианцами. Когда я увидел Мануэля, он как раз направлялся в город, согнувшись под тяжестью мешка с заказанными продуктами. Он показал венецианский пропуск и похвастался, что успеет обогатиться, если осада продлится ещё какое-то время.
Когда я стал его укорять, он почувствовал себя оскорблённым и ответил:
– Каждый считает себя самым лучшим. Весь город занимается подпольной торговлей, пользуясь пропусками кесаря, венециан и генуэзцев. Многие нажили состояние и только некоторые свернули себе шею. Там где есть спрос, есть и предложение. Так устроен мир. Если не поспешишь, кто-то другой заберёт твою прибыль. Я думаю, будет лучше, если венецианские деликатесы попадут в греческие рты, чем в их собственные бездонные утробы. И не моя в том вина, что сытые и здоровые молодые мужчины переполнены порочными страстями и в перерывах между сражениями ищут женщин или мальчиков для удовлетворения этих страстей.
Он разволновался ещё пуще и кричал:
– Венециане это наши друзья. Они жертвуют кровью и жизнью за наш город. Что плохого, если бедная девушка продаст свою девственность, чтобы их развлечь и принести родителям кусок хлеба? Пусть даже добропорядочная замужняя женщина на минутку ляжет на спину, чтобы обменять своё скромное достоинство на баночку конфитюра, сладости которого так долго было лишено её тело. Всё это делается во славу божью и для блага всего христианства, как обычно говорят венециане. Господин, не мешай свершаться тому, чему ты не сможешь помешать. Все мы лишь бедные грешники.
И разве он не прав? Кто я, чтобы его судить? Каждый сам выбирает свою судьбу в соответствии со своими возможностями.
Я зря думал, что Лукаш Нотарас непременно навестит меня опять. Сегодня несколько раз я видел его издалека, но он ограничился лишь враждебным взглядом и поспешно прошёл мимо. Анна не подавала ни малейших признаков существования.
В сумасшедшей лихорадке собственной жизни я решил совершить, по крайней мере, один добрый поступок. Быть может, Джон Грант – это посланник будущего, которое грядёт под знаком зверя, но мне он нравится как человек, с его неподвижным взором и изборождённым мыслями челом. Почему же он не может быть, по-своему, счастлив, пока ещё есть время? С этой целью я сегодня направился в библиотеку и разговаривал с беззубым, полуглухим библиотекарем, который, не обращая ни малейшего внимания на осаду и шум сражений, каждый день надевает свой церемониальный костюм с цепью и другими регалиями.
Я показал ему схему турецких подкопов и убедил, что турки направляются к подземным хранилищам библиотеки, чтобы через неё проникнуть в город. Он был так уверен в собственной значимости, что тут же поверил мне, как только понял в чём дело.
– О! – испуганно воскликнул он. – Это не должно произойти. Ведь они могут повредить или потоптать книги, а возможно, даже поджечь библиотеку лампами. Или сделать что-то ещё. Это была бы невосполнимая потеря для всего человечества.
Я посоветовал ему обратиться к Гранту, чтобы тот предпринял необходимые шаги для охраны библиотеки. Перед лицом очевидной угрозы он стал покладистым, сам провёл Гранта в подземелье и показал ему каждый закуток. Грант приказал установить в подвале кадки с водой и охотно пообещал приходить осматривать их, как только у него будет свободное время.