Второстепенный: Плата
Шрифт:
– Вернулся, – кивнула бабуля, выпрямившись, и многозначительно похлопала лопаткой по ладони. – Где-то сердце нашёл, кости подобрал… Не хочешь, значит, в улья, дурачок ты мой несчастный? Ты понимаешь, что без этого ты просто пропадёшь с концами? Твой удел – умирать в срок и в срок восставать. Разрушишь круг – плохо будет в первую очередь тебе.
Я сильнее выпрямил плечи, гордо вздёрнул подбородок:
– Вернулся, – и бесцеремонно скинул Змея на тропинку.
Тот ударился о твёрдый бетон, охнул и обернулся человеком.
–
Бабуля и Зоя удивлённо обернулись к нему. За их спинами, за оградой, расступился туман. Илмариона вопросительно склонила голову. Я кивнул на яблоню.
– А что он делает? – удивлённо уточнила бабуля.
– Он силу, что из земли черпает, Владыке чужаков для заклятья забвения передал! И тот из людей знание стирает!
Илмариона вскинула руки, и из её рукавов выпорхнули бабочки. Они мелькнули в воздухе сияющим синим шлейфом и осели на яблоневые цветы. Увидев такое непотребство, Змей завопил, а бабуля схватилась за сердце.
– Ты что наделал?!
Бабуля со Змеем кинулись к саженцу, замахали руками, но было уже поздно. Бабочки ловко ввинтились в глубину, их крылья побелели, превратились в лепестки. Яблоня подумала, подумала – и наполнила зелёные листики отчётливыми белыми прожилками, точно такими, как те перламутровые нити, которыми вышивали длани. Илмариона удовлетворённо кивнула, ослепительно улыбнулась мне и растаяла в тумане вместе с толпой своих сородичей.
– Ты что сотворил?!
– Ты говорила, что мы слишком разные. Я убрал разницу, – ответил я.
Зоя и мужики флегматично наблюдали, как Змей схватился за волосы и запрыгал вокруг дерева.
– Это же теперь не вывести! Это же теперь навсегда!
– Да, – радостно подтвердил я, любуясь своим творением.
Яблоня ничуть не пострадала, даже сразу как-то крепче стала, бодрее, в рост пошла…
– Зоя, ты можешь что-то сделать? – чуть не роняя слезу, спросил Змей.
Тётушка пожала плечами.
– А зачем? И так сойдёт!
– Мужики! – рявкнул Змей, уперев руки в боки. – Повлияйте на него! Я со своей стороны сделал всё, что мог!
Кайракан переглянулся с Овто и Волхом, флегматично наблюдающими за стенаниями Яши.
– Яша, а что тебя не устраивает? С подобными плодами наши дети больше не будут мучиться, – вдруг сказал он.
Бабуля крутилась вокруг яблони, задумчиво касалась ствола и пробовала листики на ощупь.
– А ведь верно, сорт весьма интересный получился, – подумав, согласилась она. – Да и мы обещали оставить чужаков в покое, если он отдаст нам саженец. Саженец – вот он, хороший, крепкий, здоровый...
– Но… Но… Так нечестно! А он?! – и Змей совсем по-детски ткнул в меня пальцем.
Бабуля выпрямилась, перебросила косу на спину и взглянула на меня. В тёмном пристальном взгляде разгорелась ласковая и оттого ещё более жуткая улыбка.
– Ну что ты! Конечно, так просто он не уйдёт. Да, родной мой?
Над горизонтом занялась заря.
Я вздохнул.
И открыл глаза.
Корион успел донести меня до Больничного крыла, уложить на постель и сейчас расчёсывал тем самым гребнем. Тяжёлые зубцы скользили по коже приятным холодком. Тело было лёгким-лёгким и странно заторможенным. Правый бок с бедром онемели, и, скосив глаза, я увидел на ноге свежую перевязку, а рядом, на тумбе в тазу – крепкое дерево с окровавленными корнями.
– Когда мы начали слияние, растения взбесились и резко пошли в рост, – пояснил Корион, погладив меня по голове. – В том числе яблоко в твоём кармане. Оно пустило корни прямо в тебя и задело печень. Элиза сказала, что ничего опасного, но позже, скорее всего, понадобится пересадка.
Ясно. Значит, Змей всё же подгадил напоследок. Элиза молодец, конечно, но...
– Как… бой?
– Заканчивается, – ответил Корион удивительно спокойно. – Мы усыпили и разоружили Сопротивление, сейчас отряд зачищает один остров, чтобы знания о ядерном оружии больше не всплыли и снова не отравили нам всем жизнь.
– А что с... сопротивленцами? – прохрипел я.
– Владыка решил дать людям разобраться с ними самим. Всё же это их… творение. К тому же они слишком сильно наследили, чтобы стереть о них все знания.
Корион был непривычно мягкий, спокойный, даже какой-то умиротворённый. Он улыбнулся мне, и от этой улыбки у меня перехватило дух. Он ещё никогда так не улыбался.
Золотой олень лёг мне в руки.
– Он твой. Тебе нравится?
Я улыбнулся в ответ.
– Нравится. Благодарю.
– Теперь ты мой побратим. Мы теперь одно целое.
Побратим. Самый близкий родич не по крови – по духу. Побратим был даже ближе жены и возлюбленной. И меня, израненного и пустого, это более чем устраивало. Женскую суть вынули, испепеляющий жар высосали, и чувства превратились в тлеющие тёплые угли. Дай время – и костёр вновь разгорится. Если бы не онемевший бок и первый день весны... Я погладил знакомый изгиб рогов и вложил гребень обратно в ладонь Кориона.
– Подержишь у себя, пока я не вернусь, хорошо? Ты только женщину больше не жди…
– Вадим? Вадим, дыши!
Я успел увидеть, как расширились чёрные глаза, а потом потолок сменился небесной синью глаз Кайракана, мир наполнило пчелиное жужжание, рот забился сладостью мёда, и бабуля поднесла ко рту чашу с водами Безымянки.
– Не бойся. Ты выживешь в любом случае, – шепнул мне Волх и залил уши воском. – Просто то, что отдано, к тебе уже не вернётся.
Так было правильно. Чтобы что-то получить насовсем, нужно что-то насовсем отдать. Иначе в чём смысл сделки?
В глаза ударили первые лучи рассвета, и всё растворилось в солнечном сиянии.