Второй Беличий Песок

Квотчер Марамак

В отсутствии путей сообщения была не только, да и не столько задержка для возни, сколько повод раскинуть мыслями. Будучи временно отрезанными от цокалища, грызи полностью возвращались в то время, когда крупные белки отличались от мелких больше всего размерами, а не рассудком - всмысле, возвращались в прекрасную Дичь, а не теряли рассудок. Рассудку такие тренировки как раз очень помогали, потому как если белка не соображала, как трясти просто, то не сообразит и в цокалище, что мимо пуха... Немало грызей как раз использовали паводок, чтобы разбрыльнуть мыслями - особенно из тех, кто в остальное время крутился, как белки в колесе.

Макузь

оказалася нагружен и послан. Нагрузили его задачей стократной перегонки дёгтя, а послали в недалёкий околоток, где соорудили испытательную установку. Грызи собирались сделать именно то, что цокнуто - сто раз перегнать дёготь. Исследование было задумано химиками из тех соображений, что ходили слухи о сложном составе дёгтя, в то время как простая перегонка давала не особо сложный набор компонентов. Песок был в том, что исходное вещество перегонялось в не особо больших объёмах, и зафиксировать составляющие, малые по массе и объёму, не представлялось возможным. Для того чтобы абсолютно прочистить вопрос, есть ли там что-либо ещё кроме известного, и предлагалось повторить операцию сто раз со всеми замерами, после чего высчитать средние показатели и опушнеть над ними.

Что касаемо околотка, то опытную установку вкорячили туда из соображений близости к залежам дров. В цокалище постоянно топили печи, и в окрестных лесах не имелось лишнего хвороста и сушняка, зато едва подальше в тайгу - и топлива хоть ушами жуй. Зимой грызи кое-что сделали в плане заготовки топлива, а именно натащили гору берёзовых брёвен, в основном с бурелома - стволы были не дряхлые, и не отпиленные, а тупо отломанные. По снегу притащить много дерева было нетрудно вслуху наличия зимоходов, а летом попробуй-ка.

Макузьевые дружки, Зуртыш с Речкой, не отказались бы ломануться с ним, но на самом деле отказались, потому как на них вывалилась другая возня. Тогда грызь вспушился... кхм... в общем будем считать, что сдесь ничего цокнуто не было. Тогда грызь вспомнил в очередной раз про белушку Марису, с которой познакомился с учгнезде - не то чтобы вспомнил, скорее и не забывал. Бельчона была такая молоденькая, рыженькая и пушистенькая, что хоть ушами мотай, так что Макузь подумал мысль; подумавши мысль, он сделал действие. А именно пошёл найти грызунью и зацокнуть, не составит ли она ему компанию в походе на сотую перегонку дёгтя. Паводок уже вовсю грозил, но ещё не начинался, так что в непромокаемых сапогах из соответствующего клоха вполне можно пройти; вслуху надобности постоянного хождения, сапоги у Макузя имелись. К тому же под боком была Фира с иголками и нитками, так пуха ли.

Сырой весенний воздух, в каковой примешивались запахи оттаивающего дерева - пока ещё не земли - лез в нос и заставлял вращать ушами. После спокойной зимы внутри грызя начинал ворочатся лемминг, когда хотелось непременно что-нибудь отчебучить - а раз отчебучить, то уж непременно хрурное. Это было естественно, что если белка делает - то только то, что в пух, тобишь для хрурности. Если вдруг вектор действия выбивался за пределы пуха, белка бросала такое действие, как нечто отвратительное, и хрурность торжествовала. Макузь брылял мыслями в основном в трёх направлениях - вспоминал родичей, оставшихся в околотке вне цокалища, думал про дёготь и про Марису. Получалась не особо большая раскоряка, которую голова осиливала - если брылять дальше, то получится каша из мыслей.

В Сырорябниковском околотке жили макузьевые сестра и брат, а также их согрызуны в большом количестве. Родителей грызя в живых уже не было, что достаточно внезапно, потому как обычно грызи спокойно проживали гораздо дольше. Макузь кое-как помнил свою маму, про которую ему цокали, что её укусила ядовитая змея - хотя змеи кусали и других, и ничего особенного с ними не происходило. Соль состояла в том, что имея довольно мало знаний об окружающем Мире, грызи зачастую не могли понять причин простейших вещей и устранить косяк - а из-за этого часто заканчивали жить. Как было цокнуто, они относились к этому спокойно, хотя и изворотливо избегали. Пух мой пух, как цокает Рилла, усмехнулся Макузь.

Дёготь занимал не меньше: химики всей массой мозгов бились над вопросом единой теории веществ, и Мак кстати тоже, так что опыт должен был обеспечить некоторое явное движение вперёд, вне зависимости от результата. Главное, чтобы результат был чистым, тогда и последующее цоканье будет не грязнее. Грызь прикидывал, как замерять результаты, вспоминал что где слышал по этому поводу, и ужасался необходимости применения довольно сложной математики для рассчётов, которой он не владел ни разу. Кстати, подумал он, может белушко владеет.

Белушко приходила на ум чаще частого. При этом Макузь полностью одуплялся, что как согрызун он для неё староват, если не цокнуть больше - но это не отменяло прочих мыслей. Будучи старее, грызь имел много чего цокнуть своей младшей сестре по Миру, так что естественное желание потискать пушную тушку сдесь было, но не определяющим. Также он понимал, что будет весьма большой удачей, если грызунья уже не вляпалась в какую-нибудь возню на всё ближайшее лето - но это напух не повод, чтобы не. Ну и сверху всей кучи лежало то, что Мариса натаскивалась в том же самом учгнезде, так что дёготь был для неё отнюдь не притянутым за уши предметом.

Тряся ушами в таком ключе, грызь обходил широкие ручьи и перепрыгивал узкие, радуясь наступлению весны; через кусты ломился лось, а на ветке сидели вороны и каркали, как пух знает кто. Искомое грызо было обнаружено всё в тех же самых трёхэтажных избах, где находились основные помещения учгнезда - когда белок колбасило, они не заморачивались на гнездовость и могли по пол-года тусоваться там, где хочется. Мариса была застигнута в компании пожилой белки и белкача, вместе с которыми конопатила и смолила лодку - ту самую, на которой предстояло передвигаться во время паводка. Хотя честно цокнуть, более бегала за всякой мелочью и внимательно слушала, как выполняют операцию знающие грызи. Услыхав Макузя, она сдвинула вверх пушные длинные ушки и прицокнула. Сам грызь этого не замечал, но и у него ушные раковины выражали довольство до самых ушей.

– Ты сдвинул вверх уши!
– показала на его уши Мариса, - Йа всё слышала!

Грызи рассмеялись, а Макузь, взявши белочку под лапку, оттащил в сторону, чтобы цокнуть совсем чисто.

– Ты видимо оттащил меня в сторону, чтобы цокнуть совсем чисто?
– проявила догадливость белка.

– В запятую, - кивнул Макузь, - Хотелось цокнуть ммм...

Они присели на поленницу за сараем, уложив поверх рубленых кусков дерева пуховые хвосты. Белка с улыбкой расслушивала пушнину, ковыряясь в ней лапкой - а улыбку вызывало то, что хвосты у них были вообще пух в пух, не отличишь. Послушивая на белкача, она терпеливо ждала, что там ему приспичило цокнуть.