Второй фронт
Шрифт:
На Киевский плацдарм, помимо танковой группы Клейста, была переброшена с центрального фронта вторая танковая группа Гудериана. Пятнадцатого сентября танки Клейста и Гудериана охватили восточнее Киева войска Юго-Западного фронта. В окружение попал и штаб Юго-Западного фронта вместе с командующим генерал-полковником Кирпоносом. Сам Кирпонос и еще несколько видных генералов погибли. Не сегодня-завтра падет Киев. Надо ожидать, что в скором времени немцы предпримут новое решительное наступление на Москву.
— Через
— Знаю. Это важно! Но нужны танки! Нужны тяжелые танки! Я приехал с заданием употребить все силы, чтобы вдохнуть жизнь в сорок танковых корпусов, что ржавеют у вас во дворе. В Североград посланы два отряда транспортных самолетов с надежным прикрытием из истребителей. Им поручено перебрасывать из отрезанного города танковые детали и рабочих с Ленинского завода. Навстречу посланы составы для доставки людей и танковых деталей сюда, на Урал.
— Я еще не получил об этом известия, но сегодня же приму меры для переправки танковых корпусов в сборочный цех. Правда, он еще недостроен, установлен лишь один портальный кран, даже нет крыши… ветер гуляет там, но раз такое дело — начнем готовиться к сборке.
— Я привез предписание, — продолжал, переходя на полный голос, Чижов. — Я привез предписание — мобилизовать в помощь заводу два строительных батальона и некоторые вспомогательные воинские части.
— Спасибо, товарищ Чижов. В людях большая нужда.
— Может быть, мы вместе пройдем в сборочный корпус, — сказал Чижов. — Я хочу сам видеть, в чем нуждается завод.
— Пройдемте, — поднялся Махов, взглянув на Чижова уже совсем другими глазами.
Взявшись за отливку шабота, Гаврила Никонович твердо верил в успех дела и решительно отметал все сомнения, кем бы они ни высказывались.
Даже когда Сарычев, взяв его под руку, отвел подальше от пышущих жаром мартенов и спросил дружелюбно:
— Ну, как, Никонович, не чувствуешь страха перед великаном? — Клейменов усмехнулся в усы и так же полушутя ответил:
— Волков бояться — в лес не ходить…
— Так-то так, а все же? Ведь в шаботе-то сто пятьдесят тонн стали?!
— Когда медведь насядет — отступать нельзя. Это мне еще дед говорил. Думаю, одолеем и великана. Только надобно, чтобы все меня слушались и что скажу — делали бы без оглядки. Выполняли бы как военный приказ. Тут что не так — всему делу погибель.
— Знаю, Никонович, знаю. Все понимают трудность и важность отливки. Твои распоряжения будут выполняться беспрекословно. Я сам буду присутствовать при отливке.
— Это хорошо, спасибо, Семен Николаевич. Однако насчет других-прочих, — помилосердствуйте… Отливка — не спектакль… Тут не должно быть ни одного лишнего человека.
— Ладно, так и будет! Когда думаешь отливать?
— Как только просохнет форма.
— Хорошо. Понятно. А почему в литейном не стал отливать?
— Там ковши малы и место пониже, чем в мартеновском. Боялся подпочвенной воды.
— Разумное решение принял. Ну, до встречи, Никонович. Желаю тебе успеха! — сказал Сарычев, крепко пожимая широкую ладонь.
Уверенность старого мастера передалась и модельщикам, и формовщикам, и даже смягчила волнение инженеров, участвующих в подготовке отливки. Все, кто трудился над подготовкой отливки, работали истово, боясь показаться мастеру нерадивыми. Сам Гаврила Никонович в цеху держался молодцом и вел дело твердой рукой. Однако, вернувшись домой, частенько задумывался, заставлял Зинаиду по нескольку раз перечитывать ему подчеркнутые красным места из газет, об отливке станин для блюминга. И, ложась в постель, старый мастер долго не мог уснуть, ворочался, думал. Вроде бы все было ясно ему. Десятилетия стоял на отливке, а все побаивался, как бы чего не упустить.
Утром завтракали быстро и не было времени для разговора. Но до завода шли почти час пешком, и тут можно было перемолвиться по делу. Он догнал Татьяну, шедшую вместе с Зинаидой, тронул за руку:
— Послушай, Татьянушка, есть у меня к тебе один вопрос. Не припомнишь ли, когда отливали станины для блюминга, где делали формовку: наверху или в яме?
— Этого я не знаю, Гаврила Никонович. Но могу спросить у старых литейщиков. Сейчас уже много малинцев приехало.
— Спроси, дочка. Надо мне это знать.
— Сегодня же спрошу, Гаврила Никонович. А может, вас познакомить с кем-нибудь из малинских литейщиков или мастеров?
— Пока не надо. А о формовке узнай обязательно.
Скоро Татьяна свернула направо, к Куйбышевскому заводу, а Гаврила Никонович, увидев, что к Зинаиде подошел Никита, приотстал и опять стал думать: «Ежели опоку спускали в яму и форму делали там, она должна была сохнуть долго. Там холод и сырость от бетона. Нам это не годится. И не дай бог, если какой угол не просохнет — взрывом разнесет весь цех…»
Вечером Татьяна успокоила, сказав, что формовку делали вверху, в прочной опоке на массивной платформе и лишь потом опускали в забетонированную яму.
— Я так и предполагал, дочка, — обрадованно сказал Гаврила Никонович. — А больше ничего не говорили?
— Рассказывали, что перед отливкой в цехе проводили генеральную репетицию.
— Это как же так? Ведь не театр!
— Проделали весь цикл заливки вхолостую. Ковши подводили к пустым печам. Как бы наполняли их расплавленной сталью, засекая время. Потом подвозили к формам и производили заливку. Опять засекали время. Так делали несколько раз, пока не достигли слаженности и четкости.