Второй Император
Шрифт:
Наступили жаркие летние месяцы. На карнизах дворца Гуожи повесили пурпурные занавески, прикрывающие оконные проемы от обжигающего солнца, сохранявшие в глубинах спален приятную ночную прохладу. Этим дом Гуожи выделялся среди остальных: право на пурпур имели только приближенные императора. Главный дом стоял на холме, вокруг, по склонам террас, пряными спелыми запахами благоухал большой сад, внизу под холмом неторопливо плескалась рукотворная река, соединяющая город с большой Хуанхэ.
По вечерам на террасах дворца играли музыканты, а когда мерк дневной свет, приглашенные императорские
В один из чудесных вечеров Минжу довелось играть вместе с императором пьесу. И вдруг юный наблюдатель человеческих душ уловил нечто особенное. Приблизившись в одной из сцен к Сыну Неба, Минж всем своим естеством обонял неподражаемую свежесть, исходящую от императора, будто бы искупался в утренних росах. Что-то вздрогнуло в душе, отвыкшей от чувств, – кричаще жалостное, словно восставшее из пепла. Минж почувствовал, как по щеке под маской скатилась слеза и случайно упала на руку императора! Сын Неба поднес ладонь к глазам, разглядывая в мерцании огня большую, похожую на черный жемчуг, каплю. Потом бережно и многозначительно сунул руку себе за халат, где-то ближе к сердцу.
Игра продолжалась, и во второй сцене персонаж Минжа, юная принцесса, уходила за кулису.
Последующую ночь Минж не спал. Чувства, одно за другим, накатывались на отвыкшее от них сердце, лицо горело. Под утро Минж ушел к реке, просидел над тихим плёсом до восхода, но душа не обрела покоя. Нет, все оставалось прежним: мерный шепот воды, отражение зари, подернутое тончайшей розовой мглой, туман, мягко укутывающий зияющие дыры звездных далей, и тишина… Но где-то в стороне от омута, ближе к берегу, из глубин темной реки к свету пробилась тонкая тростинка, непрестанно чертя круги на воде. Маленькая жизнь кричаще вопияла к небесам, и в сердце уже не было прежней безмятежности.
Глава 4
После нескольких неудавшихся попыток поселиться в Шаолиньском монастыре Фенг твердо решил идти в столицу, которая на то время являлась сосредоточением всего наилучшего, что было в Поднебесной: искусств, науки и людей высоконравственной и добродетельной жизни. Тон всему задавал императорский дворец, ведь сам император служил примером духовной безупречности и благородства; слава о добродетелях Сына Неба передавалась из уст в уста и, как это часто бывает в народе, обрастала всевозможными героическими историями и легендами. Это могло показаться наивной фантазией, но Фенг свято верил, что, попав в Запретный город, он сможет, наконец, разрешить все противоречия, накопившиеся в душе.
И однажды ранним утром, еще затемно, с котомкой за спиной и петухом под мышкой он вышел из дома и направил свои стопы к Суншаньскому перевалу, чтобы, перебравшись через живописнейшую горную гряду, спуститься к великой Желтой реке. По ней он намеревался быстро и без особых проблем добраться в столицу. Котомку со всем необходимым он собрал заранее, а петуха пришлось взять с собой, ибо этот стервец своими ужасными воплями еще до зари подымал весь дом. Чтобы петух молчал, Фенг сжимал пальцами ему клюв, пока они не удалились от родительского дома на приличное расстояние.
Стояло знойное лето, нагретая за день желтая пыль приятно щекотала босые ноги. Фенг вышел за околицу. Путь лежал на восток; заря высветлила небосвод. Там впереди Фенга ждала полная надежд и открытий большая удивительная жизнь, идти было легко, и Фенгу хотелось петь от счастья, встречая новый день, орать во все горло, словно его товарищу-петуху поутру. Последний, правда, молчал: отдышавшись, вертел головой, косясь на Фенга лихим глазом. Путь к реке занял сутки. Фенг шел без остановки и почти не спал. Добравшись до реки, он быстро нашел перевозчика. Владелец маленькой крытой джонки просил за провоз вниз по реке пять медных цяней(19), что показалось Фенгу немыслимо дорого. Он упорно торговался, наконец, сошлись на двух. После утомительного перехода Фенг надеялся отдохнуть на судне, и, как выяснилось, неон один. На борту небольшой посудины, чудом державшейся на воде, уже дремало человек тридцать таких же, как Фенг, путников. Не обращая внимания на ворчания, владелец быстро запихнул Фенга с петухом в самую их гущу и оттолкнул лодку от берега.
Несмотря на усталость, на душе Фенга было легко. Лодка плавно скользила, рассекая ровную гладь реки, словно уплывала в залитые зарей небеса. Рядом на корме кто-то слегка прикасался к струнам гуциня(20), и ему еле слышно вторила бамбуковая флейта. Под эти дивные завораживающие звуки сами собой закрывались глаза; мимо проплывали темно-зеленые горы и холмы с осевшими на них тысячелетиями – не вмещаемые в сознание образы… На этом фоне маленькая лодочка посреди огромной желтой реки выглядела песчинкой, а в ней маленький Фенг с петухом под мышкой – крошечная песчинка посреди бездонного океана под названием жизнь.
Фенг незаметно уснул. Ему снился табун лошадей, летящий над гладью реки, серебряные копытца подымали мелкую водяную пиль, и она освежала Фенгу лицо. Кони умчались вдаль, к покрытым снегом вершинам, в облака. Собственно, они превратились в эти облака и понеслись по небу навстречу заре. Фенг удивился происходящему, провожая облака громкими восклицаниями. Вдруг из-за залитой светом горы вышел громадный огненно-красный Петух и клюнул пару раз убегавшую лошадь. Потом повернул голову и поглядел сверху вниз сердитым глазом на обомлевшего маленького Фенга, и Фенг понял, что это и есть его петух… От испуга он закрыл лицо руками.
– Вот не знаешь, чего от них ожидать, – подобно раскатам грома, послышалось сверху. – Делаешь людям добро, а они пытаются тебя удушить. Склевать вас всех надо, как эти звезды!
И Петух принялся клевать звезды, величавым шагом ступая по вершинам гор и громогласно хлопая крыльями. Фенг еще сильнее зажал глаза, но при этом странным образом видел над собой Петуха.
– Что, спрятался? – послышалось над ухом. – Вот я расскажу все отцу, и он тебя хорошенько вздует.
Петух рассмеялся. Внутри, в груди, у него клокотало пламя и вырывалось из ноздрей, горы тряслись и ходили ходуном.