Второй медовый месяц
Шрифт:
— Спасибо.
Постояв, Рассел добавил в спину Эди:
— До встречи.
Она обернулась к нему с широкой улыбкой и послала воздушный поцелуй. Рассел вышел из комнаты, было слышно, как он тяжело ступает по лестнице, поднимаясь в ванную.
— Если так будет удобнее, я могу завтракать у себя в комнате, — робко предложил Ласло.
Тостер негромко лязгнул и выплюнул на кухонный стол два тоста. Эди подхватила их и переложила на тарелку Ласло.
— Напрасные надежды. И нелепые. Это я про завтрак.
— Я не хочу никому мешать…
Эди уставилась на него в
— Ты и не мешаешь. Рассел в полном порядке. Ешь тосты. Он принялся намазывать хлеб маслом. Проходя мимо, Эди легко коснулась его плеча и направилась к себе наверх. Рассел склонился над раковиной, чистя зубы. Эди вошла в ванную, прислонилась к дверному косяку и скрестила руки на груди.
— Я могла бы кормить вас завтраком посменно, — сообщила она. — Мэтью — в семь, тебя — по новому расписанию, в восемь, а Ласло в девять.
Рассел покончил с чисткой зубов, взял влажную махровую салфетку и старательно растер ею лицо.
— Очень смешно.
— Незачем вести себя так неприветливо, — продолжала Эди. — Почти грубо. Бедный мальчик — такая же обуза, как обои на стенах.
Рассел бросил салфетку в раковину.
— Не в нем дело, — ответил он, — и тебе это известно.
— Все меняется, — объяснила Эди, — редко бывает, чтобы все шло по плану. Будущее представлялось тебе одним, а оказалось другим. Так всегда было и будет, Рассел. Такова жизнь.
Он прошел мимо нее в спальню, искать пиджак. Оттолкнувшись от косяка, Эди двинулась за ним.
— Рассел, ты слышишь меня?
— На жизнь я не жалуюсь, — ответил он, что-то разыскивая в карманах пиджака. — И даже не думаю роптать, когда обстоятельства складываются не так, как хотелось бы. Но мне трудно понять, зачем усложнять жизнь намеренно, себе во вред.
— Если ты про переезд Ласло к нам…
Рассел нашел свой проездной и переложил его из одного кармана в другой.
— Можно и так сказать.
— То есть «да»?
Он вздохнул.
— Похоже, ты готова на все, лишь бы не оставаться со мной наедине.
У Эди вырвался краткий недоверчивый смешок.
— Вот как? А кто чуть ли не силой отправил меня на прослушивание по Ибсену?
— Это другое дело.
— Думаешь?
— Твой личные эмоции тут ни при чем.
Выдержав маленькую паузу, Эди угасающим голосом выговорила:
— Как мало ты все-таки знаешь… А еще театральный агент.
Рассел шагнул к ней, взглянул на нее сверху вниз.
— Бесполезно, — наконец заключил он.
— Если мне нельзя даже предложить лишний тост жильцу, чтобы не нарваться на выговор, — тогда да.
Он взял ее за плечи.
— Я просто надеялся, что теперь, по прошествии без малого тридцати лет, у нас начнется другая жизнь, на которую раньше у нас не оставалось ни единого шанса. — Он убрал руки. — Думаю, я надеялся наконец-то почувствовать себя женатым. Вот и все. Стать просто супругом.
Эди поправила ему завернувшийся воротник пиджака.
— Возможно, у нас разные представления о том, что значит быть супругами.
— Но ведь мы всегда…
Она прервала его взглядом.
— А теперь — нет. Значение имеет то, что есть сейчас, а не что было всегда. Поэтому я сейчас спущусь в кухню и попробую покормить беднягу еще чем-нибудь.
— Думаю, он оценит, — явно переборов себя, ответил Рассел.
— Да, он-то оценит, — многозначительно согласилась Эди, покинула спальню и вернулась в кухню, где Ласло уже ставил посуду в посудомойку, а Арси подбирался к сливочному маслу.
Услышав ее шаги, Ласло выпрямился. Он улыбался.
— Это было так здорово, — признался он. — Я никогда не завтракал по-настоящему. Даже не знал, как это бывает.
И теперь, глядя на него с другого конца сцены и размышляя, действительно ли сыграл свою роль завтрак, Эди видела: с Ласло что-то произошло. Когда через несколько минут он вышел на сцену, встал у стола, перебирая книги на нем, и произнес: «Все сгорит. Ничего не останется на память об отце. И я сгорю тут», все, в том числе и Фредди Касс, поняли, что постановка разом перешла на иной уровень.
В обеденный перерыв, сидя на траве в парке, Роза отправила братьям эсэмэски: «У мамы первого премьера. Пойдем все вместе?»
Во что выльется эта затея, она пока не представляла. Мэтью, наверное, скажет, что поход на премьеру должен организовать Рассел, Бен — что у него дел по горло, и это будет означать, что он не прочь привести в театр Наоми, но сам пока не знает, стоит ли знакомить ее с родными. Но как бы ни отреагировали братья, Роза просто не могла не связаться с ними по поводу премьеры: ей настоятельно требовалось, чтобы и ее включили в этот поход, или, скорее, не забыли о ней в суматохе, назначили ответственной за организацию семейного мероприятия.
Странно, но в последнюю неделю или дней десять Розу не покидали тревожные мысли о семье. Несмотря на небрежное заявление в разговоре с Кейт о том, что ее родные живут как-то странно и дико, на самом деле Розе было не все равно, особенно теперь, когда Вивьен отвлек возрожденный роман с Максом. Вивьен уверяла Розу, что держит его на расстоянии и ни за что не согласится на то, что он предлагает, но даже это обстоятельство вносило ощутимую ноту непостоянства в положение самой Розы, и эта нота постоянно звучала в ее голове в сопровождении барабанной дроби. Мысли о том, что Мэтью вернулся к себе в спальню, а Ласло водворился в ее собственной комнате, были не то чтобы неуютными, но служили постоянным и нежелательным напоминанием, что она слишком зависима и этим вовсе незачем гордиться. Несмотря на нынешнее наличие работы и уже доказанную способность преуспеть на ней — о том, каково ей пришлось бы, если бы работа оказалась ей не по зубам, лучше было даже не думать — и даже несмотря на первые робкие шажки по пути к окончательной выплате долгов, Розу не покидало мрачное ощущение, что она по-прежнему бьется, как рыба об лед. Ей удавалось выдавливать из себя бурную радость в присутствии Кейт или Вивьен, но на них она уже не рассчитывала. Во всяком случае, не больше чем на то, что сейчас все близкие с облегчением и радостью обратятся к ней с просьбой организовать торжественный выход счастливой традиционной семьи на театральную премьеру матери.