Второй пол
Шрифт:
^ Отсюда и та мощь, которой предание наделяет девственниц в ратном деле: вспомним валькирий или Орлеанскую деву.
наиболее часто встречающихся обычаев заключается в том, что девственниц отдают случайным прохожим, либо полагая, что на них не распространяется опасное воздействие маны, предназначенной только для мужчин своего племени, либо вовсе не заботясь о тех бедах, которые могут пасть на их головы. Еще чаще невесту лишает девственности накануне брачной ночи жрец, или врач, или касик, то есть вождь племени; на Малабарском берегу эта операция возложена на брахманов, и они, похоже, занимаются этим без всякого удовольствия и требуют солидного вознаграждения. Известно, что все священные предметы опасны для человека светского, однако посвященные могут иметь с ними дело, ничем не рискуя; а потому понятно, что жрецы и вожди способны укротить зловещие силы, от которых следует беречься супругу. В Риме от этих обычаев осталась лишь символическая церемония: невесту сажали на фаллос каменного Приапа, преследуя при этом двойную цель; увеличить ее плодовитость и обезвредить чересчур мощные, а потому пагубные флюиды, которые от нее исходят. Иногда муж защищается по–другому; он сам дефлорирует девственницу, но обставлено это так, что в критический момент он оказывается неуязвимым; например, он делает
Согласно классическому перевороту в восприятии священных вещей, в менее примитивных обществах девственная кровь становится символом благотворным. Во Франции еще сохранились деревни, где наутро после свадьбы на обозрение родственников и друзей вывешивают окровавленную простыню. А дело в том, что при патриархальном режиме мужчина стал хозяином женщины; и те же самые свойства, которые вызывают страх, когда встречаются в неукрощенных стихиях, становятся ценными качествами для собственника, сумевшего их приручить. Необузданный нрав дикого скакуна, неистовую силу молнии и водопадов человек превратил в средства собственного процветания. А потому и женщину он хочет получить со всем таящимся в ней богатством, нетронутой. Конечно, рациональные мотивы играют определенную роль в том, что девушке предписывается блюсти невинность; как и добродетельность супруги, целомудрие невесты необходимо, чтобы отец не рисковал передать свое имущество чужому ребенку. Но когда мужчина рассматривает супругу как свою личную собственность, требование девственности носит более непосредственный характер. Прежде всего идею обладания никак нельзя воплотить позитивно; на самом деле никто никогда ничего и никого не имел; а потому люди стараются осуществить ее негативно; самый верный способ настоять на том, что некое имущество принадлежит мне, — это помешать другим пользоваться им. Да и потом человека больше всего прельщает то, что еще никогда никому не принадлежало: тогда победа представляется событием уникальным и абсолютным. Первопроходцев всегда манили целинные земли; каждый год кто–нибудь из альпинистов гибнет из–за желания покорить нетронутую вершину, а то и просто из–за попытки проложить новый путь по склону горы; а некоторые любопытные рискуют жизнью, чтобы спуститься под землю и добраться до еще не исследованных пещер. Уже покоренный человеком предмет становится инструментом; потеряв связь с природой, он лишается самых глубинных своих свойств; неукрощенный поток водопада обещает больше, чем вода городского фонтана. Девственное тело свежо, как скрытые источники, бархатисто, как нераскрывшийся бутон на заре, и светится, как жемчужина, не обласканная солнечными лучами. Человек, как дитя, заворожен всеми сумрачными, закрытыми местами, куда никогда не проникал живительный луч сознания, которые ждут, чтобы в них вселили душу; он считает, что все, что ухватил или куда проник лишь он один, на самом деле — его творение. А еще одна из целей любого желания — это потребление желаемого предмета, подразумевающее его разрушение. Разрывая девственную плеву, мужчина владеет женским телом более интимно, чем если в результате проникновения она останется нетронутой; этим необратимым актом он недвусмысленно превращает тело женщины в пассивный объект и утверждает свою власть над ним. Этот смысл в точности выражает легенда о рыцаре, продирающемся через колючий кустарник, чтобы сорвать розу, аромат которой еще никому не ведом; он не только находит ее, но еще и ломает стебель и только тогда завладевает ею. Образ настолько прозрачен, что в народном языке «похитить цветок» у женщины означает лишить ее невинности, и от этого выражения происходит слово «дефлорация».
Но девственность обладает эротической привлекательностью только в сочетании с юностью, иначе тайна ее снова начинает вселять беспокойство. Многие мужчины сегодня испытывают сексуальное отвращение к слишком затянувшейся девственности; на «старых дев» смотрят как на сварливых и злобных матрон, исходя не только из соображений психологического плана. Проклятие заключено в самом их теле, теле, не ставшем объектом ни для какого субъекта, ничьим желанием не превращенном в желанное, расцветшем и увядшем, не найдя себе места в мужском 'мире; не отвечая своему назначению, оно становится странным и нелепым объектом, вызывающим беспокойство, как непередаваемая мысль сумасшедшего, Я слышала, как один мужчина грубо сказал о сорокалетней женщине, еще красивой, но, как предполагалось, девственнице: «Там полно паутины…» И действительно, погреба и чердаки, куда никто уже не заходит и которые никому не нужны, заволакивает нечистая тайна; в них охотно наведываются призраки; покинутые людьми дома становятся жилищами духов. Если только женщина не посвятила свою девственность какому–нибудь богу, ее охотно подозревают в связи с демоном. Девственниц, не покоренных мужчиной, старых женщин, ему не подвластных, охотнее, чем всех остальных, принимают за ведьм; ибо поскольку предназначение женщины — посвятить себя Другому, то, избежав гнета мужчины, она легко может подпасть под влияние дьявола.
Супруга, если из нее изгнали злых духов при помощи обрядов дефлорации или, наоборот, если она чиста благодаря своей девственности, может оказаться желанной добычей. Сжимая ее в объятиях, любовник хочет овладеть всеми богатствами жизни. Она — это вся фауна и вся флора земли: газель, лань, лилия и роза, бархатистый персик, ароматная малина; она — драгоценные камни, перламутр, агат, — жемчуг, шелк, небесная лазурь, свежесть ключевой воды, воздух, пламя, земля и вода. Все поэты Востока и Запада преображали женское тело в цветы, плоды, птиц. Если с этой точки зрения взглянуть на античность, средние века и современную эпоху, получится целая толстая антология цитат. Всем известна «Песнь песней», где возлюбленный говорит возлюбленной: Глаза твои голубиные…
Волосы твои — как стадо коз…
Зубы твои — как стадо выстриженных овец…
Как половинки гранатового яблока — ланиты твои…
Два сосца твои — как двойни молодой серны…
Мед и молоко под языком твоим…
Андре Бретон обращается к этой вечной песни в «Аркане 17»; «Мелюзина в момент второго крика: она явилась из бедер ее, чрево ее — как весь урожай августовской пшеницы, торс ее взмывает ввысь, как фейерверк, из стройного стана, вылепленного по образу ласточкиных крыльев, груди ее как горностаи, плененные собственным криком, слепящие очи огнем раскаленных углей их пламенеющего зева. А руки ее как душа поющих и благоухающих ручьев…»
Мужчина находит в женщине сияние звезды и мечтательность луны, солнечный свет и пещерный сумрак; но женщина — это и цвет дикого кустарника, и горделивая садовая роза. Деревни, леса, озера, моря и песчаные равнины полны нимф, дриад, сирен, ундин, фей. Ничто так глубоко не укоренилось в сердце мужчин, как этот анимизм. Море для моряка — это опасная, коварная, непокорная женщина, которая тем не менее дорога ему, потому что ее трудно укротить. Горделивая, строптивая, девственная и злобная гора — женщина для альпиниста, который с риском для жизни стремится ею овладеть. Принято считать, что такие сравнения свидетельствуют о сексуальной сублимации; однако скорее они выражают изначальное, как само разделение на два пола, родство женщины и стихий. От обладания женщиной мужчина ждет не просто утоления инстинкта; она — наиболее подходящий объект, через который он покоряет Природу. Случается, что эту роль играют другие объекты. Иногда мужчина ищет песчаных берегов, бархатных ночей, аромата жимолости на теле молодых мальчиков. Но телесное овладение землей может осуществиться не только путем полового проникновения. В романе «Неведомому Богу» Стейнбек рисует человека, выбравшего в качестве посредницы между собой и природой поросшую мхом скалу; в «Кошке» Колетт описывает молодого мужа, сосредоточившего свою любовь на любимице кошке, потому что через это дикое и нежное животное он постигал чувственный мир, чего не могло ему дать человеческое тело его подруги. В море или горе Другой может найти столь же полное воплощение, что и в женщине; они оказывают мужчине такое же пассивное и непредсказуемое сопротивление, позволяющее ему осуществить себя; они — отказ, который нужно побороть, добыча, которой нужно овладеть. И если море и гора — женщины, то только потому, что женщина для любовника — тоже море и гора 1.
Но не всякой женщине дано стать посредницей между мужчиной и миром; мужчине недостаточно обнаружить у партнерши половые органы, дополняющие его собственные. Нужно, чтобы она воплощала дивный расцвет жизни и при этом таила в себе ее непостижимые тайны. А потому от нее прежде всего требуется молодость и здоровье, ибо, сжимая в объятиях нечто живое, мужчина окажется во власти его чар, только если забудет, что
Симптоматична фраза Самивеля, приводимая Башларом («Земля и блуждания Воли»): «Эти со всех сторон окружившие меня горы я понемногу перестал воспринимать как врагов, которых надо побороть, как самок, которых надо попирать ногами, как трофеи, которые надо завоевать, чтобы иметь в собственных глазах и в глазах всех остальных доказательство собственной ценности». Амбивалентность отношения гора — женщина устанавливается через идею наподобие «врага, которого надо побороть», «трофея» и «доказательства» мощи.
Та же самая взаимосвязь прослеживается, например, в следующих стихах Сангора: г г —·
Нагая женщина, объятая тьмой женщина!
Созревший плод, чья плоть тверда, экстазы сумрачные черного вина,уста, что сообщили дар поэтический моим устам.
Бескрайняя саванна, чей горизонт так чист, саванна, что трепетать заставил бурей ласк своих восточный ветр.
И: О Конго, лежишь ты на ложе лесном, царица земель африканских покорных.
И твой балдахин поднимают высоко фаллосы гордых утесов.
, «- женщина ты, говорит мне моя голова, и язык говорит мой, и чрево, что женщина ты. f r.
жизнь всегда несет в себе смерть. Он желает большего: ему надо, чтобы возлюбленная его была еще и красива. Идеал женской красоты меняется; но некоторые требования остаются постоянными; например, поскольку предназначение женщины в том, чтобы быть обладаемой, ее телу должны быть свойственны инертность и пассивность объекта. Мужская красота состоит в приспособленности тела к исполнению активных функций — это сила, ловкость, гибкость, это явленная трансцендентность, одушевляющая тело, которому надлежит никогда не замыкаться на самом себе. Женский идеал может оказаться сходным в таких обществах, как Спарта, фашистская Италия, нацистская Германия, где женщина предназначается для государства, а не для личности, где ее рассматривают только как мать и совсем не оставляют места эротизму. Но когда женщина дана во владение мужчине, он требует, чтобы тело ее было представлено исключительно в своей «неподлинности». Ее тело воспринимается не как ореол субъективности, но как нечто увязшее в имманентности; тело это не должно напоминать об остальном мире, не должно обещать ничего, кроме самого себя; ему надлежит возбуждать желание. В самой наивной форме это требование выражается в готтентотском идеале пышнобедрой Венеры, поскольку ягодицы — это часть тела, где меньше всего нервных окончаний, где плоть представляет собой ни для чего не предназначенную данность. Пристрастие восточных мужчин к полным женщинам того же свойства; им нравится абсурдное изобилие разросшихся жировых тканей, не одушевленных никаким проектом, не имеющих иного смысла, кроме того, что они есть l. Даже в цивилизациях с более тонкой чувственностью, где существуют понятия формы и гармонии, груди и ягодицы остаются излюбленными объектами в силу немотивированности, случайности их пышного расцвета. Нравы и мода часто способствовали тому, чтобы лишить женское тело способности к трансценденции: китаянка с перетянутыми ногами едва может ходить, накрашенные ногти голливудской звезды лишают ее рук, высокие каблуки, корсеты, фижмы, панье, кринолины были призваны не столько подчеркнуть линию женского тела, сколько сделать его еще более бессильным. Отягченное жиром или же, наоборот, полупрозрачное, неспособное ни на какие усилия, парализованное неудобной одеждой и правилами благопристойности, оно в самом деле пред-
1«Готтентоты, у которых стеатопигия развита не так сильно и встречается не так часто, как у бушменских женщин, считают такое сложение эстетичным и с самого детства массируют ягодицы своих дочерей, чтобы лучше развить их. Точно так же в некоторых африканских регионах встречается искусственное ожирение женщин, самый настоящий откорм, заключающийся в неподвижности и потреблении в больших количествах соответствующих продуктов, в частности молока. Это также практикуется среди зажиточных арабов и евреев, живущих в городах Алжира, Туниса и Марокко» (L и q и е t. —«Journal de Psychologie», 1934. Les V'enus des cavernes).