Второй пол

де Бовуар Симона

Это вмешательство в целом было второстепенным и эпизодическим. Классы, в которых женщины пользовались некоторой экономической автономией и участвовали в производстве, были угнетаемыми классами, и как работницы женщины были порабощены еще в большей степени, чем работники мужского пола. В правящих классах женщина жила как паразит и в качестве такового полностью подчинялась мужским законам; в обоих случаях возможность действия для нее практически исключалась. Право и нравы не всегда совпадали: и равновесие между ними устанавливалось таким образом, что реально женщина никогда не была свободна. В древнеримской республике экономические условия дают матроне конкретные возможности, но никакой юридической независимости у нее нет; часто так же дело обстоит в крестьянской среде и у мелкой торговой буржуазии; дома любовница–прислуга, в социальном плане женщина — несовершеннолетняя. И наоборот, в те эпохи, когда общество распадается, женщина эмансипируется, однако, переставая быть вассалом мужчины, она теряет и свою вотчину; у нее есть только негативная свобода, которая находит свое выражение лишь в вольном поведении и распутстве, — так было в период упадка Римской империи, в эпоху Возрождения, в XVIII веке, при Директории. Или она находит себе применение, но при этом порабощена; или она освобождается, но не находит себе применения. Следует среди всего прочего отметить, что замужняя женщина всегда имела свое место в обществе, но была абсолютно бесправна, тогда как незамужняя, будь то честная девушка или проститутка, обладала всеми правами мужчины; но вплоть до нынешнего века она была

более или менее исключена из общественной жизни. Такая противоположность права и нравов породила, в частности, любопытный парадокс: свободная любовь не запрещена законом, тогда как супружеская измена является правонарушением; между тем часто «согрешившая» девушка считается обесчещенной, тогда как на похождения супруги смотрят снисходительно; многие девушки с XVII века до наших дней выходили замуж специально, чтобы свободно заводить любовников. При такой замысловатой системе основная масса женщин связана по рукам и ногам — нужны исключительные обстоятельства, чтобы между двумя видами уз, абстрактных и конкретных, смогла пробиться и утвердить себя женская личность. Сравнимые с мужскими деяния совершили лишь те женщины, которые силою социальных установлений были вознесены превыше всех половых различий. Изабелла Католическая, Елизавета Английская, Екатерина Великая не принадлежали ни к мужскому, ни к женскому полу — это монархи. Примечательно, что, утратив социальный смысл, их женственность перестала обозначать неполноценность; в пропорциональном отношении королев, чье царствование считается великим, было намного больше, чем великих королей. Такое же превращение происходит и в религии; Екатерина Сиенская и святая Тереза — это святые души, без учета каких–либо физиологических условий; их мирская и мистическая жизнь, их деятельность и литературные труды достигают мало кому из мужчин доступных высот. Есть основания полагать, что другим женщинам не удалось оставить за собой в мире глубокий след из–за того, что условия жизни не давали им никакой свободы. Их вмешательство почти всегда было негативным или косвенным. Юдифь, Шарлотта Корде, Вера Засулич убивают; участницы Фронды готовят заговор; во время Революции и Парижской коммуны женщины борются бок о бок с мужчинами против установленного порядка; свободе, лишенной права и власти, дозволено бросить все силы на отрицание и бунт, но запрещено участвовать в позитивном строительстве; самое большее, она может окольными путями проникнуть в дела мужчин. К советам Аспазии, г–жи де Ментенон, принцессы дез Урсэн мужчины прислушивались — но надо было, чтобы они согласились их слушать. Мужчины охотно преувеличивают это влияние, когда хотят убедить женщину в ее превосходстве; но на самом деле женские голоса смолкают, как только начинается конкретное действие; женщины могли спровоцировать начало войны, но не могли подсказать тактику ведения боя; на политику они влияли лишь постольку, поскольку политика сводилась к интригам, — истинные же бразды правления миром никогда не были в женских руках; женщины не оказывали никакого воздействия на технику и экономику, не создавали и не разрушали государств, не открывали новых миров. Многие события свершились из–за них, но они были прежде всего предлогом, а не действующими лицами. Самоубийство Лукреции имело чисто символическое значение. Угнетенному всегда позволяется мученичество; во время гонений на христиан, после социальных или национальных потрясений женщинам всегда доставалась роль подвижниц; но никогда еще ни один мученик не изменил лицо мира. Да и манифестации и инициативы женщин приобрели вес, только когда получили эффективное продолжение в виде принятого мужчинами решения. Американки, сгруппировавшиеся вокруг г–жи Бичер–Стоу, сильно всколыхнули общественное мнение против рабства; однако истинные причины войны между Севером и Югом были далеко не сентиментального свойства. «Женский день» 8 марта 1917 года, может, и ускорил наступление русской революции — и все же это мог быть только сигнал. Большая часть женщин–героинь относятся к барочному типу: этакие авантюристки, оригинальные особы, прославившиеся не столько благодаря важности содеянного, сколько из–за исключительности своей судьбы; величие Жанны д'Арк, г–жи Ролан, флоры Тристан, если сравнить их с Ришелье, Дантоном, Лениным, представляется прежде всего субъективным — это скорее образцовые личности, а не исторические деятели. Великий человек вырывается из массы и отдается на волю обстоятельств — женская масса живет в стороне от истории, а обстоятельства для каждой из них — это препятствие, а не трамплин. Чтобы изменить образ мира, нужно прежде накрепко в него врасти; но женщины, накрепко укоренившиеся в обществе, — это как раз те, которые этому обществу покорны. Если только речь не идет о божественном предназначении — а в этом случае женщины ни в чем не уступают мужчинам, — честолюбивая женщина, героиня выглядят диковинными существами. Лишь когда женщины начинают чувствовать себя на этой земле как дома, появляются такие личности, как Роза Люксембург и г–жа Кюри. Они с блеском продемонстрировали, что не неполноценность женщины определила ее ничтожную роль в истории, а ничтожная роль в истории обрекла ее на неполноценность ¹.

Это особенно бросается в глаза в той области, где женщинам лучше всего удалось утвердить себя, — в области культуры. Их судьба была глубоко связана с развитием литературы и искусства; уже у германцев функции пророчиц и жриц возлагались на женщин; а так как женщины выходят за пределы этого мира, именно к ним обращаются мужчины, когда пытаются при помощи культуры перейти границы своего универсума и подступиться к чему–то другому. Куртуазный мистицизм, гуманистическое любопытство, вкус к красоте, развившийся в итальянском Возрождении, прециозность XVII века, прогрессивный идеал XVIII века в разных формах ведут к превознесению женственности. Женщина занимает

¹Примечательно, что в Париже из тысячи статуй (за исключением королев, которые по чисто архитектурным соображениям окружают клумбу Люксембургского сада) только десять воздвигнуто в честь женщин. Три посвящены Жанне д'Арк. Остальные — это г–жа де Сепор, Жорж Санд, Сара Бернар, г–жа Бусико и баронесса де Гирш, Мари Дерезм, Роза Бонёр.

главное место в поэзии, становится центром художественного произведения; располагая большим досугом, она может посвятить себя усладам разума; вдохновительница, судья, аудитория писателя, она становится его соперницей; часто именно благодаря ей берут верх тот или иной вид чувственности, та или иная этика; она питает мужские сердца и тем самым вмешивается и в собственную судьбу: женское образование — это в большей степени завоевание самих женщин. В то же время, если женщины–интеллектуалки в совокупности и играют важную роль, их индивидуальный вклад, как правило, куда менее весом. Женщина занимает привилегированное место в области мысли и искусства, потому что она не участвует в действии; но искусство и мысль черпают жизненную силу в действии. Быть за пределами мира — расположение неблагоприятное для того, кто стремится сотворить его заново; и здесь тоже, чтобы возвыситься над данностью, надо прежде глубоко в ней укорениться. Реализация личности почти невозможна для людей из тех категорий, которые коллективно держат в приниженном положении. «В юбках куда, по–вашему, мы можем пойти?» — спрашивала Мария Башкирцева. А Стендаль говорил: «Все гении, родившиеся женщинами, потеряны для счастья общества». По правде говоря, гениями не рождаются — ими становятся; а положение женщины до сих пор делало это становление невозможным.

Антифеминисты выводят из анализа истории два противоречивых аргумента: 1) женщины никогда не создавали ничего великого; 2) положение женщины никогда не мешало расцвету великих личностей женского пола. В обоих утверждениях чувствуется предвзятость; успехи нескольких удачливых особ не могут ни компенсировать, ни оправдать систематического унижения основной массы; а то, что успехи эти редки и ограниченны, как раз и доказывает, что обстоятельства им не благоприятствуют. Как утверждали Кристина Пизанская, Пулен де ля Барр, Кондорсе, Стюарт Милль, Стендаль, ни в одной области женщина не могла полностью выявить свои возможности. Именно поэтому сегодня многие из них требуют нового статуса; опять же им не нужно, чтобы превозносили их женственность, — они хотят, чтобы в них самих, как и в человечестве в целом, трансцендентность возобладала над имманентностью; они хотят, наконец, получить абстрактные права и конкретные возможности, без совпадения которых свобода — не что иное, как мистификация ¹.

Здесь снова антифеминисты играют на двусмысленности. То, не ставя ни во что абстрактную свободу, они восторгаются огромной конкретной ролью, которую может играть в обществе порабощенная женщина, — чего Же она тогда требует. А то, упустив из виду, что негативная свобода не дает никаких конкретных возможностей, упрекают абстрактно раскрепощенных Женщин, что они никак себя не проявляют.

Сейчас это желание на пути к осуществлению. Но переживаемый нами период — переходный; этот мир, всегда принадлежавший мужчинам, еще в их руках; установления и ценности патриархальной цивилизации в большой степени сохранились. Далеко не везде женщинам предоставлена вся полнота абстрактных прав: в Швейцарии они до сих пор не голосуют, во Франции закон 1942 года в смягченной форме закрепляет преимущества супруга. А абстрактных прав, как мы только что говорили, никогда не бывает достаточно, чтобы обеспечить женщине конкретный подступ к миру; сегодня между двумя полами еще нет подлинного равенства.

Прежде всего бремя семейной жизни для женщины по–прежнему намного тяжелее, чем для мужчины. Мы видели, что зависимость от материнства уменьшилась в результате применения — открытого или тайного — противозачаточных средств; но подобная практика охватывает не всех и соблюдается недостаточно строго; поскольку официально аборт запрещен, многие женщины подвергают опасности свое здоровье неконтролируемыми абортивными действиями или вынуждены сносить тяготы нового материнства. Заботы о детях, как и ведение хозяйства, почти исключительно ложатся на плечи женщины. Во Франции, в частности, настолько прочно укоренилась антифеминистская традиция, что мужчина счел бы для себя унижением принять участие в делах, всегда считавшихся женскими. Получается, что женщине труднее, чем мужчине, сочетать семейную жизнь и работу. В тех случаях, когда общество требует от нее этого усилия, ей живется намного тяжелее, чем ее супругу.

Рассмотрим, например, долю крестьянок. Во Франции они составляют большинство женщин, участвующих в производительном труде; и, как правило, они замужем. Незамужняя на деле чаще всего остается прислугой в доме отца, брата или сестры; хозяйкой дома она становится, лишь признав над собой власть мужа; в разных регионах нравы и традиции отводят ей различную роль: нормандская крестьянка во время трапезы сидит во главе стола, тогда как корсиканская женщина не садится за один стол с мужчинами; но в любом случае, играя важнейшую роль в домашнем хозяйстве, она разделяет с мужем ответственность, интересы, вместе с ним владеет собственностью; пользуясь уважением и держа все в своих руках, она занимает примерно то же положение, что в древней сельскохозяйственной общине. Ее престиж часто равен или превышает престиж мужа; однако конкретные условия жизни ее намного тяжелее. Уход за садом, птичьим двором, овчарней, свинарником всецело ложится на ее плечи; принимает она участие и в тяжелой работе: уходе за стойлами, унавоживании, севе, вспашке, прополке, сенокосе; она копает, выдирает сорняки, жнет, собирает виноград, а порой еще помогает нагружать и разгружать возы соломы, сена, дров и хвороста, фуража и пр. Кроме того, она готовит еду и ведет хозяйство: стирает, зашивает, штопает и т. д. Она несет на себе всю тяжесть материнства и заботы о детях. Она встает на заре, кормит птицу и мелкий скот, подает завтрак мужчинам, приводит в порядок детей и отправляется работать в поле, в лес или в огород; потом идет к источнику за водой, снова подает на стол, моет посуду, опять работает в поле до ужина; после последней трапезы она до поздней ночи штопает, убирается, перебирает маис и т. д. Поскольку даже во время беременности у нее нет времени заняться своим здоровьем, она быстро деформируется, преждевременно блекнет, стареет, поддается болезням. Ей отказано в тех немногих компенсациях, которые мужчина время от времени находит в общественной жизни: он ездит в город по воскресеньям и в дни ярмарок, встречается с другими мужчинами, ходит в кафе, пьет, играет в карты, охотится, ловит рыбу. Она же остается на ферме и вообще не знает досуга. Только зажиточные крестьянки, которые могут взять себе в помощь прислугу, или те, что избавлены от полевых работ, достигают в жизни счастливого равновесия: они пользуются уважением в обществе, обладают дома большим авторитетом и при этом не сгибаются под тяжестью непосильного труда. Однако чаще всего сельский труд низводит женщину до положения вьючного животного.

Положение лавочницы, хозяйки небольшого предприятия во все времена было привилегированным; они единственные, кого законодательство еще в средние века признало правоспособными; бакалейщица, молочница, трактирщица, торговка табаком находятся в равном положении с мужчинами; если они не замужем или овдовели, их торговое дело принадлежит только им; выйдя замуж, они остаются столь же самостоятельными, как и супруг. Они имеют редкую возможность работать там же, где живут, и работа обычно не бывает чересчур обременительной.

Совершенно иначе обстоит дело у рабочих, служащих, секретарш, продавщиц — всех, кто куда–то ходит на работу, Им гораздо труднее сочетать работу специальности с заботами по дому (покупки, готовка, уборка, приведение в порядок одежды занимают по меньшей мере три с половиной часа каждый день и шесть часов в воскресенье; это весьма значительная цифра, если ееприбавить к количеству часов, проводимых на заводе или в учреждении). Что касается свободных профессий, то, даже если женщинам — адвокатам, врачам или преподавателям кто–нибудь помогает по хозяйству, заботы и обязанности, связанные с домашними делами и детьми, весьма обременительны и для них, В Америке работа по дому облегчается техническими изобретениями; зато от работающей женщины требуется, чтобы она элегантно одевалась и хорошо выглядела, и это становится еще одной обязанностью; а за дом и за детей по–прежнему отвечает она. С другой стороны, у женщины, стремящейся стать независимой благодаря работе,. гораздо меньше шансов добиться успеха, чем у ее конкурентов мужского пола. И мужчинам и женщинам одинаково претит быть под началом у женщины; все всегда оказывают больше доверия мужчине; быть женщиной — это если не порок, то, во всяком случае, особенность. Чтобы «преуспеть», женщине желательно заручиться мужской поддержкой. Самые выгодные места, самые важные посты занимают мужчины, Существенно подчеркнуть, что в экономическом плане мужчины и женщины составляют две различные касты ¹.

Сегодняшнее положение женщины определяется тем, что в

намечающейся новой цивилизации упорно сохраняются пережитки самых древних традиций. Именно этот факт недооценивают поверхностные наблюдатели, которые считают, что женщина недостойна предоставленных ей ныне возможностей, или же видят в этих возможностях один лишь опасный соблазн. Истина же заключается в том, что в положении ее нет равновесия, а потому ей трудно к нему приспособиться. Перед женщинами открываются заводы, учреждения, факультеты, однако брак по–прежнему считается для них самым почетным поприщем, освобождающим от всякого прочего участия в общественной жизни. Как и в примитивных цивилизациях, акт любви — это для женщины некая услуга, за которую она имеет право прямо или косвенно брать плату. Везде, кроме СССР ², современной женщине разрешается рассматривать свое тело как капитал, который можно эксплуатировать. К проституции относятся терпимо ³, любовные похождения приветствуются. Замужняя женщина имеет полное право быть на содержании мужа; кроме того, в обществе она наделена гораздо большим престижем, чем незамужняя. Нравы далеко не предоставляют ей сексуальной свободы, равной той, что имеет неже-