Второй после Солнца
Шрифт:
Как любой великий артист, Аркаша работал не для себя, а для поклонников и, конечно, поклонниц. Аркашу проводили овацией, мужчины пожимали ему руку, женщины целовали взасос. Терпеливо выстояв очередь, к Аркаше подошла и Анита со своим Пером. Аркаша зажмурился и вытянул губы для поцелуя.
– Вы должны победить. Желаю вам успеха, – сказал Пер, сосредоточенно глядя мимо Аркаши на пышный медный хвост кобылы Филиппа Четвёртого 15 .
– Как жалко, – вместо поцелуя сказала Анита, – что до Рождества ещё восемь месяцев – восемь месяцев ждать вашего омовения! Ведь вы не
15
Филипп IV – король (1621–1665 гг.) Испании, его конная статуя установлена напротив королевского дворца.
– Я ни за что не лишу вас такого шикарного рождественского подарка – синего, распухшего Кецалькоатля с вывалившимся языком, – пообещал Аркаша, втягивая губы на место.
«Зачем жить на свете, если есть женщина, которая меня не любит? – невесело думал Аркаша, подходя ко дворцу. – Или всё же любит? Нет, любит, конечно! Или не любит?»
В огромном, окружённом цветущими садами, на полкорпуса вросшем в землю королевском дворце располагался штаб второго мадридского корпуса.
– Эй, полковник, это по вашей части, – окликнули Аркашу в штабе. – Мола интересует?
– Как мужчина – не очень, – отвечал Аркаша, – но как объект для возмездия – весьма.
– Тогда радиоперехват – как будто прямо для вас: «Бургосу 16 из Саламанки, первое июня, 20-40: Готовьтесь к встрече Молы. Третьего июня прилетает из Памплоны через Виторию».
– Думаешь, провокация? – спросил Аркаша по-русски.
– Думаю, провокация, – согласился стоящий неподалёку советник штаба И. И. Иванов, известный врагу как Ванино Ванини.
16
Бургос, Саламанка – на тот момент главные фалангистские города.
– А я думаю, нет. Я думаю, генералиссимус Франко тоже не любит генерала Молу – ни как мужчину – да и за что его любить: длинный тощий очкарик, ни как генерала, ни как соперника в борьбе за власть в своём генеральском зверинце. Грех не воспользоваться такой наводкой. В худшем случае потеряете самолёт, меня и пилота, только и всего.
– Что ты замыслил? – спросил Ванини.
– Осталось два дня. Истребитель – итальянский или немецкий, трофейный, я беру на себя, как и всё остальное; вы же мне, главное, самоволку не клейте. Да ещё не сбейте при пересечении линии фронта, а я планирую пересечь её дважды, если вы не против, – сказал Аркаша и изложил свой план.
Достать Молу было удобней из Барселоны, следуя вдоль Эбро. Аркаша срочно вылетел в каталонскую столицу.
Кабина трофейного немецкого бомбардировщика Ю-87 оказалась тесновата для могучего Аркашиного тела.
– Я знаю эти места, – сказал пилот-баск, вовлечённый Аркашей в план мести. – Там между Алкосеро и Кастилом, как раз на полпути от Витории к Бургосу, есть гора, у подножья которой фалангисты хоронят казнённых.
– Классно, – обрадовался Аркаша, – вот там мы его и будем брать – тёпленьким и расслабленным после очередного злодейства.
– Да, там и будем его ждать, будем кружить над горой, пока не кончится горючка, – предложил баск.
– Когда кончится керосин, спикируем на вражеский эшелон, – героическим тоном, как и положено интербригадовцу, контрпредложил Аркаша.
Небо после дозаправки в Лериде было не столь безоблачным, как в июле тридцать шестого, поэтому линию фронта миновали без проблем.
– Где мы? – спросил пилот Аркашу, исполнявшего по совместительству функции штурмана.
– Похоже, пролетели Логроньо. Пора уходить налево, на Санто-Доминго.
Видимость ухудшалась, но долго кружиться им не пришлось.
– Вижу цель! – воскликнул Аркаша, с трудом подавляя волнение. – Уверен, это наш кровник.
– Я тоже её вижу, – сказал пилот. – Атакуем?
– Почему нет? – спросил Аркаша, прилаживаясь к пулемёту.
Подбитый Аркашей со второй очереди самолёт врезался в гору 17 и исчез средь дыма и пламени.
– Один один, – подытожил Аркаша.
– Ты точно уверен, что это был Мола? – спросил баск.
17
Самолёт врезался в гору – 3.06.1937 самолёт с Молой на борту врезался в гору Монте-де-ля-Брухула.
– Да, я не имею привычки ошибаться, – усмехнулся Аркаша, отлипая от пулемёта. – За Гернику!
– За Гернику! – воскликнул баск, разворачивая самолёт.
– Я с детства хотел носить красивую длинную баскскую фамилию со множеством раскатистых «р», – признался Аркаша, когда под ними снова заструилась ленточка Эбро, – но видишь, мой папа был Кецалькоатлем, и я таким же уродился, в папу – ни одного «р».
– Считай, что теперь ты – баск 18 . Выбирай любую фамилию, самую длинную и красивую, и носи на здоровье.
18
Считай, что теперь ты баск – Герника – древний центр баскской культуры, сакральный для басков город.
У Аркаши аж разбежались глазёнки:
– Субисаррета. Или Эчеверрия. Или Астигарравия.
– Носи через чёрточку. Субисаррета-Эчеверрия-Астигарравия-Кецалькоатль, – предложил великодушный баск.
Аркаша всхлипнул от радости.
Горючее кончилось на подлёте к Лериде, провинциальной столице в полутора сотнях километров от Барселоны. Там Аркаша с пилотом провели памятную романтическую ночь.
Утром в Барселоне у кромки лётного поля Аркашу ждала Анита.
Аркаша от удивления чуть не подавился штурманским карандашом: его операция ведь была тщательно засекречена, но решил оставить служебное расследование на потом ради более важного вопроса.
– Тебе невтерпёж утопить меня? – поинтересовался он, пряча улыбку. – Изволь – море рядом. Если совсем невтерпёж – то вот пожарный водоём.
– Я прилетела, потому что захотела прилететь, – виновато улыбнулась Анита, потупив взор.
– Бывает, причём бывает довольно часто. Раз увидев меня, индивид подсаживается, как на иглу, и душа его требует всё новых и новых доз меня, – объяснил Аркаша.
Пустив такую изящную шпильку, Аркаша продолжил в том же игривом духе:
– Ты не знакома с Барселоной? Как, впрочем, и со мной. Я покажу тебе город. Это – мой любимый город. И я покажу тебе себя. Это – мой любимый я.