Второй рай
Шрифт:
Внутри царила кромешная темнота. Говард навел свой фонарик на Флеминга. В желтом свете луча лицо напарника было полностью лишено теней и напоминало слепок примитивной маски. Говард зажмурился, немного напуганный увиденным, ибо в тот момент в лице Флеминга отсутствовали признаки индивидуальности.
– Воздух годен для дыхания, - сообщил Флеминг, мгновенно обретая пропавшую было индивидуальность.
Говард откинул шлем на спину и посветил фонариком вверх. Ему показалось, что массивные стальные стены давят на него. Он пошарил в кармана, отыскал редиску и для поддержания духа отправил ее в рот.
Напарники двинулись дальше.
В течение получаса они продвигались вдоль узкого извилистого коридора, рассекая лучами фонариков тьму впереди. Металлический пол, поначалу казавшийся таким прочным, начал скрипеть и стонать от скрытых напряжений, что довело Говарда до белого каления и нисколько не трогало Флеминга, судя по его виду.
– Скорее всего, это бомбометательная станция, - предположил спустя какое-то время Флеминг.
– Я тоже так считаю.
– Тонны металла, - пнув одну из стен, заявил Флеминг.
– Наверное, придется продать его на металлолом, если, конечно, не удастся сохранить что-либо из оборудования.
– Цена металлолома...
– начал Говард, но в это мгновение под Флемингом открылся люк.
Флеминг провалился так быстро, что даже не успел вскрикнуть. Крышка люка встала на место.
Говард отшатнулся словно от удара. Луч фонарика на миг вспыхнул и погас. Взмахнув руками, Говард замер, не успевая привести в порядок бешеную скачку мыслей. Волна шока медленно отступила, оставив Говарду тупую тяжесть в голове.
– ...сейчас не особенно высока, - закончил он лишенную смысла фразу, все еще не веря тому, что случилось.
Приблизившись к люку, он позвал: "Флеминг!"
Никакого ответа. По телу Говарда пробежали мурашки. Изо всей мочи он заорал: "Флеминг!" Потом выпрямился. Голова болезненно гудела. Говард глубоко вздохнул, развернулся и направился к выходу, стараясь ни о чем не думать.
Однако выхода не оказалось - оплавленные края захлопнувшегося люка еще хранили тепло. Говард с большим интересом исследовал его, щупая, толкая и пиная. Однако после безрезультатных попыток вскоре ощутил давившую на него тьму. Говарда охватило смятение, на лице выступили капельки пота.
– Кто здесь?
– крикнул он в глубину темного коридора.
– Флеминг! Ты меня слышишь? Никакого ответа. И тогда Говард завопил:
– Кто это сделал? Зачем на станции загорались огни? Что вы сделали с Флемингом?
– Помолчал несколько секунд, прислушиваясь, и всхлипнул:
– Откройте! Я уйду и никому не скажу!
Еще немного подождал, направив луч фонарика в коридор, стараясь угадать, что скрывается во тьме, и наконец крикнул:
– Почему вы не открыли пол подо мной?
И тяжело дыша улегся у стены. Однако люк не открылся. Может; - подумал он, - люк открывается автоматически? Эта мысль прибавила ему храбрости. Он сурово сказал себе, что здесь должен быть другой выход. И снова .пошел по коридору.
Спустя час он все еще шел, освещая себе путь фонариком и оставляя за спиной давящую тьму. Он полностью взял себя в руки, и даже головная боль утихла. Говард опять обрел способность рассуждать.
Огни могли зажигаться автоматически, люк тоже, возможно, автоматизирован, а самозадраивающийся вход мог быть простой мерой предосторожности в военное время, чтобы на станцию не проник ни один вражеский агент.
Говард сознавал, что подобные рассуждения не слишком удачны, но лучшего придумать просто не сумел. Ситуация была просто необъяснима. Труп в корабле, мертвая планета... между ними есть какая-то связь. Но какая?
– Говард!
– окликнул его чей-то голос. Он импульсивно отпрыгнул назад, словно случайно коснулся головой провода под высоким напряжением. Головная боль мгновенно возобновилась с новой силой.
– Это я, - сказал голос.
– Флеминг. Говард суматошно светил во все стороны.
– Где? Где ты?
– Примерно футах в двухстах ниже, чем ты, насколько могу это определить, сказал Флеминг. Его голос хрипло разносился по коридору.
– Система передачи звука не очень хороша, но это самое лучшее, чего мне удалось добиться.
Ноги отказывались держать Говарда, и он опустился на пол, испытывая огромное облегчение. Было что-то нормальное в том, что Флеминг находился двумястами футами ниже, и что-то очень человеческое и понятное в несовершенстве звукопередачи.
– Я могу тебя вытащить? Как тебе помочь?
– Никак, - отозвался Флеминг. Его слова сопровождались треском разрядов статического электричества, которое Говард принял за довольное хихиканье. Похоже, у меня осталось не так уж много тела.
– И где же твое тело?
– серьезно поинтересовался Говард.
– Пропало. Разбилось при падении. Но от меня осталось достаточно, чтобы включить в электронную схему.
– Понимаю, - произнес Говард, ощутив необыкновенное просветление в мыслях.
– Теперь ты просто мозг, чистый разум.
– Ну, не совсем, чуть побольше, - возразил Флеминг.
– Меня как раз столько, сколько требуется машине.
Говард нервно хихикнул, представив себе серый мозг Флеминга, плавающий в емкости с прозрачной жидкостью. Выкинув из головы этот бред, он спросил:
– Машине? Какой машине?
– Космической станции. Думаю, это самая сложная машина из когда-либо созданных.
– Но для чего?
– Надеюсь вскоре выяснить, - сказал Флеминг.
– Теперь я ее часть. Или, возможно, она часть меня. Так или иначе, но я ей необходим, потому что она недостаточно разумна. А я ее подпитываю.